Сергей Островой
СТРАСТИ
«Библиотека Крокодила» №7
Москва, Издательство ЦК КПСС «Правда» 1987
К читателю
Так кто же ты? Друг или недруг?
Тут нет середины ни в чём.
Тут либо дремучие недра,
А либо звезда над ручьём.
И стань ты хоть докою ушлым
Иль тем записным знатоком,
Но паче всего равнодушным
Не смей состоять. Ни при ком.
И вот ведь тут чудо какое:
Сейчас ли, а может, в былом,
Лишал ли тебя я покоя
При встрече с добром или злом?
Помог ли бесстрашью? И чести?
Был рядом во время годин?
И верил ли ты, что мы вместе?
Что ты на земле не один?
Ты мой. Хоть великий, хоть малый.
Ты мой. По бытью. По судьбе.
Каким тебя званьем ни жалуй,
А все не по росту тебе.
Так кто же ты? Друг или недруг?
Тут нет середины ни в чём.
Тут либо дремучие недра,
А либо звезда над ручьём...
Мелочь
А в мире нету мелочей.
Всё в счет идёт. Любая малость.
И недосказанность речей.
И пустяковенькая шалость.
И чванство плоского словца.
И запоздалая забота.
И выражение лица,
Когда тебя встречает кто-то.
Всё в счет идёт. Любой зазор.
Всё на свету. Любая мера.
И отведённый лживый взор.
И лживость мнимого барьера.
И опрометчивый приказ.
Жест, обозначенный для вида.
Непозволительный отказ.
И мимолётная обида.
Необязательность речей.
Неосмотрительная шалость.
...А в мире нету мелочей.
Всё в счёт идёт. Любая малость.
Лестница
Лестница, льстивая лестница
Всё мне твердит об одном:
— Я твоя добрая вестница,
Мы с тобой кверху идём.
Мне твои радости дороги.
Что тебя ждёт впереди?
Я тебе под ноги, под ноги,
Ты только кверху иди.
Ты только кверху. Без устали.
Помни на свете одно:
Разум ведёт тебя, чувство ли,
Всё перед ними равно.
Кверху! Всё в мире отмерено.
Кверху! Иди и владей.
Скоро ты будешь уверенно
Сверху глядеть на людей.
Я ведь такая счастливая.
Я ведь с душою. Любя...—
Льстивая лестница, льстивая,
Я ненавижу тебя.
Скольких сгубила ты попусту,
Судеб сломала людских.
Мне и не надо их попросту,
Шатких ступенек твоих.
Тенёта
И грудь на грудь. Глаза в глаза. Воочью.
А не удар из-за угла. И ночью.
И не слушок липучий. Заугольно.
А говори в глаза. Хоть будет больно.
Всё, что ты знаешь, прямо мне скажи.
Худая правда лучше всякой лжи.
А ты тайком плетёшь свои тенёта.
Всё норовишь ещё схватить кого-то.
Накликать горе. Опоясать злом.
А самому остаться за углом.
Ты нетопырь. Ты чёрная морока.
И всё-то ты ни близко, ни далёко.
Хоронишься в запечном тайнике
С намыленной удавкою в руке.
Ты оборотень. Всё в тебе фальшиво.
А людям улыбаешься красиво.
Желаешь им здоровья. И добра.
Спешишь сказать: — Ни пуха ни пера!
А сам в ночи плетёшь свои тенёта,
Чтобы тайком ещё схватить кого-то.
Страсти
Войду в твои ворота я
И слышу за версту,
Как сплетня большеротая
Кричит:
— Ату! Ату!
Зайдясь от гнева шалого,
Как спущенный с цепи,
Большой молотит малого:
— Терпи, — кричит, — терпи!
Мне пуще ненавистного
Тот пухлый каравай,
Что жрёт бездельник истово:
— Давай, — кричит, — давай!
Готовясь к бою важному,
Я слышал, ей-же-ей,
Как трус кричит отважному:
— Смелей давай, смелей!
И для покоя вящего
Кричит в крутые дни
Лентяй на работящего:
— Гони давай, гони!
Страстей цветное крошево
Кипит в людском котле...
И все-таки хорошего
Пребольше на земле!
Kлоун
Утром акробата хоронили.
На поминках пили. Ели лук.
И остался ночью на могиле
Рыжий клоун. Неразменный друг.
Он ещё не стёр свои румяна.
Мял в руках потёртый шапокляк.
Старый донкихот из балагана.
Пёстрый, размалёванный добряк.
Скоро жизнь пройдёт, а вспомнить нечем.
Ни жены. Ни славы. Ни утех.
Но ведь это счастье — каждый вечер
Выпускать на волю чей-то смех.
Не зверей из клеток. Белых. Бурых.
А счастливый смех. До слёз. До дна.
Чтобы никаких дорожек хмурых
Не вела морщинка ни одна.
Чтобы смех — лихой солдат успеха —
Отводил бы души от забот.
Говорят, одна минута смеха
Удлиняет жизнь на целый год.
Если все собрать минуты эти
В длинный-длинный клоунский мешок,
Жил бы клоун дольше всех на свете,
Жизнь не разменяв ни на вершок.
Громко бьётся клоунское сердце,
Будто он ступает по горе.
...Акробаты падают с трапеций.
Клоун
умирает
на ковре.
Гитара
Терпеливица гитара.
Полушёпот... Полувздох...
То ли бредит бочкотара.
То ли дрозд в саду издох.
