Мою бабушку усадили в кресло-качалку рядом с дверью, наверное, для того, чтобы на нее упали солнечные лучи. Она пустым взглядом смотрела на улицу.

– Я вернулась, bà, – сказала я, хотя и знала, что она меня не понимает.

И, возможно, никогда больше не сможет понимать. Даже китайский целитель, который хвастался тем, что у него есть целебные травы от любой болезни, не смог нас обнадежить.

Когда я отодвинула в сторону занавеску из жемчужин, закрывавшую дверь в кухню, я услышала мужской голос, показавшийся мне знакомым, но услышать его здесь я не ожидала.

– Для нас было бы большой честью, если бы ваша дочь и наш сын стали парой.

Я окаменела. Это был не кто иной, как владелец маленькой лавки, торговавший тканью в конце улицы! У него было три сына, которые были немного старше, чем Тхань и я.

– Это очень большая честь, – ответил мой отчим.

Но что он здесь делал? Он ведь закрывал кузницу только поздно вечером!

– Большая честь для нашей семьи. А также для Хоа Нхай. Она очень обрадуется.

Я испуганно затаила дыхание, а затем осторожно прикрыла занавеску и прижалась к стене. Мое сердце билось так, что я с трудом разбирала, о чем говорят в соседней комнате.

Собака на веранде посмотрела на меня, однако не издала ни звука и, фыркнув, положила голову на лапы.

Меня хотят выдать замуж!

Конечно, в моем возрасте это было самое естественное событие на свете. В семнадцать лет некоторые девочки, жившие по соседству, уже стали матерями.

Я говорила с Тхань на эту тему, и мы обе решили сочетаться браком только с тем, кого полюбим.

Это было очень рискованное желание, учитывая то, что тогда было принято, чтобы родители сами выбирали супругов для своих дочерей.

Мне стало понятно, что мне не дадут сказать ни слова. Maman сама когда-то воспротивилась желанию матери выдать ее замуж и вышла за моего отца, однако годы, проведенные в семье кузнеца, изменили ее. Она больше не была той умной женщиной, которая встречалась в своем салоне с француженками. Теперь она была женой кузнеца и снова стала простолюдинкой.

И вдруг я почувствовала невероятный гнев. Как же она может так со мной поступать?

Как maman может ожидать, что ее дочь будет счастлива с мужчиной, которого не любит?

Я поняла, что не вынесу этого. Я сердито огляделась. Очевидно, еще никто не заметил, что я уже вернулась. Вероятно, они ожидали меня, чтобы поставить перед свершившимся фактом.

Но им придется подождать!

Я украдкой выбралась из дома мимо bà, которая пребывала в своем мире и меня, конечно, выдать не могла.

Когда дом остался позади, я бросилась бежать, даже не зная толком куда. Больше всего мне хотелось покинуть город навсегда. У меня в груди горело и кололо, а по щекам бежали слезы.

Краем глаза я замечала удивленные взгляды прохожих. Некоторые из них перешептывались. Наверное, завтра они спросят у maman, куда я так спешила. Но мне было все равно. С этого момента моя спокойная жизнь закончилась, потому что с сегодняшнего дня меня будут готовить к тому, как стать хорошей супругой. Для меня больше не будет существовать ничего, кроме семьи, нелюбимого мужа и детей, которых я не хочу, но вынуждена буду рожать, потому что это будет моей обязанностью.

И лишь после того, как я целый час бесцельно бродила по городу, до меня дошло, что я стою на дороге, ведущей к рисовым полям. Вдалеке я уже видела площадки насыщенного зеленого цвета, заполненные водой.

Здесь, на улице, я могла спокойно подумать и найти способ убедить своих родителей, что для свадьбы слишком рано и что муж, которого они нашли для меня, не тот, кто мне нужен.

Я замедлила шаг и посмотрела на землю. Каждый вдох вызывал покалывание под ребрами. Мое сердце все еще колотилось, как сумасшедшее.

Перед моим мысленным взором стояли сыновья торговцев тканью: Минь, Банг и Хао. Все они унаследовали лошадиное лицо и длинный нос своего отца, у всех были хитрые глаза, и все были довольно заносчивыми. Пусть даже ткани, которые продавал их отец, были красивыми, но его сыновей нельзя было назвать красавцами. Кому же я предназначалась? Первенцу Миню? Он был на два года старше меня и, собственно, уже давно должен был жениться. Очевидно, ни одна из семей не была готова к тому, чтобы выдать за него свою дочь. В отличие от моего отчима, голос которого звучал очень восторженно…

Пройдя некоторое время по дороге с опущенной головой, я оторвала взгляд от земли. Никто не окликал меня, но мне все же показалось, что кто-то на меня смотрит. И затем я увидела ее – худощавую фигурку в синем аозай. Широкополая шляпа из рисовой соломки скрывала ее лицо, но то, как она двигалась, позволило мне ее узнать. Наконец-то!

Я тут же остановилась и стала ждать, пока Тхань подъедет поближе. Когда я убедилась, что она меня заметила, я подняла руку и помахала ей. Через несколько минут она подъехала ко мне на своем велосипеде.

– Хоа Нхай? Что ты здесь делаешь? Что-то случилось?

Тхань спрыгнула с седла. Я не смогла ответить ей сразу же, потому что меня душили слезы.

– Что с тобой? – спросила Тхань и сняла сумку с плеча. – Bà стало хуже?

– Нет, с ней все в порядке, – всхлипывая, ответила я. – Вот только…

– Давай присядем.

Тхань потащила меня за руку к широкому камню, лежавшему на краю дороги.

Она положила велосипед на землю, сняла шляпу и обняла меня.

– Они…

Больше я не смогла ничего из себя выжать и только всхлипывала.

Тхань крепко прижала меня к себе:

– Сначала успокойся. У нас есть время.

И это время было необходимо мне, потому что я все плакала и плакала. Главным образом от злости на свою мать и на отчима, но также от разочарования и страха.

О торговце тканью люди говорили, что он плохо обращается со своей женой. А если это передалось его сыновьям?

И вообще, я пока что не хотела иметь детей! То, что рассказала мне Тхань – что роды связаны с кровью, криками и сильной болью, – вызывало у меня страх.

Через некоторое время мои слезы иссякли, но я продолжала всхлипывать.

– Я как раз пришла с рынка, немного позже, чем обычно, и услышала, что у нас гость, – начала рассказывать я.

Тхань наморщила лоб:

– Гость? Но мать с отчимом предупредили бы нас об этом.

Я покачала головой:

– Они этого не сделали. Они даже не сказали нам, что хотят выдать меня замуж.

– Замуж? За кого?

– За сына торговца тканью. Он сегодня был у нас дома, и они все с ним обсудили! – Слезы снова хлынули из моих глаз. – Они считают, что для меня это большая честь.

Тхань, казалось, была потрясена.

– Но у сыновей торговца тканью головы, как у лошадей. И, кроме того, у них какие-то делишки с tây. Может быть, во французском квартале к этому относятся хорошо, но здешние люди их не любят.

– Наверное, отец изменил свое мнение по поводу французов, – ответила я с горечью. – Он утверждал, что я буду очень рада.

Тхань погладила меня по голове. Очевидно, она тоже не знала, что делать, но хотела утешить меня.

Мы довольно долго молча сидели на обочине. Мимо нас медленно проезжала повозка, запряженная волом. На ней спал возница, натянув шляпу из рисовой соломки себе на лицо. Вол, казалось, точно знал, куда нужно двигаться. И вдруг я тоже поняла это.

– Мы могли бы уехать отсюда, – услышала я свой голос, когда повозка проехала мимо нас.

Тхань ослабила объятия и посмотрела на меня:

– Уехать? Но куда?

– Куда-нибудь, где нас не смогут выдать замуж против нашей воли. Может быть, в Ханой. Или в Китай.

Тхань покачала головой:

– Мы не можем просто так взять и уйти из дому! У нас ведь есть долг перед нашей семьей. Мы ее часть. Ты же видела, что вышло, когда твоя мать бросила свою семью.

Я снова рассердилась, на этот раз уже на Тхань.

– Ты ведь хочешь стать врачом, не так ли? – бросила я ей и вскочила на ноги.

В следующий момент тон моего голоса стал неприятен мне самой. Но Тхань, похоже, почувствовала то же, что и я.