Однако сложнее всего найти главного по снабжению армии. Человек, которого он выберет, будет отвечать за все поставки для армии Моголов – от фуражного зерна до пороха и ядер для артиллерии. Ни одна другая должность, кроме разве что распорядителя дворца, в качестве которого годами самоотверженно служил бывший горчи и наперсник Хумаюна Джаухар, не предоставляла столько возможностей для злоупотреблений. Когда Акбар советовался со своей матерью Хамидой, она предложила Атга-хана, чиновника из Кабула, который сопровождал ее в Дели, когда Хумаюн вызывал ее к себе в Индостан.

– Это мудрый и благородный человек, две его дочери служат у меня в помощницах. Он защищал меня в долгом путешествии, и я уверена, что он сможет соблюдать твои интересы в деле снабжения армии, – сказала она, нахмурив в раздумьях гладкий лоб.

После дальнейших вопросов – как можно более осторожных – Акбар решил последовать совету своей матери. Это ей, конечно, понравилось бы. Что же касается распорядителя лошадей, Акбар не советовался ни с кем, но решил после долгих раздумий назначить на эту должность своего молочного брата. Адам-хан хорошо разбирается в лошадях, и заодно тем самым падишах покажет всем при дворе, что доверяет ему, несмотря на слухи, которые все же продолжали распространяться. Акбар знал от своего горчи, что многим известно о том, что он допрашивал Адам-хана о смертях двух молодых женщин.

Два часа спустя под традиционное пение труб Акбар вошел в дурбар – зал для торжественных собраний – через арочную дверь слева от своего престола, сверкающего трона, отлитого из золота из сокровищниц Хему. Акбар уже поклялся себе украсить его в будущем драгоценными камнями, добытыми в предстоящих войнах, в знак своего величия и успеха. Опустившись на зеленую бархатную подушку, повелитель также позволил сесть собравшимся членам совета и придворным. Прежде чем начать разговор, он поглядел на маленькую решетку высоко на стене, позади которой, Акбар был уверен, сидит Хамида – там была небольшая галерея, где женщины могли смотреть и слушать, оставаясь невидимыми. Ему показалось, что он мельком увидел ее.

– Я собрал вас здесь сегодня, потому что решил назначить людей на определенные должности. Ахмед-хан, Атга-хан и ты, мой брат Адам-хан, подойдите.

Когда все трое мужчин предстали перед ним, Акбар продолжил:

– Ахмед-хан, в знак признательности за твою многолетнюю службу сперва моему отцу, а теперь мне я назначаю тебя своим главнокомандующим, хан-и‑ханан.

Лицо Ахмед-хана, носившего длинную тонкую бороду, озарила довольная широкая улыбка.

– Повелитель, я буду служить тебе верой и правдой.

– Уверен, что так и будет. Ты будешь и впредь отвечать за разведку и по-прежнему останешься глазами и ушами падишаха.

Акбар подал знак, и слуги поднесли Ахмед-хану почетное облачение из зеленой парчи, знамя, увенчанное хвостом яка – символ власти со времен Чингисхана, – и украшенный драгоценными камнями меч. Затем падишах повернулся к своему молочному брату.

– Адам-хан, с самого детства мы с тобой союзники и друзья. Теперь я хочу назначить тебя на должность, которую ты безусловно заслуживаешь, и уверен, что ты с честью справишься со своими обязанностями.

Карие глаза Адам-хана засияли. Если прежде Акбар не был уверен, есть ли у его брата честолюбивые устремления, то теперь ответ был ясен. И вряд ли это само по себе можно назвать преступлением. Ведь на этом держалась вся империя Моголов.

– Подойди ко мне, брат мой, и позволь мне обнять тебя как своего главного конюшего.

Акбар поднялся и, склонившись с мраморного пьедестала, на котором стоял его престол, положил руки на плечи Адам-хана и поцеловал его в щеку. Но благодарности не последовало.

– Конюший? – Произнося это, Адам-хан на секунду задержал взгляд на решетке в стене. Махам-Анга уже там?

– Да, главный конюший, – повторил Акбар; его улыбка становилась все жестче, пока он смотрел на сердитого и изумленного Адам-хана. Чего еще ожидал его молочный брат?

Словно услышав вопрос Акбара, Адам-хан, казалось, взял себя в руки.

– Спасибо, повелитель, – произнес он смиренно. Приняв традиционные символы в виде украшенной драгоценными камнями уздечки и седла, протянутые ему на бархатных подушках двумя слугами, он отстранился, опустив глаза в пол.

Акбар вернулся на свой трон.

– Теперь ты, Атга-хан. В знак признания твоих многочисленных услуг я назначаю тебя главным управляющим по снабжению моей армии.

Атга-хан, высокий широкоплечий человек с тонким белым шрамом от брови до скулы – наследство давней засады воинов племени пашаи на Хайберском перевале – положил руку на грудь и низко поклонился.

– Благодарю, повелитель. Это великая честь.

Когда ему также поднесли церемониальное облачение и знаки отличия его службы – нефритовую печать на массивной золотой цепи, – Акбар поднялся и покинул дурбар. Сопровождаемый стражниками, следовавшими за ним двойными рядами, он почти дошел до дверей в свои покои, когда из коридора к нему вдруг кинулся Адам-хан. Он прерывисто дышал – очевидно, бежав от самого зала, чтобы перехватить Акбара. Даже видя, кто перед ними, стражники падишаха сразу скрестили копья, чтобы преградить Адам-хану путь, когда тот подходил. Их задачей было не допустить кого бы то ни было подойти к падишаху против его воли, за непослушание карая смертью.

– Все в порядке. – Акбар кивнул страже, чтобы те опустили копья. – В чем дело, Адам-хан?

– Ты оскорбил меня перед всем двором. – Брат был в ярости; Акбар заметил, что у него на виске вздулась вена.

– Оскорбил тебя? Осторожнее выбирай слова, – ответил Акбар, понизив голос, но Адам-хан остывать вовсе не собирался.

– Ты выставил меня дураком! – На сей раз он крикнул еще громче.

Акбар сейчас так бы и швырнул его на пол и надавал ему хороших тумаков, как это тысячу раз бывало в детстве, когда они были мальчишками. Адам-хан всегда был норовист, но Акбар боролся лучше и быстро усвоил, что кулаками одержать верх в любом споре проще всего. Однако это было в прежние времена, когда, несмотря на ребяческое соперничество, они оставались друзьями. Возможно, теперь все стало по-другому… Глядя на дерзкое лицо своего молочного брата, Акбар спрашивал себя, так ли уж хорошо он его знал. Раньше он в этом был уверен, а теперь…

Чувствуя на себе любопытные взгляды своих телохранителей и других слуг, толпящихся у входа в его покои, он схватил Адам-хана за руку.

– Что бы ты ни собирался этим сказать, здесь не место для разговоров. Войдем.

Когда двери позади них закрылись, падишах выпустил его руку и повернулся к нему лицом.

– Ты забываешься, – проговорил он холодно.

– Нет, это ты забываешь, кто я.

– Я только что сделал тебя своим главным конюшим. Я думал, ты будешь рад.

– Рад быть твоим слугой на конюшне? Я заслуживаю большего. Начиная с победы над Хему ты переменился ко мне… Раньше мы были друзьями, все делали вместе, но теперь ты отдалился. И не спрашиваешь теперь никогда моего совета. В моих венах тоже течет кровь знатных моголов – мой отец был двоюродным братом твоего отца…

– На какую должность ты рассчитывал? Быть моим главным дворцовым управляющим или, может, моим хан-и‑ханан? Я выбрал опытных людей, показавших свои способности и верность… им я могу доверять…

– Кому ты можешь доверять больше собственного молочного брата?

– Смотря какой это брат…

Слова вырвались прежде, чем Акбар успел сдержаться.

– Ты что имеешь в виду?

Падишах промолчал, и Адам-хан продолжил:

– Это из-за тех похищенных наложниц, ведь так? Я же сказал тебе, что ничего об этом не знаю. Это заговор! Кто бы их ни увел, он пытается замешать меня в эту грязь и очернить.

– Кому это нужно и зачем? Ты не так уж и влиятелен, чтобы кому-то нужно было навредить тебе… Байрам-хан предупреждал меня, что ты слишком заносчив.

– Да уж, великий Байрам-хан… Если он давал такие бесценные советы, зачем было его отсылать?