Ломакин прихлопнул ладонью какие-то бумаги, лежавшие перед ним на столе.

    - Подожди, Горбачев. Давай спокойнее. Горячий же ты. Прав Тараненко, вы с Тороповым у кого-то в Москве отнимаете хлеб. Теперь и я убежден, что в главке есть твои недоброжелатели. Они-то и создали всю эту историю.

    - Я теперь уже не сомневаюсь, что против меня действует в главке тот, который в институте сыграл со мной злую шутку. Это приятель Пышкина, сын заместителя министра Зимин. Мне надо ехать в Москву, - заявил Николай.

    - Ну что ж, поезжай. Материал в главк и министерство я отправлю завтра же. Мой совет: не горячись, не теряй выдержку. В случае чего, звони мне. Можешь рассчитывать на поддержку нашей партийной организации, - сказал Ломакин.

    - Спасибо, Павел Захарович.

    Пышкину подвернулся удобный случай избавиться от очень беспокойного человека. Из министерства был получен приказ о сокращении пяти процентов административно-управленческого аппарата. Хотя этот приказ и не распространялся на Горбачева, но имел к нему некоторое отношение. Николай вот уже несколько месяцев работал в сборочном цехе на заштатной должности, которую проводили по заводоуправлению. Был заготовлен приказ об увольнении нескольких человек, в их числе значилась и фамилия Николая.

    Когда на следующий день после разговора с Ломакиным Николай зашел в кабинет директора, Геннадий Трофимович с досадой подумал, что ему предстоит неприятное объяснение. Он считал, что Горбачев уже прослышал об увольнении. Сейчас Пышкину жаль было эту горячую голову. Обиды на него он не помнил. Николай поздоровался и протянул бумагу.

    - Прошу дать мне трудовой отпуск, - сказал он. На душе Пышкина отлегло. Нет, не хотелось ему увольнять этого ершистого человека. Язык у него, как бритва, но руки золотые. Такой инженер нужен для производства.

    - Почему в такое время? - спросил он, ловя себя на том, что неискренен с Горбачевым. На расстоянии он представлялся ему антипатичным, грубоватым, с неприятным лицом. Но вот он стоит перед ним простой, доверчивый, и даже по-детски добродушный «Что же мне делать с тобой, милый мой скандалист?» - думал Пышкин.

    - Еду в Москву драться с работниками главка,- ответил Николай.

    «Э, брат, я считал, что ты ерш, а у тебя львиные повадки», - подумал Пышкин.

    - Ну, что ж, поезжай, добрый молодец. Наведи там порядок, - не без иронии сказал он.

    - Посоветуйте, Геннадий Трофимович, к кому в главке можно обратиться за поддержкой.

    - К кому обратиться? - спросил директор, перебирая в памяти работников главка - Пожалуй, к работнику отдела изобретений и рационализации Виктору Максимовичу Зимину. Его ты никак не минешь. Человек он там влиятельный.

    Николаю вдруг стало душно, будто его схватили за горло.

    - Спасибо, Геннадий Трофимович. Ваш приятель, кажется, и мой давний знакомый, - сказал Николай.

    Пышкин улыбнулся своей добродушной веселой улыбкой.

    - Тем лучше. Передавай ему привет.

    - Хорошо. Я передам привет, - процедил сквозь зубы Николай, повернулся и быстро пошел к выходу, не простившись с директором.

    «Ну и характер!» - думал Пышкин, глядя в спину Горбачеву.

    В кабинет вошла секретарь с бумагами на подпись. Геннадий Трофимович открыл папку. Сверху лежал приказ об увольнении. Пробежал глазами столбик фамилий, отыскал в нем Горбачева и красным карандашом сделал против него пометку.

    - Подождем, - сказал он секретарю.

    «Чем черт не шутит, - думал Геннадий Трофимович. - Не оберешься потом хлопот. Может быть, все уладится».

    На лице директора застыла жалкая улыбка пристыженного человека. «Эх, Пышкин, Пышкин, мелковатая у тебя душонка! Захотелось работать в тишине. Стареешь, что ли? На кого же ты поднимаешь руку? Человек и без того пережил много неприятностей, а ты задумал добить его. Плохо! Ай-ай, как плохо!»

    Пышкин провел ладонью по лицу, будто снимал с него что-то липкое, неприятное. Тряхнул головой. «Стареешь, Пышкин, стареешь!»

    Геннадий Трофимович закрыл папку, так и не подписав документов. Его потянуло в цехи. Не любил он сидеть в мягком кресле своего удобного кабинета, подписывать бумаги, принимать посетителей.

СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ

    В Москве Николай не был несколько лет, и сейчас она оглушила его шумом, многолюдьем. В годы студенчества он любил шум и сутолоку улиц. Теперь же в Москве его сразу охватило чувство потерянности и одиночества. Было такое чувство, что он тут лишний, чужой для всех.

    «Зачем я приехал сюда? - спрашивал Николай себя, шагая по улице с небольшим чемоданчиком в руке. - Изменится ли что с моим приездом? Может, прав Василий: не стоит попусту тратить время, силы и нервы.

    Не заезжая в гостиницу, он отправился в главк. Мрачное серое здание показалось Николаю неприступной крепостью, которую ему, рядовому инженеру, приехавшему из провинции, предстояло брать штурмом. И он должен был ее взять!

    Усталый с дороги, неуверенный в своих силах, Николай поднялся на второй этаж и медленно пошел по узкому коридору, читая на дверях таблички. Остановился перед дверью, где висела табличка «Отдел рационализации и изобретательства», посмотрел на свой чемоданчик, подумал, что надо было бы привести себя в порядок с дороги.

    - Не жениться приехал, - сказал он вслух и решительно, рывком распахнул дверь.

    Огромная комната была тесно заставлена столами, за которыми работали пожилые и молодые люди. Николай сперва увидел дверь, обитую коричневым дерматином, и направился туда. Путь ему преградила молодая женщина.

    - Минуточку! Вы к Виктору Максимовичу? Он занят. У нас приемные дни по вторникам и четвергам с часу до четырех, - сухо сказала она, безразлично глядя на посетителя. Заметив в его руке чемодан, назидательно добавила: - У нас внизу гардеробная.

    - Прошу извинения. Не заметил. Я приезжий, а ожидать приемных дней не могу, - ответил Николай.

    - Я вам сказала, что сегодня у нас нет приема.

    Николай обошел женщину и шагнул к двери. Секретарша презрительно фыркнула, окинула взглядом с ног до головы настойчивого провинциала и передернула плечами, мол, полюбуйтесь на такого нахала.

    Николай вошел в просторный кабинет. На полу ковер, вдоль стен два дивана полированного дерева, мягкие стулья и кресла. За массивным столом сидел белокурый красивый мужчина, дымя папиросой. Против него в глубоком кресле спиной к Николаю сидел посетитель, закинув ногу за ногу. Они оживленно разговаривали, обращаясь друг к другу на ты. Это был обычный разговор двух приятелей. Увлеченные беседой, они не заметили, когда вошел посетитель.

    Николай сразу узнал Зимина. В душе пробудилась старая неприязнь к этому человеку. Так вот кто затеял глупую историю со станком!

    Вдруг Зимин заметил вошедшего, оборвал фразу на полуслове. Брови его приподнялись.

    - Что вам угодно? У меня сегодня неприемный день, - сказал он раздраженно и нажал на столе кнопку.

    На пороге тотчас появилась женщина.

    - Алла, я же предупреждал вас…

    - Я не пускала его, но он и слушать не стал. Николай подошел к столу.

    - Здравствуйте! Ему не ответили.

    - Я же сказал вам, что сегодня не принимаю, - сквозь зубы процедил Зимин.

    - У меня серьезный к вам разговор, и дожидаться приемных дней я не могу, - ответил Николай, с трудом сдерживая себя, чтобы не понестись с места в карьер.

    - Кто вы такой? Что вам угодно? - Зимин встал. Николай мрачно усмехнулся.

    - Вы всех так принимаете?

    - Прошу без нотаций, - повысил голос Зимин.

    - А вы не кричите. Я и сам умею шуметь не хуже вас. Я приехал не за тем, чтобы слушать ваши окрики, - внушительно сказал Николай.

    Зимин переглянулся с товарищем. Его взгляд говорил: «Бывают же типы!»

    Зимин вдруг присмотрелся к Николаю, досадливо хмыкнул, опустился в кресло и закурил папиросу.