Когда приговор был объявлен и Шадраха, молившего о пощаде и пытавшегося обнять наши ноги, увели, все собравшиеся, чтобы присутствовать на суде и увидеть нас, чужестранцев-язычников, разошлись. Членов Малого Совета Македы (назовем его так) вызвали по именам и предложили им приступить к исполнению своих обязанностей. Когда все они собрались, нас троих попросили приблизиться и сесть вместе с членами Совета.
Наступило молчание, и, зная заранее, как мне себя вести, я приблизился и положил перстень Царицы Савской на подушку, которую держал один из придворных Македы.
Он подал перстень правительнице абати.
— Дочь Царей, — сказал я, — прими обратно этот древний знак твоего доверия ко мне. Знай, что с его помощью я убедил предпринять путешествие моего брата, которого взяли в плен фенги, — ученейшего человека во всем, что касается старины, — ас ним вместе и капитана Орма — он стоит перед тобой — и его подчиненного, воина.
Она взяла кольцо в руки, осмотрела его и показала нескольким священнослужителям, подтвердившим его подлинность.
— Хотя я и отдала его с сомнением и страхом, священный перстень сослужил мне хорошую службу, — произнесла она, — и я благодарю тебя, врач Адамс, за то, что ты в целости вернул его моему народу и мне.
Потом она снова надела кольцо на палец, с которого сняла его, отдавая много месяцев назад мне.
Первая часть церемонии закончилась.
Теперь один из придворных крикнул:
— Вальда Нагаста говорит!
И все повторили за ним:
— Вальда Нагаста говорит! — и замолчали.
Обращаясь к нам, Македа заговорила своим нежным и приятным голосом.
— Чужестранцы с Запада, — начала она, — выслушайте меня. Вам известны наши отношения с фенгами: они окружают нас и мечтают истребить или превратить в рабов. Я взываю к вашей помощи, чтобы уничтожить священного идола фенгов. По древнему прорицанию, говорят они, если их идол будет разрушен, фенги покинут эту страну.
— Прости меня, о Дочь Царей, — прервал ее Орм, — но ты, верно, забыла, что не так давно Барунг, султан фенгов, заявил, что даже в этом случае его народ останется здесь, чтобы отомстить за своего бога, Хармака, и что из всех абати он оставит в живых только тебя одну.
Когда он произнес эти зловещие слова, все присутствующие в страхе зашептались, но Македа лишь пожала плечами.
— Я только передала вам древнее пророчество, — возразила она. — Если этот злой дух Хармак погибнет, фенги, я думаю, последуют за ним. Иначе зачем бы они стали приносить жертвы богу землетрясения, который почитается ими как злой бог, чьего прихода надо страшиться? И когда около пяти столетий назад землетрясение разрушило часть потайного подземного города в горах, который я вскоре покажу вам, зачем бежали они из Мура и поселились на равнине, чтобы, по их словам, защитить своего бога?
— Не знаю, — ответил Оливер. — Если бы здесь был наш брат, которого фенги взяли в плен, он, быть может, сказал бы нам это, потому что профессор Хиггс многое знает о верованиях идолопоклоннических диких народов.
— Увы, о сын Орма, — с грустью промолвила Македа, — по вине предателя, которого мы только что осудили на смерть, его нет с нами. Но, быть может, даже и он не смог бы объяснить нам все это. Во всяком случае, в это прорицание фенги верят уже много лет, и поэтому мы, абати, хотим разрушить идола, в жертву которому были принесены столькие из нас, будучи отданы на растерзание священным львам. Теперь я спрашиваю вас, — и она наклонилась к Орму, — сделаете вы это для меня?
— Скажи им про награду, племянница, — грубо вмешался Джошуа, увидев, что мы колеблемся, — я слышал, что язычники с Запада очень алчные люди и готовы на все ради золота, которое мы презираем.
— Спросите его, капитан, — воскликнул Квик, — презирают ли они также землю, потому что вчера вечером я сам видел, как один из них едва не перерезал другому горло из-за клочка земли размером с собачью конуру.
Орм с удовольствием задал этот вопрос Джошуа, которого очень не любил, и часть членов Совета, не принадлежавших к партии принца, заулыбались или даже стали громко смеяться, а серебряные украшения на платье Македы начали покачиваться, как будто бы и она тоже засмеялась под своим покрывалом. Тем не менее она сочла неблагоразумным дать Джошуа возможность ответить Орму (если бы он даже и мог), и сделала это за него сама.
— Друзья, — сказала она, — мы придаем мало значения золоту, потому что мы отрезаны от всего мира и нам не с кем торговать. Если бы дело обстояло иначе, мы так же ценили бы его, как все другие люди, и так и будет, когда мы избавимся от осаждающих нас врагов. Поэтому мой дядя просто не прав, выставляя как добродетель то, что всего лишь следствие необходимости, тем более что, как сказал ваш подчиненный, — и она указала на сержанта Квика, — наш народ заменил золото землей и готов поплатиться жизнью, лишь бы добавить себе еще земли, хотя бы у него ее было вполне достаточно.
— Так, значит, язычники не требуют никакой платы за свои услуги? — насмешливо произнес Джошуа.
— Ни в коем случае, принц, — живо возразил Орм, — мы искатели приключений, иначе зачем бы нам вмешиваться в вашу ссору (он подчеркнул слово «вашу») с правителем, который, пусть он дикарь, кажется человеком, обладающим рядом таких достоинств, как, например, честь и отвага? Раз мы рискуем жизнью и исполняем свое дело, мы можем получить за это все, что нам причитается. С какой стати нам отказываться от награды, когда некоторые из нас бедны, а у того нашего брата, который приговорен к смерти в честь Хармака из-за предательства посланных за ним людей, есть родственники на Западе, бедные люди, которых следует вознаградить за утрату близкого?
— В самом деле, с какой стати? — воскликнула Македа. — Слушайте, друзья! От своего имени и от имени всех абати я обещала дать вам столько верблюдов, нагруженных золотом, сколько вы можете увести с собой из Мура, и раньше, чем кончится сегодняшний день, я покажу вам это золото, если вы решитесь пойти со мною туда, где оно скрыто.
— Сначала дело, плата потом, — заявил Орм. — Скажи нам, Дочь Царей, что мы должны сделать?
— Вы должны поклясться, что в течение года, начиная с сегодняшнего дня, будете служить мне, сражаться за меня и подчиняться всем моим законам, неустанно добиваясь того, чтобы разрушить идола Хармака вашими западными уловками с оружием, а тогда вы будете вольны отправиться куда угодно с вашей наградой.
— А если мы поклянемся, госпожа, — спросил Оливер, подумав, — каково будет наше положение на твоей службе?
— Ты будешь руководить всем тем, что относится к данному делу, о сын Орма, — ответила она, — а твои товарищи будут подчинены тебе и займут то положение, которое ты назначишь им.
При этих словах со стороны одетых в кольчуги военачальников абати донесся недовольный ропот.
— Неужто нам придется слушаться этого чужестранца? — от имени всех выступил Джошуа.
— Во всем, что касается этого дела, как я уже сказала. Разве вы умеете обращаться с производящими огонь и гром предметами? Разве трое из вас могли бы удерживать ворота Хармака против целого войска фенгов и потом заставить их высоко подпрыгнуть в воздух?
Она посмотрела на военачальников, но кругом царила мертвая тишина.
— Вы молчите, так как вам нечего ответить, — продолжала Македа. — Поэтому будьте довольны, что можете временно послужить под началом людей, которые обладают знаниями и могуществом, недостающих вам.
Ответа опять-таки не последовало.
— Госпожа, — обратился к ней Орм в воцарившейся тишине, — ты была так добра назначить меня начальником твоих воинов, но будут ли они слушаться меня? И кто такие твои воины? Все ли мужчины абати носят оружие?
— Увы, нет! — остановилась она на этом последнем вопросе, потому, быть может, что не в состоянии была ответить на первый. — Увы, нет! Прежде это было не так, и тогда мы не боялись фенгов. Но теперь никто не желает быть воином. Они говорят, что это отрывает их от обычных занятий и любимого дела; они говорят, что не могут тратить на это время в молодости; они говорят, что унизительно для человека исполнять распоряжения того, кого назначили начальником над ними; они говорят, что война — это варварство и что ее нужно искоренить… А все это время отважные фенги ждут момента, чтобы перебить всех мужчин абати, а из женщин сделать рабынь. Только самые бедные да те, которые совершили какое-либо преступление, соглашаются служить в моем войске. Вот поэтому-то абати обречены на гибель. — И, откинув свое покрывало, она внезапно разрыдалась перед всеми нами.
