– Вот дура-баба! – вдруг услышала она хриплый мужской голос за спиной. – Ты чего на мосту врастопырку стоишь и по сторонам не смотришь, растудыть твою налево?! Аль не видишь – люди тут никак разъехаться не могут…

Аржанова обернулась.

Огибая огромный обоз с дровами, что застрял на мосту, на нее двигались лошади, запряженные цугом в богатую карету. На переднем коне сидел берейтор в куртке, расшитой галунами. Это он кричал ей и изо всех сил натягивал поводья, чтобы удержать могучего скакуна. Она отпрянула в сторону, но экипаж уже замедлял ход и остановился рядом. Берейтор, увидев ее лицо, расплылся в улыбке, снял опушенную мехом шапку и даже поклонился:

– Прости, девица-красавица, за грубое слово! О чем замечталась, о чем задумалась, милая?

– О женихе, конечно, – ответила она.

– А хорош ли твой жених?

– Да вроде тебя. Добрый малый и руками подковы гнет…

Для пеших прогулок по Невскому Анастасия выбирала совсем другую одежду. Шубу, крытую бархатом, и парижскую шляпку со страусовыми перьями, она заменяла простым казакином на вате и цвета немаркого – земляного с серым, а на голову по-деревенски повязывала большой шерстяной платок, в руки брала берестяную корзину с крышкой.

В таком виде она очень походила на мастерицу из модного ателье, отправленную хозяйкой к знатной заказчице, или на работницу из кондитерской, которая, пользуясь обеденным перерывом, выбежала из заведения по каким-то своим делам. Молодых женщин подобного типа в этот час на главной столичной улице было много, и вдова подполковника Аржанова, не выделяясь среди них, могла спокойно осматривать красоты архитектуры.

Умение изменять свой облик пришло к ней не так уж давно. В Крым она ездила еще под собственной фамилией и была там тем, кем, в сущности, тогда и являлась, – беспечной путешественницей, молодой особой, отмеченной благорасположением губернатора Новороссийской и Азовской губерний светлейшего князя Потемкина. Григорий Александрович и уговорил ее совершить эту поездку, которая на самом деле стала экзаменом для вдовы подполковника Аржанова.

В Вену Анастасия отправилась с паспортом Амалии Цецерской. Эту женщину в секретной канцелярии Ее Величества «придумали» специально для Отто Дорфштаттера, ориентируясь на особенности его характера, привычек и пристрастий.

В течение подготовки к операции «ПЕРЕБЕЖЧИК» она вживалась в образ польской дворянки, весьма легкомысленной поклонницы изящных искусств, мечтающей о карьере художницы. Сейчас Аржановой говорили, что перевоплощение прошло блестяще. Она поверила в свои силы и находила удовольствие в том, чтобы примерять новые личины. В данном случае – девушки-работници из городского предместья.

Так что разговор с берейтором продолжался в том же духе и немало забавлял Анастасию. Она кокетничала с ним по-крестьянски и старалась воспроизвести особенности речи своей героини с наибольшей точностью. Берейтор поддался обаянию милой девушки и собирался пригласить ее на свидание. Окончанию беседы помешал Потемкин. Он сидел в карете и нечаянно бросил взгляд в окно, любопытствуя, о чем это так долго между собой болтают слуги. Анастасию он узнал не сразу, но все-таки узнал. Открыв дверцу, губернатор Новороссийской и Азовской губерний выглянул из экипажа и в изумлении задал вопрос:

– Кажется, госпожа Аржанова собственной персоной?

– Угадали, ваша светлость, – она присела перед ним в реверансе.

– Что вы тут делаете?

– Гуляю.

– Эти прогулки, ваше высокоблагородие, мне совсем не нравятся.

– Почему, Григорий Александрович?

– Дважды я посылал нарочного за вами, и все – безрезультатно, – сердито сказал Потемкин. – Из дома корабельного мастера Немцова на Английской набережной вы съехали внезапно. На Невском проспекте в особняке архитектора не появляетесь по полдня и более. Нанятой вами привратник-чухонец не отвечает на вопросы. Что это значит, душа моя?

– Абсолютно ничего, ваша светлость.

– В таком случае садитесь в карету. Я еду в Аничков дворец обедать. Уж одна тарелка супа и сухая корочка хлеба для вас там найдутся.

– Премного благодарна.

– Эй, Степан! – светлейший обратился к одному из двух ливрейных лакеев, стоявших на запятках кареты. – Помоги госпоже подполковнице сесть в экипаж…

При словах «госпоже подполковнице» на широкой физиономии Степана отразилось удивление, хотя этот разговор все слуги слушали внимательно и рассматривали Анастасию с интересом. Лакей тут же спрыгнул на землю, откинул каретную лесенку и подал прекрасной мастерице с Невского руку в желтой кожаной перчатке. Аржанова, прижимая к себе берестяную корзину, поднялась в экипаж, который из-за больших колес и рессор казался плывущим высоко над землей.

Степан, захлопнув дверцу, вернулся на запятки. Кучер ухмыльнулся и щелкнул кнутом. Берейтор водрузил шапку на прежнее место и озадаченно почесал в затылке: чего только не случается на Невском проспекте в погожий февральский день при солнце, выходящем в зенит из сплошных облаков…

Про сухую корочку хлеба светлейший, конечно, пошутил. Обед его был превосходным. Густой наваристый украинский борщ, который полюбился Потемкину с тех пор, как запорожские казаки приняли его в свой Кущивский курень под именем Грицько Нечесы. Затем – классическое русское второе блюдо: бараний бок с рассыпчатой гречневой кашей. За ним следовал кисель из местной ягоды морошки. Но вино, по желанию хозяина, они пили одного сорта: белое сухое, с тонким вкусом, слегка отдающим полынью.

– Рейнское? – спросила Анастасия.

– Нет, – ответил князь.

Он уже отправил лакеев восвояси, сам налил вино в бокалы, поднял свой повыше, любуясь. Напиток искрился и играл чистыми красками.

– Я думал, вы узнаете его, – заговорил Потемкин. – Такие вина делают у нас только в одном месте. Это – Крым. Две бочки мне недавно прислал в подарок светлейший хан Шахин-Гирей, ваш добрый знакомый.

Поперхнувшись, Анастасия быстро поставила на стол недопитый бокал и прижала салфетку к губам.

– Что с вами, Анастасия Петровна?

– Не очень-то приятные воспоминания, ваша светлость.

– Да полноте, душа моя! – Потемкин нахмурился. – Просто тогда вы были новичком. Тем не менее, секретная канцелярия оценила положительно практически все ваши действия…

– Сейчас я многое сделала бы иначе.

– Нисколько в том не сомневаюсь.

– Вы говорите правду? – она подняла на него испытующий взгляд.

– Да! – князь допил вино. – Надо лишь не забывать, что разведка – древнейшее ремесло и доныне является самым неопределенным, изменчивым и крайне трудным делом, равно, как и его продукция. Сбор сведений – только начальный этап. Еще важнее – оценка их достоверности, осмысление того, насколько новые факты вписываются в общую картину, составленную ранее… Это – как мозаика, а мозаичные панно, вы знаете, с близкого расстояния и рассмотреть-то порой невозможно. Если же значимость информации определена, то нужно действовать. Разведчик не может быть пассивен…

С какой стати губернатор Новороссийской и Азовской губерний начал читать ей эту просветительскую лекцию, Аржанова не понимала. Но давнее ее желание исполнилось. Она находилась в Аничковом дворце, сидела за одним столом со своим возлюбленным и смотрела в окно с ажурным переплетом на Невский проспект. Серое балтийское небо постепенно темнело. Их трапеза чрезмерно затянулась, однако светлейший, видимо, никуда не спешил сегодня. Это было так необычно для него, всегда занятого важными государственными делами.

Впрочем, в сентябре 1780 года среди новостроек Херсона, между поездками на Днепровский лиман и спуском на воду первого на Черном море российского фрегата «ФЛОРА», князь все-таки выкраивал время для встреч с вдовой подполковника Ширванского пехотного полка Аржанова. Она обратилась в его канцелярию с прошением о назначении ей пенсии за мужа, погибшего в бою. Свободное время выпадало у светлейшего не только днем, но и ночью. Особенно приятно оно проходило в спальне его высокопревосходительства, где уже протапливали печь с голубыми изразцами, где на окнах висели темно-голубые бархатные шторы, а на полу лежал того же цвета роскошный персидский ковер…