Поэтому прибытия российских девчонок я ждал. Может они окажутся не такими снобами, как Егорка, и будет какое-то подобие адекватного общения и взаимопомощи по рабочим моментам.
Так вот, на первом трудовом собрании, которое опять же проводилось преимущественно на языке осман, разжиться информацией пока не удавалось. Выход виделся один – и дальше косить под опытного бойца и пытаться по мимике определять, о чём идёт речь. Читал по губам я не очень успешно. В разговоре всё мерещились сельхозработы в устричной закусочной, требования напасть на корабли повстанцев с бабушками богомольщицами или приказания вынести мозг из комнаты. Несколько раз упоминали моё имя, но с какими поводами для дискуссий оно подавалось, не разобрал. Под конец совещания, когда я уже готов был задремать со скуки, Натали сжалилась надо мной.
– Алекс, на тебе утренняя зарядка. Где проводить, ребята покажут. В 10 утра уже должен начинать. Вода в бассейне ещё прохладная, но через пару дней и аквааэробику можно будет проводить. Это тоже на тебе, как на спорт-аниматоре. В остальное время – гест-контакт, общение с гостями. Это ты знаешь, так же как в Египте. И про анкеты не забывайте, чтобы при выселении гости заполняли анкеты с хорошими отзывами о нас. Бланки на ресепшене. Сегодня вечером шоу – игры с гостями, поможешь ребятам.
Собрание объявили закрытым и все разошлись кто куда, оставив меня в одиночестве. Ужин для основной массы всёвключённых заканчивался, ресторан пустовал, было начало десятого. Шоу должно было начаться через час, и мне надо было отправляться на гест контакт. Территория отеля не отставала по густонаселённости от ресторана и заволакивалась подступающей вечерней темнотой, разгоняемой кое-где редкими фонарями. Конец апреля, с моря дул прохладный ветерок, такой, что в одной рубашке тело пробирала дрожь. После ужина с фраком я расстался, взяв пример с Мусти. Мда, словно конец осени в сочах. Не хватает опадающей листвы, безжизненно-молчащих фонтанов и растрёпанных временем пожелтевших афиш. Какие-то прям депрессные сумерки.
Сделав обход-моцион от бассейна к пляжу и обратно, я наткнулся только на одинокую фигуру охранника отеля, невозмутимым взглядом сфинкса взирающего на белеющие во тьме барашки катящихся холодных морских волн. Уныние и тоска готовы были завладеть мной. Холод и темнота, ветер и внутренняя пустота обездоленного, несмотря на сытый желудок, делали своё дело. Я заблудшая бездомная душа в этом чужом негостеприимном краю. Что я делаю здесь, забытый и ненужный, не разбирающийся толком в своей работе и не встретивший ожидаемой поддержки со стороны команды. Обречённый на равнодушие изгой. Переборов этот первый приступ ностальгии, а за ним ещё парочку, по родной земле, где всё так просто и знакомо, я поприветствовал охранника, услышав в ответ: «Как дила?»
– Всё окей, – ответствовал я и зашагал к источнику далёкого светового пятна, притягивающего одинокого мотылька вроде меня. Я направился к мотыльковой мекке – лобби бару.
Для вечерних выступлений на открытой сцене воздух был ещё прохладен, да и количество публики недостаточно для заполнения даже трети зала, поэтому анимация в эту пору проводилась в лобби-баре. Тёплом, светлом местечке, расположенным сразу за фойе главного корпуса.107 дюймовый плазменный экран возле одной из стен, около дюжины плетёных столиков, кожаные диваны под охряными светильниками и интерьерные картины на золотистых обоях. Даже бильярдный стол присутствовал здесь с почасовой оплатой и навесными фонариками и полинялым сукном. И, конечно же, место паломничества всевключённых, алтарь принесения обетов и кафедра произнесения тостов – мраморная барная стойка. С витриной заставленной цветными, вогнутыми, витиеватыми, пузатыми, поражающими размерами и формой, бутылками, бутылями, пузырями, с красочными лейблами алкогольных брэндов, с маняще-поблёскивающей чарующей жидкостью внутри их загадочных, кажущихся бездонными чрев. Из-под рома, бренди, виски, водки, джина и других дурманящих разум напитков.
В лобби баре тоже не наблюдалось столпотворения. Несколько детишек возились на диване, под присмотром двух мамаш. Барная стойка пустовала, так же как и коридор за ней, ведущий к ресепшену.
«Что же это такое творится?» – думалось мне. Армагеддон? Нашествие зомби, чемпионат мира по футболу или хоккею? Дизентерия? Словно эпидемия выкосила и без того немногочисленную публику или после обильного ужина большинство отправилось почивать. Где же дневные Полковник, милашка Сью или хотя бы Клаус с Греттой? Я даже был бы рад вновь поведать им свою короткую историю о жизни матроса и может попытаться обучить их русскому языку. А остальные аниматоры, где-то они должны скрываться? Неужто ушли обратно в комнаты. А, быть может, веселятся где-нибудь в номерах с туристами. Сам я опасался возвращаться в это время в апартаменты. Вдруг заглянет мистер Боб или ещё хуже Натали. Объяснять, почему в отведённое для работы время я мечтательно смотрю в потолок, лёжа на кровати, желания не возникало.
Поэтому я ещё раз внимательно осмотрел пространство лобби-бара. Но ничего не изменилось. Та же возня детей и мамаши, ревностно их стерегущих. Что ж, будем работать с тем, что есть.
– Хе-хей! – с этим возгласом, призванным обозначить бурную радость от встречи, я направился к ребятишкам.
Они также настороженно воззрились на меня, как до этого немцы в ресторане. «Дети тоже бюргерские» – обречённо подумал я про себя.
Но уже через пару минут мы были лучшими друзьями – демонстрировали друг дружке языки, надували щёки, бились мягкими подушками, я катал их на спине и щекотал. И больше того, они понимали, что я им талдычу и наоборот. Не зря, ох не зря, я провёл однажды все новогодние праздники на детских утренниках, играя почётную и местами завидную роль Ивана Дурака в зимней новогодней сказке для малышей, помогая возвращать волшебный посох незадачливому Деду Морозу
Ещё через полчаса я был взмокший, потный и растрёпанный, похожий на сибирского кота, попавшего в стиральную машину. Дети же совершенно не устали. Патрик и Эмма висели на мне, когда я собрался пойти привести себя в порядок, и не думали слезать с весёлой двуногой лошадки. Но хорошо, что мамы проявили должное внимание к своим чадам и немного их угомонили. Мы ещё напоследок поиграли в футбол апельсином, унесённым мною из ресторана, у которого была перспектива стать моим вторым ужином. Но он так весело лопнулся о стену, что я понял – на ночной перекус сегодня можно не рассчитывать. Проходящий мимо человек-мишень, которого я признал по прихрамывающей походке, едва не подскользнулся, удержавшись за светильник, укоризненно посмотрел на разбитые ошмётки плода, пачкающие соком пол. Затем увидел меня неподалёку, мысленно сплюнул, как будто ничего другого от такого фашиста и гарсонофоба и не ожидал. И вскоре явился с тряпкой и зловещей гримасой, заметать следы убийства сочного цитруса. Периодически он посматривал на меня, воображая, как я подкручиваюсь на вертеле, облитый этим самым оранж-соком, истошно вопя.
Оставив его наслаждаться зрелищем в одиночку, я заглянул в уборную, пригладил взъерошенные от возни волосы, кое как обсох, обсушился и вернулся в холл. Появилась моя команда. Ребята возились с диджейским пультом, до этой поры прячущимся в больших чёрных с металлической обивкой ящиках на колёсах. Подключали колонки. Пришло время для шоу, но гостей было не густо. Детей повели спать. Пришла группка немецких пенсионеров, разместившихся на полукруглом кожано-чёрном диване. Они закудахтали, застрочили на своём баварском, вооружившись пивом. И появился бармен с заспанными глазами и опухшими веками. Должно быть, поднялся с пола из-под стойки, где дрых в ожидании посетителей. Тело водрузил на табурет, а подбородок подпёр ладонями, похоже продолжая спать сидя.
– Алекс, гест фор зе шоу. Гив информасион, йя, файнд гест. Давай, – зашипел Боб, отправляя меня на поиски зрителей.
Делать нечего, я отправился искать публику для вечера, но где её разыскивать и как созывать, я не представлял, вернее, представлял, но смутно. Обошёл фойе отеля, вышел через другой вход на улицу, сделал петлю по межпальмовым дорожкам. По пути мне попалось несколько человек, половина из них была обслуживающим персоналом. Кое-где мне чудилась крадущаяся с кинжалом фигура человека-мишени. Я пролепетал встречному господину что-то про шоу, но этот джентльмен – тоже оказался нерусским, он так и не понял, что от него требуется. Сначала он подумал, что в его номере пожар или ограбление, поэтому мне ещё пришлось минут пять объяснять ему, что всё нормально, всё окей, бегать в панике с выпученными глазами срочной надобности нет.