Однажды Василий Иванович бесцельно бродил по улицам, он делал это часто, лишь бы не сидеть за письменным столом. Шел и вспоминал, как он работал на заводе. Это была светлая полоса в его жизни. И вдруг его осенила мысль: он не писатель, а всего-навсего инженер, написавший при помощи опытного редактора посредственную книгу, которая не выдержала испытание временем и уже забыта читателями. Нужно бросить писательское дело, от которого у него на душе, кроме обиды и горечи, ничего не осталось, снова пойти на завод рядовым инженером. Эта мысль показалась ему настолько заманчивой и возможной, что он поторопился вернуться домой, поделиться ею с Валентиной. Кривя губы в усмешке, она выслушала его.
- Шляпа ты! - сказала она, с холодным презрением глядя на него.
- Валя, зачем ты так? Пойми, нам будет хорошо. Я стану работать на заводе конструктором, ты можешь снова вернуться на эстраду. Мы не будем унижаться, заживем честной трудовой жизнью. Тогда я, возможно, что-нибудь напишу, - убежденно доказывал Василий.
- Благодарю за милость. Не для того я вышла замуж, чтобы снова потешать публику дурацкими песенками, - ответила Валентина. Прошлась по комнате. - И вообще мне все это ужасно надоело.
- Что надоело?
- Все! Твоя беспомощность, бездарность! - Лицо ее вдруг стало злым.
- Это жестоко, - простонал Василий Иванович,
- По своей наивности я приняла тебя не за того, кто ты есть на самом деле.
Василий Иванович весь передернулся, побледнел.
- Значит, ты погналась за славой писателя, за деньгами?
- Ты ребенок. У нас не построен еще коммунизм,- она засмеялась злым, оскорбительным смехом.
- Я хочу жить честным трудом…
- А я не привыкла дрожать над каждой копейкой. Это унижает человека. Ты не в состоянии содержать жену, а еще хотел, чтобы у нас был ребенок, - издевательски фыркнула Валентина.
- Ты была расточительна…
- А ты бы хотел, чтобы я ходила замухрышкой? Тебе в жены надо было брать колхозницу.
- Ради тебя я ушел от семьи!
- Я не требовала этого. Если жалеешь о семье, можешь идти к ней. Будешь там работать на заводе, приносить жене получку. - Валентина презрительно усмехнулась.
- Что ты говоришь?! - Василий Иванович вдруг увидел в Валентине то, чего не видел раньше. - Неужели нужно объяснять, что куда честнее трудиться на заводе…
Валентина прищурила глаза, ноздри ее широко раздувались. Она была похожа на маленького, красивого и очень злого зверька.
- Что ты этим хочешь сказать?
- Что ты не такая, какой показалась мне вначале, - ответил Василий Иванович.
- Дурак!
Василий Иванович посмотрел на нее и молча вышел из комнаты. До вечера он бродил по улицам, обдумывая свое положение, старался разобраться во всем, что происходило с ним в последнее время, чтобы принять окончательное решение. Дальше так продолжаться не может. На душе было горько, хотелось плакать от горя, от жалости к себе. В огромной шумной Москве на людных улицах он чувствовал себя одиноким, затерянным. Река людей стремится куда- то, сверкает улыбками, звенит смехом, а он один, как щепка, кружится в ее потоке, не зная, к какому берегу его прибьет волна.
Потом Василия Ивановича потянуло в тихие, безлюдные места. Он сел в электричку и поехал в дачный поселок, где они с Валентиной недавно снимали дачу. Бродил по лесу и все думал, думал, думал. Любил ли он Валентину? Да, любил. Но что любил в ней? Красивую внешность! Ее душа была наглухо заперта от него. В ушах, как пощечины, звучали оскорбительные слова Валентины. Вот так же он оскорбил жену. Ему отмеряно той же мерой.
Три дня он провел у соседей на даче, вернее, только ночевал там, а дни напролет бродил по окрестностям, обдумывая, что же делать дальше. Вся его жизнь после того, когда он ушел с завода, казалась ему сейчас пустой, фальшивой, а сожительство с Валентиной - глупым недоразумением. Писателя из него не получилось и не получится. Значит, со всей этой фальшью надо кончать. А дальше что? Вернуться к старой жизни, в свою семью? Нет, это невозможно после всего того, что произошло…
На четвертый день Василий Иванович пришел к окончательному решению: он честно скажет Валентине, что их совместная жизнь была ошибкой и продолжаться она не может. А потом? Потом он уедет в родные края и там окончательно решит, что ему делать. Знал он одно: жизнь надо начинать заново или бесследно уйти из нее…
С такими мыслями, измученный душевными терзаниями, Василий Иванович подошел к двери своей квартиры. С непонятным страхом протянул руку к звонку. Дверь ему открыл незнакомый мужчина в полосатой пижаме. «Новый родственник, черт бы их побрал!» - озлобленно подумал Василий Иванович.
- Что вам угодно? - спросила пижама, подозрительно рассматривая его.
- Странный вопрос! Я пришел к себе домой, - с достоинством ответил Василий Иванович.
- Позвольте, гражданин! - толстяк злыми глазами впился в Василия Ивановича. - Вы ошиблись квартирой.
- То есть, как ошибся? - теперь у Василия Ивановича поползли вверх брови.
- Очень просто. Ордер на квартиру оформлен на меня. И прошу вас, гражданин, не беспокоить честных людей. Вы, наверное, выпили лишнее и ошиблись номером.
Перед носом Василия Ивановича захлопнулась дверь. Он протер глаза, посмотрел на номер квартиры. Странно! Пошел к управдому разобраться в недоразумении.
Управдом с ехидной улыбочкой сказал, что гражданка Светозарова, на чье имя был оформлен ордер, еще вчера произвела обмен жилплощади, продала мебель и выехала в неизвестном направлении…
- Та-ак! - в раздумье протянул Василий Иванович. Пожал плечами, вздохнул и тихо вышел на улицу. Без удивления и огорчения он принял поступок Валентины.
Так Василий Иванович Торопов очутился на улице с опустошенной душой, без надежд, без определенных планов на будущее, без средств к существованию, без пристанища. Шел он, не зная куда и зачем идет, смутно, словно через закопченные стекла очков, различая перед собой какие-то очертания предметов. Казалось ему, он один во всем мире, мучимый жаждой, устало бредет по черной выжженной пустыне…
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Без определенных намерений Василий Иванович Торопов приехал в родной город и поселился на окраине. Днем он сидел в тесной комнате, а с наступлением сумерек выходил из дому и осторожно бродил по знакомым улицам. Иногда часами простаивал где-нибудь вблизи родительского дома, чтобы хоть издали увидеть Надю, детей, мать. Гордость и сознание собственной вины не позволяли ему вернуться в семью. «Зачем? К чему? - каждый раз спрашивал он себя, когда его непреодолимо влекло с повинной переступить порог отчего дома. - Что с того, что я приду к ним с навсегда искалеченной душой? Чтобы только причинить новое горе?»
Утром Василий Иванович возвращался в свое жилье, ложился на скрипучий диван и в сотый раз спрашивал себя: «А дальше что?» Как он ни напрягал свой мозг, не в силах был ответить на этот вопрос. Он потерял все: семью, родителей, товарищей, доброе имя…
Как же быть дальше? Где выход из этого страшного тупика? Заново начинать жизнь? Он слишком устал для этого от бесплодных поисков,- от сознания своей внутренней несостоятельности.
Ничто сейчас не интересовало его, на жизнь он смотрел пустыми глазами. Потеря Валентины была последним толчком, который окончательно вышиб его из колеи, надорвал силы, надломил душу.
За окнами его неуютной холостяцкой квартиры бурлила жизнь, со всеми своими радостями и печалями. В повседневном труде народ-созидатель творил чудеса. Молодежь героически осваивала целинные земли, у Падунского порога заковывала в железобетон непокорную красавицу Ангару. Советские ученые заставили атом служить мирным целям, работают атомные электростанции. Советские космонавты проложили первые трасы в космос… А он, Василий Торопов последние годы стоял в стороне от всех эти великих дел…
