Когда по неровным каменным ступеням он проследовал в сад и ветки разросшихся кустарников стегнули его по ботфортам, Карл невольно приостановился. Парк был столь тих, мрачен и неухожен, что у Карла Стюарта возникло впечатление, будто он попал в девственный лес. Вокруг, склоняясь друг к другу, стояли буки с белыми обнаженными сучьями. Ясень и тис почти срастались кронами, еле давая проникать свету, так что старая аллея, сузившаяся до размеров простой тропы, была едва видна. Карл стоял, замерев, и, когда над головой прозвучал жалобный крик совы, он вздрогнул и хотел было вернуться, но тут же посмеялся над собой.

Он шел довольно долго. Вдруг деревья расступились, и король оказался на открытом пространстве перед блиставшим в свете луны водным зеркалом.

В душе Карла всегда боролись циник и романтик, и первый зачастую преобладал над вторым. Но сейчас Карл ощущал чуть ли не вдохновение. Как зачарованный, он глядел на открывшийся вид. Озеро, заросшее по краям ряской, посередине искрилось лунным серебром. Плакучие ивы обрамляли его, опустив к лепечущей воде свои ветви, и на противоположной стороне темнели живописные руины старых готических построек. Легкие и воздушные, они светились проемами окон, тянули к небу свои тонкие башенки. Они были столь красивы, что становилось ясно, почему их не тронули новые владельцы Сент-Прайори. Длинная галерея вела к ним, проходя над узким заливом озера. А за руинами виднелась еще одна, стоявшая чуть поодаль, постройка – старая романская башня, приземистая и очень широкая, со старинным зубчатым парапетом наверху. Она была столь древней, что казалась старой рядом с руинами, и если и сохранилась, то лишь благодаря монолитной толще стен.

Карл хотел подойти ближе, но едва он двинулся вдоль озера, как оказался в зарослях крапивы и сердито зашипел, тряся обожженной кистью.

– Зуд скоро пройдет, – раздался рядом негромкий голос. Карл резко повернулся, вздрогнув от неожиданности, и тут же смешался, что выказал испуг при молодой девушке.

Рэйчел стояла неподалеку среди огороженных дорожками грядок и спокойно глядела на него.

– Будь сейчас посветлее, я бы нашла для вас щавелевый лист, чтобы вы потерли больное место. Удивительно, как скоро щавель снимает зуд крапивы.

– О, какие пустяки, – произнес Карл, выходя из зарослей и приближаясь к ней. – Сейчас вы, наверное, начнете журить меня, что я в одиночку разгуливаю по вашим владениям.

– Отчего же? Вы – гость. Правда, если бы вы вышли несколько позднее…

– Знаю, знаю. Ваши свирепые псы. Но часы находятся как раз напротив моего окна, а я слышал, что собак спускают лишь в полночь. К тому же я видел, как вы спустились в парк, а перед этим и ваш слуга, мистер Патрик, прошел куда-то в эту сторону. Видимо, в Сент-Прайори сейчас самое время для вечерних прогулок. Кстати, ваш управляющий нес узелок. Вы не знаете, для чего?

– Узелок? – голос Рэйчел был спокоен: ни особого волнения, ни любопытства. – А, наверное, это для ланей. Несколько из них обитают в парке и стали совсем ручными. Их всегда чем-нибудь угощают.

Она склонилась, стряхивая с листьев ночную влагу в кубок. Пояснила:

– Сейчас самое время собирать росу. Она помогает при подагре, которой страдает дядя Энтони.

Она выпрямилась. В лунном свете она вдруг показалась Карлу невероятно красивой. Ночь красила ее, это была ее стихия. Сейчас ее кожа казалась скорее бледной, чем смуглой, а глаза – особенно большими и темными. Они, словно отражая сияние ночи, блестели дивным огнем. Необыкновенно прелестно выглядели эти пышные завитки волос: легкие и пушистые, они обрамляли ее лицо, как некое темное облако. Рэйчел притягивала Карла, и он захотел обнять этот тонкий стан, но что-то его точно сдерживало. Почему-то он вспомнил, как утром в церкви ее назвали ведьмой, а потом этот взгляд за столом, от которого ему стало не по себе. Да, в этой девушке было нечто колдовское.

И все же Карл не смог сдержать комплимента.

– У вас удивительно красивые волосы, мисс Рэйчел. Жаль, что вы днем прячете их под чепец.

– Так принято, – тихо сказала она.

Карл улыбнулся.

– Здесь удивительно красиво. И эта лунная ночь, и прекрасная женщина рядом. В такую ночь хочется быть поэтом или влюбленным.

Рэйчел глядела на блики воды.

– Да, здесь очень красиво. Мне нравится, что наш парк так разросся. Природа всегда искуснее человека, и я люблю гулять в этих диких зарослях.

Карл понял, что, по сравнению со старшей сестрой, Рэйчел не наделена и сотой долей обычного женского кокетства, а перед истинной невинностью он всегда пасовал – она попросту его не привлекала.

– А ваша сестра…

– О, Ева совсем другая. Ева жила при дворе, у нее иные вкусы. Мы очень разные с ней, хотя искренне любим друг друга. Вам ведь очень понравилась Ева. Это нетрудно было заметить.

Карл задумчиво потеребил ус. Сказал, что ему, видимо, следовало бы вести себя сегодня сдержаннее, ибо то, что не укрылось от глаз Рэйчел, мог заметить и Стивен Гаррисон.

– Мог, – согласилась Рэйчел и внимательно поглядела на короля.

Опять ее прямота раздосадовала Карла. Она проницательна – нет слов, но в ней и на йоту нет манящей дерзости сестры. Та словно всему миру бросала вызов – и его хотелось принять. Рэйчел же, в глазах Карла, могла стать скорее товарищем, сестрой, но не объектом соблазнения. А жаль.

И он, сменив тему разговора, заметил, что они, видимо, находятся среди аптекарских грядок, и поинтересовался, каким травам Рэйчел отдает предпочтение.

– Разве вы понимаете в этом? – удивилась девушка.

– О, я знаю травник наизусть. Вас удивляет это? Или, по-вашему, мужчину может интересовать только война? Что ж, я вас разочарую. Более того, замечу, что из меня вышел бы неплохой аптекарь. Моя матушка, хоть и весьма знатная дама, интересовалась травами, и ее увлечение, видимо, передалось и мне.

Похоже, он нашел тему для разговора с этой странной девушкой. Она даже рассказала ему о растениях, которые трудолюбиво выращивала на своих грядках; даже указала «мистеру Трентону» на полосу посевов кукурузы, которую отец привез несколько лет назад из Америки; она очень хороша при болезни печени, какой страдает тетушка.

– Она также помогает при ожирении и снижает аппетит, – заметил Карл, и, хотя он не добавил больше ни слова, они переглянулись и весело рассмеялись.

Наконец Рэйчел сказала, что им следует возвращаться. Но едва они вошли под сень деревьев, как Карл услышал нечто, что заставило его замереть. Какой-то звук – рычание, переходящее в хохот, и было в этом звуке нечто такое, что у него мурашки побежали по спине и гулко застучало сердце.

– Силы небесные! Что это?

Рэйчел тоже остановилась. Карл чувствовал, как во мраке она смотрит на него.

– Вы разве не слышали, Рэйчел?

Она некоторое время молчала, потом нерешительно произнесла:

– Может, это собаки?..

Карл ощутил внезапное раздражение.

– Не морочь мне голову, девушка, – довольно резко произнес он. – Я еще поверю, что псы могут рычать, но не смеяться же.

Она опять долго молчала.

– Идемте, мистер Трентон, мне страшно.

В это время в просветах меж деревьев показалась аркада галереи, и Карл увидел идущего по ней Патрика Линча.

– Уж не ваш ли управляющий оглашает округу этими воплями? Что он за человек?

Рэйчел не ответила, она тоже глядела на Патрика Линча. Старик шел спокойно, даже понуро. И вдруг остановился как вкопанный.

В этот миг Рэйчел слабо ахнула и неожиданно вцепилась в руку Карла.

Теперь Карл увидел то, что испугало Рэйчел. За колоннами навстречу управляющему двигался еще один силуэт. Что-то странное, неестественное было в его медленной поступи, во всем его облике. Руки его были сложены на груди, опущенную голову покрывал островерхий капюшон.

У Карла зашевелились волосы на голове. Он понял, что видит знаменитого черного монаха.

Призрак вдруг стал двигаться быстрее, а потом произошло что-то непонятное, он словно напал на управляющего. В следующий миг Карл увидел, как Патрик Линч, неловко взмахнув руками, перевалился через перила. Громкий вопль – и тело, упав с немалой высоты, гулко ударилось оземь.