Сейчас они с Томом предстали перед собравшимися в одном зале двадцатью восемью вельможами, а также их женами и слугами.

Здесь были люди самого разного возраста – от хорошеньких юных служанок до девяностолетнего графа Валлендри, и все с одинаковым нетерпением и голодным блеском в глазах приготовились слушать Рода, который при всем желании не мог им сообщить даже самой захудалой новости.

Ладно, неважно. Род их выдумает по ходу дела. Он не первый и не последний журналист, поступающий подобным образом.

Старый герцог Логайр сидел посередине комнаты в огромном дубовом кресле. Он, кажется, не узнал Рода. Но Дюрер-то, безусловно, узнал. Советник, сгорбившись, выглядывал из-за левого плеча герцога, прожигая Рода полным ненависти взглядом.

Однако разоблачение Рода вряд ли сыграло бы ему на руку, и Дюрер понимал это. Логайр все еще любил свою племянницу, хотя и был с ней не в ладах. Он принял бы Рода с почетом, так как тот спас ей жизнь.

Именно Логайр задал вопрос, ответ на который волновал всех собравшихся. Рассудив, что у герцога имелись сугубо личные причины интересоваться новостями о Доме Кловиса, Род ответил, что на Севере, как всегда, все спокойно. О, слухи ходят разные, и знаменья, связанные с Домом кое – кто видел, но все это одни лишь разговоры – пока.

Затем они с Томом, притоптывая, запели «Свет Эддистоуна».

На мгновение зрители опешили, затем на их лицах появились ухмылки, а руки стали выбивать ритм.

Большой Том, приободрившись, увеличил темп и завопил во всю глотку. Род старался не отставать от него, при этом внимательно всматриваясь в лица зрителей.

Старый герцог попытался придать лицу неодобрительное выражение, но не слишком в этом преуспел. Позади его кресла, справа от Дюрера, стоял высокий молодой человек, скорее всего, ровесник Рода. Пока он слушал песню, его глаза блестели, а губы кривились в ухмылке, разбив застывшее на лице парня выражение крайнего раздражения, жалости к себе и злости. «Старший сын, догадался Род, – средоточие слабости и пороков, на которых умело играет Дюрер».

В этой толпе резко выделялись своей шикарной одеждой лорды-вассалы Логайра. Их сопровождали еще более кричаще разодетые чучела – советники, молодчики Дюрера.

Род почему-то был твердо уверен в том, что любое предложение Дюрера будет единодушно одобрено всеми лордами Юга, кроме, возможно, самого Логайра.

А тот, несомненно, имел на один голос больше, чем все его вассалы, вместе взятые. Род вспомнил, как Логайр добровольно пообещал Катарине:

– Покуда я жив, королеве не грозит опасность. Покуда я жив...

Представление имело воистину ошеломляющий успех. Род сумел придать ему скорее фривольный, чем политический, оттенок, балансируя на грани между клубничкой и порнографией. Зрителям это очень понравилось. Род решил, что тугоухость была генетической доминантой на Грамарае. Он заметил также, что все служанки не сводили глаз с него и с Большого Тома. Род терялся в догадках, почему, однако Большого Тома все это, казалось, нисколько не беспокоило.

Время от времени кто-то из советников задавал вопрос, от ответа на который не удавалось отвертеться, и тогда Род говорил так: ходят слухи, что Дом Кловиса вот-вот восстанет против королевы. И в глазах советников вспыхивала безумная, жгучая радость.

Чем она вызвана, Род, по крайней мере, понимал. Революцию важно начать, бразды правления можно взять в свои руки и позже.

Это-то он понимал. Но когда, закончив представление, Род шел к сеновалу, который был временно предоставлен в их с Томом полное распоряжение, он никак не мог выбросить из головы выражение лиц служанок. Когда девушки смотрели на Тома, Род прекрасно понимал, что они имели в виду. Он догадывался, что к его приходу сеновал будет забит до отказа, поскольку Большой Том пошел туда первым.

Но подобный взгляд, брошенный на него самого, вряд ли означал то же самое, если только профессия менестреля не обладала куда большим престижем, чем он мог предположить.

Поэтому Род, в общем, был скорее смущен, чем удивлен, когда одна из служанок перехватила его, держа в руках кубок с вином.

– Смочите ваше пересохшее горло, господин менестрель, – сверкая глазами, предложила она, протягивая ему чашу.

Он искоса взглянул на девушку и неохотно принял кубок. Ну зачем обижать ее отказом, верно?

– Я, – тихонько произнесла она, – согрею вашу постель, если вам будет угодно.

Род, поперхнувшись, закашлялся и, опустив кубок, уставился на нее. Затем он оглядел служанку с головы до пят. Перед ним стояла пышная полногрудая девушка с большим страстным ртом почти вылитая Гвендайлон.

Охваченный внезапным подозрением. Род присмотрелся к ней повнимательнее. Но нет, у этой девушки были слегка раскосые черные глаза и длинный прямой, а не курносый, нос. К тому же, она была брюнеткой. Он криво улыбнулся, допил вино и отдал кубок девушке.

– Спасибо, малышка, премного благодарен.

Показательно, подумал Род, что она выбрала его, а не Большого Тома, хотя тот, безусловно, был более видным мужчиной.

Но Род явно имел больший статус. «Все они шлюхи, – решил он, – и эта не исключение, – ей начхать с кем спать, главное, чтобы ее любовник занимал более высокое положение в обществе, чем она сама».

– Спасибо, – повторил он, – но я проделал долгий путь и валюсь с ног от усталости.

Неплохая речь, подумал он. Лучше пусть она будет разочарована в моей мужской силе, но, по крайней мере, отвяжется. Служанка опустила глаза и закусила губу.

– Как вам угодно, добрый господин. – Она повернулась и пошла прочь, оставив Рода пялиться ей вслед.

Ну и ладно, хоть не пришлось долго отнекиваться. Если поразмыслить, он даже был слегка унижен... но не мелькнул ли огонек триумфа в ее глазах, не зажглась ли там искорка радости?

Род зашагал дальше, гадая, не ступил ли он ненароком на тропу учения Маккиавелли.

Как Род и предполагал, дверь на сеновал была заперта.

Громовой хохот Тома и последовавший за ним приглушенный женский визг укрепили Рода в его подозрениях.

Поэтому, философски пожав плечами, он закинул лютню на плечо и снова ступил на длинную винтовую лестницу. Он, без сомнения, с пользой проведет это время. Поскольку замок явно построил параноик, здесь однозначно имелись потайные ходы.

Род, насвистывая, шагал по главному коридору. Его гранитные стены были выкрашены охрой и украшены стоящими вдоль них рыцарскими доспехами и беспорядочно развешенными гобеленами, некоторые из которых были столь велики, что тянулись от пола до потолка. Род тщательно отмечал в памяти их местонахождение. За ними могли скрываться потайные двери.

Главный коридор пересекали под прямым углом двенадцать коридоров поменьше. Когда он приблизился к седьмому, то заметил, что у его шагов, кажется, появилось эхо, причем весьма странное – на каждый его шаг оно делало два. Он остановился, чтобы взглянуть на гобелен. Эхо шагнуло еще дважды и затихло.

Краем глаза Род заметил мелькнувшее вдали разодетое чучело. Ему показалось, что он узнал Дюрера, хотя на периферийное зрение вряд ли можно было положиться.

Он отвернулся и зашагал дальше по коридору, насвистывая «Мы с моей тенью». Эхо вновь ожило.

Вообще-то Род слыл довольно общительным человеком и не чурался шумных компаний. Но сто против одного, он едва ли узнает что-нибудь важное, если у него на хвосте будет сидеть Дюрер. Значит, ему следовало найти способ избавиться от своего тощего попутчика. Непростая задача, поскольку Дюрер наверняка изучил замок вдоль и поперек, а Род не знал его вовсе.

Но девятый коридор, казалось, идеально подходил для намеченной цели – там царила кромешная тьма. Странно, подумал Род, во всех других коридорах через каждые пять-шесть шагов висел факел, а здесь же было темно, как в Карлсбаде до прихода туристов. На полу лежала толстым слоем пыль, на которой Род не увидел никаких следов. С потолка свисала густая паутина, по стенам стекали капельки влаги, орошая пятна лишайника.