Вспыхнул сигнал тревоги, и Магнус тут же принялся сглаживать реакцию: «Три месяца, — совсем небольшой срок, чтобы восстановить прежние удушающие отношения».

— Я полагаю, что если «Автоматы д'Арманд» будут использовать ваши открытия, вы соответственно можете рассчитывать на увеличение своей доли в прибыли.

— Естественно!

— Но вы и так получаете часть семейных доходов, Роджер, — напомнила Матильда. — Ваша доля в компании никогда не отчуждалась.

Роджер ответил совершенно ледяным тоном:

— Я ни разу не воспользовался этим доходом, Матильда, с тех самых пор, как осел на Земле я потратил часть дивидендов только на то, чтобы обосноваться здесь. Доходы только по ним только растут.

— Да, я знаю об этом, иногда заглядываю в бухгалтерские книги, — ядовито бросила Матильда.

— Мне кажется, — предположил Магнус, — что если вы принимаете свою долю семейных доходов, то принимаете и ответственность за них, — на этот раз Магнус сознательно вызвал У профессора ощущение вины.

— это ощущение заставило Роджера нахмуриться и пристальней взглянуть на Магнуса.

— У вас есть какое-то особое предложение, молодой человек?

— Есть, — признался Магнус. — То, что я уже предлагал, всего лишь проводить часть лета на Максиме, консультируя наследника в бизнесе, и проверять на деле ваши новые гипотезы.

Он готов был уже снова встретить вину и стремление защититься и поэтому начал тут же успокаивать, улаживать, смягчать, работать над мыслью. «Три месяца — слишком короткий срок, опасность погрузиться в бесконечные требования ему не грозит».

Каменное лицо профессора постепенно стало задумчивым и наконец смягчилось.

— Конечно, — негромко продолжал Магнус, — в остальное время года с вами могут консультироваться по гиперрадио, как мы это делаем сейчас.

— Ваше предложение имеет смысл, — медленно проговорил профессор. — Разумеется, за подобные услуги я хотел бы увеличения своей личной доли в доходах «Автоматов д'Арманд».

Любопытное заявление для человека, который только что утверждал, что не интересуется деньгами, но Магнус и раньше отметил подводное течение, противоречившее словам о равнодушии к семейному состоянию. Все перекрывала одна мысль, что, поставив отношения с семьей строго на деловую основу, он полностью защитится от личных требований.

Магнус не стал выводить Роджера из этого заблуждения, он только заметил, обращаясь к графине:

— Это кажется мне справедливым, тетя.

— Вполне, — ее настороженность сменилась явным оживлением. — Нам ведь нам не нужно ждать смерти вашего отца, чтобы снова увидеться, Роджер?

— Конечно, нет, Матильда, вы можете встретиться со мной в Кембридже в любое удобное для вас время, — заверил ее профессор. — А что касается лета… что ж, закончив занятия с аспирантами, я, возможно, и проведу у вас короткие каникулы в августе.

— Как бы это было замечательно, — выдохнула графиня.

На губах ее появилась легкая улыбка.

— Само собой, мне нужно будет обсудить этот вопрос с председателем правления, — осторожно вставил Роджер, — но не думаю, чтобы встретились какие-либо препятствия.

Магнус отметил, что никто не сказал, сколько конкретно будет получать профессор. По-видимому, это не имело особого значения.

Когда произошел обмен прощальными любезностями, и худое лицо профессора исчезло с экрана, Матильда повернулась к Магнусу и радостно прощебетала:

— Как вам это удалось, молодой человек?

Однако Магнус решил, что на самом деле она не хочет этого знать.

«Я наблюдал, Магнус, — послышался голос Фесса. — Ты уверен, что твои действия этичны?»

«Разрешение семейного спора и воссоединение мачехи и пасынка? Освобождение человека от страха и чувства вины, которые преследовали его всю взрослую жизнь? Не сомневайся, это вполне этичный поступок, Фесс!»

Правда относительно того, какими средствами он воспользовался, Магнус не был уверен, потому что дал своему родственнику ту уверенность, которой сам не обладал… И еще он не был уверен, что имел право так вмешиваться в чувства и воспоминания человека, который не был его врагом. Тем более что проделал он это тайно, без получения на то согласия своего кузена. Все, что он сотворил, противоречило его этике, усвоенной с детства, и Магнус ощущал вину, впрочем, не слишком сильную, из-за того, что в целом совершил благой поступок, избавив человека от застарелого невроза. Ведь кузен почувствовал облегчение? К тому же всегда оставалась возможность сослаться на необходимость, ведь в общем Роджер пытался избежать своей доли ответственности, а семья из-за этого страдала.

— Поразительно, мой дорогой супруг, просто поразительно, — щебетала графиня у постели старого графа, — Магнус говорил спокойно и рассудительно, иногда даже сочувствуя Роджеру, и тот сразу же согласился со всеми доводами!

Пелисса удивленно смотрела на бабушку:

— Вы хотите сказать, что он ни разу не сорвался? Не накричал?

Графиня покраснела.

— Именно так, девочка, и мне даже не пришлось повышать на него голос, поистине у вашего кузена настоящий дар убеждать!

— Просто я сумел найти взаимовыгодное и справедливое решение для всей семьи… — Чародей чувствовал себя неловко в самом эпицентре разыгранного графиней спектакля. — Просто со стороны мне было проще увидеть его.

— Надеюсь, вы не чувствуете себя посторонним в семье?

Пелисса сладко улыбнулась ему, и Магнус физически ощутил ее взгляд, как удушающую тревогу, которую часом раньше уловил в сознании Роджера. Требования, и никакой компенсации!

— Конечно, дорогая кузина, я радуюсь воссоединению родственников, — солгал он. — Это великая честь для меня, помочь семье в трудный момент и быть уверенным в том, что в дальнейшем вы справитесь без моего участия!

Роберт так и светился торжеством, но графиня неожиданно насторожилась:

— Неужели вы хотите так скоро покинуть нас, милый мальчик?

— Боюсь, что мне придется. — Магнус вежливо склонил голову. — У меня слишком мало времени, а узнать нужно очень многое. Например, теперь я думаю, что все же приму приглашение кузена Роджера и навещу Землю, нашу общую родину.