- А, да. Отоспаться, думал, сходить. Да и дом проведать – времена, сам знаешь, какие сейчас.
Вадим кивнул.
- Так может, я тогда завтра зайду? Чего тебя сегодня напрягать.
- Нет, раз уж зашел, говори, чего стряслось, – Григорий Викторович изобразил на лице некое подобие на улыбку. – Как говорится, чем смогу – помогу.
- Да тут фигня! – Вадим сплюнул в окно, почесал гладко выбритый подбородок. – Достали уже названивать из других отделов.
- По поводу чего? – насторожился следователь.
- Так ты, Виктрыч, сам распорядился, чтобы всякую собачатину нам сливали. Вот другие отделы и наглеют теперь, чтобы от волокиты лишней отделаться! Из-за пойманных организаторов собачьих боёв, вся эта дрянь, всплывшая вокруг их деятельности, на слуху постоянно, а газетчики только масла в огонь подливают! Так и норовят каждую «утку» через жопу вывернуть, чтобы народ поосновательнее запугать. Писаки недоделанные. Кто тут захочет, сам знаешь, какое место подставлять!..
- Так в чём дело-то?
- Да тут весь день какая-то полоумная консьержка с Братиславской названивает! Уже всю дежурку построить успела. Каким-то там оркестрантом сраным прикрывается – якобы он кого-то знает на самом верху. А эти черти, из тамошнего райотдела, всё нам сплавляют! Вот я и зашёл спросить, чего делать-то... Ехать туда или ну их всех? Конец рабочего дня, как-никак.
- И что, конкретно, она говорит?
- Там, короче, многоэтажка полупустая...
- Развалины?
- Да нет! – Вадим через силу прикончил сигарету и стрельнул окурком в окно.
Внизу недовольно загалдели.
- Да пошли вы! – прикрикнул Вадим, продолжая: – Наоборот, новостройка. Там новый жилой комплекс возводят – ну эти, современные, с парковками, заборами и пр. Каланча, одним словом. В общем, всякие ипотечники – у кого неминучее – прямо так и въезжают, в недостройку.
- Как это?
- Ну, как... Просто. Оформил сделку – и въезжай. Дом ко всему подключен: живи, не хочу. Да суть не в этом!
- Так-так, продолжай, – кивнул Григорий Викторович, прикуривая очередную сигарету.
- Не частишь?
- Нет, я свою норму знаю.
- Смотри, моё дело предупредить. Так вот, эта бабенция утверждает, что в одной из квартир закрыта зверюга.
- Зверюга?
- Да, так и говорит! – Вадим с чувством выдохнул, покачал головой и принялся потрошить свой «Уинстон». – Бультерьера там на день заперли, а он теперь, видите ли, воет на весь дом – крови так просит. Ну не идиотизм ли?..
- Совсем нет, – просипел Григорий Викторович, отчего Вадим недовольно фыркнул.
- Да, действительно, Виктрыч, двигай-ка ты лучше домой, отдохни. А я уж, так и быть, съезжу туда, осмотрюсь. Хозяева как раз, наверное, уже с работы вернулись. Припугну их немного, чтобы впредь неповадно было чудить.
- Нет, не нужно туда ездить, – Григорий Викторович резко поднялся, прошагал к столу. – Микрорайон Братиславский, говоришь?.. – Он склонился у стола, выдвинул массивный ящик, заваленный до краёв серыми папками.
- Ну да, – кивнул ничего не понимающий Вадим и поспешил за собеседником.
- Помнишь того парня, что на «Митсубиши» под товарняк заехал? – спросил Григорий Викторович, выуживая из ящика тетрадные страницы, исписанные ровным почерком.
Вадим задумчиво кивнул, присел на край стол.
- Как не помнить. Ты меня ещё просил его окружение «пробить».
- Да я и сам кое-кого «прощупал», – Григорий Викторович выпрямился, задвинул коленом ящик. – Интересные они все какие-то. Скрытные больно. Или и впрямь ничего не знают, или темнят не по-детски. А, может, и боятся кого...
- Так надавить надо. Тебе что-то конкретное узнать от них нужно?
- Да бог с ними. Ты ведь говорил, что у этого парня брат есть... – И Григорий Викторович протянул лист блокнота.
- Точно! – Вадим хлопнул себя ладонью по лбу. – А я всё голову ломаю, чего адрес такой знакомый! Он ведь туда и переехал с семьёй, как раз в эту чёртову новостройку. Вот это я ступил, каюсь! – Вадим покачал головой, вернул бумажку.
Григорий Викторович присел в кресло, изничтожил в пепельнице очередной окурок.
- И что думаешь делать? – спросил Вадим.
- Интересно как всё складывается... – размышлял вслух Григорий Викторович, никак не реагируя на сидящего напротив опера. – Брат, вот этот, переехал перед самой трагедией... Теперь собака бойцовой породы всплыла... Чего-то тут неясное творится. А дело, между тем, закрыли.
- Думаешь, серьёзный кто замешан?
- На собаках? – Григорий Викторович помассировал виски, снова потянулся к пачке, которую продолжал сжимать в свободной руке. – Даже не знаю. Тут надо поразмыслить, как следует...
- Так где же собака зарыта?
Наступила пауза. Вадим чесал нос, сидя на столе, а его собеседник только тяжело вдыхал мрачную атмосферу кабинета, густо перемешавшуюся с осенней промозглостью.
- Так что мне с адресом делать? – спросил, зевая, Вадим. – Виктрыч, ты спишь, что ли уже?..
- А?
- Я говорю, спишь, что ли уже? Чего мне с адресом делать?
- С каким адресом?
Вадим указал пальцем на лежавший посреди стола тетрадный лист.
- Она ведь не угомонится, это деятельница телефонная!
- Ничего, я сам туда зайду, – Григорий Викторович резко поднялся из-за стола. – Заодно, прогуляюсь перед сном.
- Уверен?
- А то! Мне всё равно по пути, – следователь открыл дверку допотопного шкафа и вынул из его пропахших нафталином недр плащ. – А ты домой ступай. Пивка...
- Да, это можно, – кивнул Вадим. – Спасибо что прикрываешь.
- Так это же по моей прихоти всё. Никак не успокоюсь на старости лет, вот и копаюсь во всякой дряни.
- Ладно, до завтра тогда. Если всё же кого прижать потребуется, говори, не стесняйся.
- Обязательно, – Григорий Викторович пожал протянутую ладонь и закрыл окно.
2.
Марина стояла на крыльце, ощущая себя злобной летучей мышью, – поясница затекла, плечи болели из-за неимоверного напряжения, лопатки упёрлись в стречевую кофточку, стремясь прорваться наружу, минуя мышцы, кожу и ткань, чтобы породить на свет божий что-то не от мира сего. Перед глазами клубилась серая мгла; она приползла с той стороны реки и решительно раскачивалась из стороны в сторону, как на качелях. Складывалось ощущение, будто за непроглядной пеленой повисла незримая рука, что игриво манит к себе изогнутым когтем, терпеливо выжидая момент, когда можно будет пробить тонкую грань реальности, схватить и утащить вовеки веков на другой берег.
«Вот были бы крылья, – думала Марина, обнимая трясущимися руками худые плечи, – точно бы улетела! Ещё тогда, давным-давно, когда погибла подружка. Чтобы не видеть и не слышать последовавшего затем ужаса. Чтобы не чувствовать мрак внутри головы! Чтобы не попадать всякий раз в подчинение злу. Но, к сожалению, низвергнутым крылья может дать лишь дьявол. А улететь и впрямь возможно, достаточно этого просто сильно захотеть. Только какова будет плата за приобщение к неведомому? Кажется, я утратила смысл. Точнее моя сущность, наделённая плотью».
Марина считала себя именно такой: потерянной, выпотрошенной, обречённой. Оболочкой, что наполнена чем-то чуждым этому миру.
«Оно явно не земного происхождения – я уяснила это ещё в детстве. Именно тогда оно завладело частичкой моего сознания; ныне же и вовсе пытается проникнуть в душу, пожирая чувства с лёгкостью космической бездны! А потому, если в один прекрасный день за моей спиной и зашелестят крылья, то это будут мерзкие перепонки, какими машет в ночи невидимая глазу летучая мышь».
Марина обречённо вздохнула. На секунду ей показалось, что всё надуманное за сегодняшний день, и впрямь может во что-то вылиться. В смысле, обрести реальную платформу, на базе которой состоится финальная битва добра со злом. Только вот чьей стороны придерживается она сама?.. Во что верит? Верит ли хоть во что-нибудь?!
«Придётся сделать выбор, как бы сложно это ни было. Иначе и впрямь утратится смысл всего происходящего. А без него зачахнет и жизнь».