- Да, приступил. Но перспектив у этого станка я не вижу, - ответил Пастухов.

    - Разрешите мне сказать, - попросил слово Брусков. На заводе он считался одним из способных инженеров. - Мне, как члену заводского бюро рационализации и изобретений, не раз приходилось иметь дело с моделью станка Горбачева и Торопова. Она у нас была одобрена, в том числе и уважаемым Иваном Леонтьевичем. Правда, он и тогда не высказал особого энтузиазма. Сейчас он выдвинул новую мысль: есть ли острая нужда в таком станке? Согласен, что для больших заводов в нем нет нужды. Но у нас в стране десятки, сотни тысяч небольших заводов, ремонтных мастерских. Колхозы и совхозы за такой станок скажут нам спасибо. Ремонтные мастерские вместо пяти-шести различного назначения станков могут иметь один, универсальный. При дополнительном оборудовании он может выполнять в два раза больше операций. Вот в чем ценность новой модели станка наших коллег.

    Потом слово попросил Тараненко.

    - Я - человек беспартийный, не берусь судить о работе главка, а министерства тем более. Скажу только, что отдел изобретательства нашего главка работает слабо Примером может служить модель УТС-258…

    - Вы же подписали технический проект, - напомнил Ломакин.

    - Як же его, черта, не подпишешь, если нажимают сверху.

    Раздался смех.

    - А насчет станка наших товарищей я так скажу: они у кого-то в главке отнимают кусок хлеба. Отсюда и пошла вся волокита. Даже начальника главка втравили в это дело. Я давно знаю его. Хороший человек, прекрасный специалист. А вот почитал его статейку, и ума не приложу, как это могло случиться. Не верится, что он писал ее своей рукой.

    Тараненко помолчал и не без подковырки заключил:

    - Изобретение Горбачева и Торопова - это ценная находка. Но вы понимаете, что значит похерить модель УТС-258? Это пустить на ветер миллионы рублей государственных денег. На кого мы спишем убытки? На работников главка?

    Тараненко еще раз подтвердил догадку Николая и Василия, что в главке Зимин искусственно создал эту историю со станком.

    Партийный комитет вынес решение: поддержать изобретателей перед главком и министерством. Но авторам станка не везло. Ломакин не успел оформить протокол заседания, заболел, и больше недели не вы ходил на работу.

    Пружина продолжала закручиваться все туже. Из главка позвонили Пышкину, чтобы он срочно выслал производственную характеристику инженера Горбачева. Пышкин поручил сделать это Пастухову, тот на писал ее в сдержанных тонах, мол, с работой справляется, подготовка достаточная, но в работе горяч и опрометчив.

    Потом Пышкину позвонили из редакции отраслевой газеты и сообщили, что в ответ на статью замести теля министра в редакцию поступило письмо, в котором Горбачева и Торопова обвиняют чуть ли не в присвоении чужого изобретения. Письмо подписали изобретатели станка УТС-258. Редакция просила срочно внести ясность в этот вопрос и прислать свои соображения. Позже из главка приехала комиссия, чтобы на месте разобраться в скандальной истории изобретения. В тот же день из главка позвонили, чтобы дирекция и партийная организация обсудили бестактный поступок инженера Горбачева, написавшего грубые письма руководящим товарищам.

    Один из членов комиссии познакомил Пышкина с материалами, очень плохо характеризующими Горбачева. Кому-то понадобилось вытащить на свет старую историю с исключением Горбачева из института. Авторы станка УТС-258 на имя директора прислали письмо, в котором обвиняли Горбачева и Торопова в нечистоплотности, возмущались, протестовали, требовали принять меры и сообщить им.

    Работник отдела изобретений, главка Виктор Максимович позвонил Пышкину и сказал, что поведение Горбачева, его пасквильные письма в адрес руководящих товарищей главка и министерства вызвали нехорошую реакцию. Посоветовал как можно скорее избавиться от Горбачева.

    Пышкин рвал и метал, ему надоела уже вся эта возня вокруг Горбачева и его изобретения. Он с нетерпением ожидал, когда выздоровеет Ломакин, чтобы познакомить его с материалами о Горбачеве. Если он безрассудно полез в драку с работниками главка и министерства, то что же можно в будущем ожидать от него здесь, на заводе. Комиссия не внесла ясности в развитие конфликта, а еще больше запутала и обострила все. Она сделала свое дело: подготовила почву для увольнения Горбачева. Пышкину казалось, - что она для этого и приезжала на завод.

    Геннадия Трофимовича больше всего беспокоило то, что в серийное производство пошел заведомо некачественный станок. Это прежде всего лежало на его совести, хоть с формальной стороны все обстояло благополучно. Если снимут с производства станок, а этого можно ожидать, вот тут-то и даст знать о себе Горбачев.

ДОКТОР РАКИТИНА

Николай вот уже несколько дней чувствовал недомогание, и сегодня пришел домой пораньше, чтобы хорошенько выспаться. Осмотрел комнату, и на душе, стало беспокойно и грустно.

    Комнату он занимал на втором этаже. Письменный стол был завален книгами, журналами, газетами. Ими же была плотно заставлена четырехполочная дубовая этажерка. В углу кровать, возле глухой стены диВан, рядом с ним тумбочка с радиоприемником.

    В комнате все стояло на своем месте, но бросились в глаза пустота, необжитость. Раньше Николай не замечал этого. Сунув руки в карманы, прошелся по комнате. Было такое впечатление, будто он попал в чужую квартиру. Включил приемник.- Передавали грустную симфоническую музыку. От нее на душе стало еще тягостнее.

    «Наверное, я все-таки заболел», - подумал Николай, потягиваясь. Будто что-то давило на плечи, тяжесть чувствовалась во всем теле. Не сходить ли к врачу? Глянул на часы, вспомнил, что заводская амбулатория работает до шести. Значит, успеет. Оттуда заглянет во Дворец культуры, поиграет в биллиард или просто поболтает с товарищами за кружкой пива. Сегодня там, кажется, концерт художественной самодеятельности.

    Перед дверью терапевта Николаю пришлось ожидать минут двадцать. Он хотел было уйти, потому что ясно выраженной болезни у себя не чувствовал. Стоило ли по пустякам беспокоить врача. Из кабинета вышел рабочий, держа в руке рецепт и больничный лист, кивнул Николаю, мол, можно заходить. За маленьким столом сидела врач - молодая женщина с милым лицом. Она что-то быстро писала. Из-под шелкового чепчика на плечи падали темные волнистые волосы.

    - Извините, я одну минуточку. Садитесь, - сказала она, указав на стул.

    Николай удивленно и растерянно смотрел на ее сосредоточенное лицо, на губы, черные глаза, опушенные длинными ресницами. Неужели Даша? Не может быть! Когда же она успела стать врачом? В памяти мелькнули обрывки воспоминаний: стройка, хорошенькая девушка в синем комбинезоне и беленькой косыночке. Первый взгляд, первое рукопожатие… Письма, полные тепла. А потом боль, обида. Давно это было.

    - Даша! - взволнованно сказал Николай.

    Она слегка вздрогнула, будто ее испугал его голос, выронила ручку, на бумаге осталось фиолетовое пятно. Лицо ее порозовело. Подняла голову - в глазах радость, испуг, удивление.

    - Коля! - воскликнула она. Смутилась, растерялась. - Николай…

    Николай взволнованно смотрел на врача Ракитину. Как она похорошела за эти годы, повзрослела. Неужели эта красивая молодая женщина несколько лет назад работала у него подручной на стройке завода, подносила ему кирпич, цементный раствор, улыбалась ему? Тогда он серьезно думал, что Даша - его судьба. Было столько радужных надежд и планов на буду-

щее. И все это ушло, в душе осталась застарелая боль, осадок горечи и обиды.

    Несколько секунд они стояли в неловком молчании. У Даши строго нахмурились брови, лицо сделалось, непроницаемым.

    - Что у вас? - спросила она официально, гораздо суше, чем спрашивала любого другого из своих пациентов.

    - Нездоровится мне что-то, - в тон ей ответил, Николай.