При виде Тхань она удивленно остановилась.

– А это еще кто?

– Это Тхань. Я хочу представить ее своей матери.

Вид моей подруги, и без того жалкий, перед лицом враждебно глядящей на нее няньки стал еще печальнее.

– Ты хочешь ее… – У няньки слова застряли в горле. Она схватила меня за плечо. – Сначала иди в дом, я хочу, чтобы ты была чистой, прежде чем получишь наказание от своей матери.

– А что будет с Тхань? – осмелилась спросить я.

– Посмотрим. В любом случае в таком виде перед госпожой она не появится!

Нянька потащила нас за собой. Тхань безропотно позволила делать с собой все, что хотела нянька. Она даже не пискнула, когда нас обеих засунули в лохань с водой и грубо стали смывать с нас грязь. У меня было такое чувство, будто с меня живьем снимают кожу, и я громко кричала, но ничего не помогало.

С горящей кожей и опухшими глазами я в конце концов очутилась перед своей матерью, которая сидела в салоне на французской софе. На ней было светлое вечернее платье, наверное, она ходила в нем в гости к одной из своих знакомых. Щеки матери были очень бледными, а взгляд – острым как лезвие ножа.

– Где ты была? – ледяным голосом спросила она.

Моя мать никогда не повышала голоса, однако я слишком хорошо знала, что этому спокойному тону доверять нельзя. Лишь ее высокое положение в обществе удерживало ее от того, чтобы надавать мне пощечин или отругать меня, как это сделала бы простая вьетнамка. Однако ее злость по отношению ко мне была такой же огромной, как и злость других матерей, которые боялись за своих детей.

– Кто это? – Мать подбородком указала на Тхань. Ее глаза заблестели. – Это с ней ты где-то шлялась?

– Это моя подруга, – честно ответила я. У меня почти не было надежды на то, что maman позволит мне высказать мою просьбу, но я ведь дала обещание Тхань. – Ее мать сегодня умерла, поэтому меня так долго не было.

Maman смерила Тхань взглядом с головы до ног.

– А как звали твою мать? – спросила она после.

– Бин Нгуен, – ответила Тхань тихим голосом. – Она долго болела.

– А где твой отец?

– Он уже давно умер. Я его не знала.

Мать вздохнула. Выражение ее лица не изменилось.

Я чувствовала себя так, словно стояла на раскаленных углях. Моя maman всегда подчеркивала, как важно быть милосердной, потому что поведение человека на земле определяет его судьбу на том свете. Я надеялась, что она и сейчас помнит об этом.

– Мама, прошу тебя взять Тхань к нам, – умоляющим голосом сказала я. – У нее нет другого места, где она могла бы остаться, а ее мать не хотела, чтобы она попала в руки к продавщице девственниц.

По тому, как вздрогнула моя мать, я поняла: она знала, что означают эти слова.

– Мы не можем оставить ее у нас.

Скорее, моя мать не хотела оставлять ее у нас, и я это почувствовала.

– Я дала обещание, – сказала я. – И ты ведь сама всегда говорила, что нужно помогать другим. Если Тхань попадет в руки к продавщице девственниц…

– Откуда ты об этом знаешь? – спросила мать, однако я не позволила отвлечь себя от того, что хотела сказать.

– Тхань… могла бы работать здесь, у нас в доме. Я могла бы даже отдать ей свою комнату.

– Я хочу знать, откуда ты знаешь про продавщиц девственниц?

– Мы встретили одну из них, и она с нами заговорила.

У моей матери перехватило дух. Я еще никогда не видела ее такой испуганной. И вдруг черты ее лица ожесточились.

– В этом доме есть определенные правила. Одно из них гласит: тебе запрещено покидать дом без сопровождения взрослых и в одиночку бегать по городу.

У меня на языке вертелось возражение, что я ведь была не одна, но я промолчала.

– Тебя могли похитить. Это могла бы сделать одна из тех страшных баб. Ты можешь себе представить, какой ад тебя бы ожидал? А если бы ты попала в руки к кому-нибудь из этих бунтовщиков? – Мать сделала короткую паузу, словно желая дать мне возможность ответить, и потом продолжила говорить, все-таки повысив голос: – Нет, конечно, ты не имеешь ни малейшего понятия о том, что происходит там, на улице! Твой отец тяжело работает ради того, чтобы тебе не пришлось узнать, что это за мир! А ты так просто ставишь на карту свою жизнь!

Звук ее голоса напоминал звон разбитого стекла и так неприятно дребезжал у меня в ушах, что я закрыла глаза и отвернулась. Такой разъяренной я свою мать еще не видела.

Последовало долгое молчание. Оно было еще хуже, чем резкие слова. Я рассчитывала на то, что она отошлет меня в мою комнату и заставит ждать, пока домой вернется отец, чтобы он наказал меня по-настоящему.

– Пожалуйста, накажи меня, мама, но не прогоняй Тхань, – в конце концов сказала я тонким голосом и на всякий случай втянула голову в плечи, ожидая еще одной тирады.

Но в этот момент мне было все равно, я беспокоилась только о Тхань, потому что у нее на карту было поставлено больше, чем у меня. Она не могла оставаться в хижине, в которой жила до сих пор. Сваи, на которых стояло ее жилище, были гнилыми и обросли ракушками. Если река выйдет из берегов, Тхань погибнет!

Я с мольбой опустилась перед матерью на колени. Что еще я могла сделать, чтобы смягчить ее сердце?

Но выражение ее лица не изменилось.

– Нам больше не нужны слуги, – сказала она, снова и снова бросая взгляд на Тхань.

– Но я недавно слышала, как Ли жаловалась на то, что она не справляется с работой!

Теперь уже мать удивленно посмотрела на меня.

– Когда ты это слышала? – спросила она.

Мать строго руководила слугами. Поэтому они жаловались лишь тогда, когда хозяйки не было поблизости.

– Всего несколько дней назад, – ответила я. – Прошу тебя, мама! Я уверена, что Тхань не захочет брать плату! Ей нужно лишь немножко еды!

Я оглянулась. Тхань застыла, словно превратившись в соляной столб, как тогда в храме, когда ее сковал страх.

Я не знаю, уступила ли бы какая-нибудь другая мать такой просьбе. Но моя лишь сказала:

– Отведи ее вниз, в кухню, и скажи Ли, что сегодня она будет спать у нас. Я не выгоню сироту среди ночи на улицу. Когда твой отец вернется домой, я поговорю с ним о том, что делать дальше.

– Спасибо, мама!

Я низко поклонилась ей и уже хотела повернуться и убежать, но мать удержала меня на месте.

– Ты ведь понимаешь, это вовсе не означает, что она останется у нас? Французы финансируют дома для сирот, и эта девочка тоже сможет там жить.

Я очень рассердилась из-за того, что она уничтожила мою надежду.

– Что же касается тебя, то ты будешь находиться под домашним арестом, который продлится три недели. Я скажу твоему учителю, чтобы в наказание он давал тебе больше заданий. А если ты еще хотя бы раз сбежишь, я отошлю тебя на целый год к бабушке в деревню. Ты меня поняла?

В устах моей матери не было угрозы страшнее, чем та, что меня пошлют в деревню к бабушке, да еще на целый год! Моя бабушка со стороны отца была такой же злобной, как и старой. Пребывание там стало бы для меня адом.

– Да, мама, – подавленно ответила я, после чего она меня отпустила.

Тхань поплелась следом за мной. Она не решалась ничего сказать. Я же в тот момент была рада, что ей разрешили остаться у нас хотя бы на одну ночь.

Наша повариха сразу же полюбила Тхань. Она не только выделила ей чистое место в кухне, но даже дала одеяло, которым укрывалась сама. Для вечно брюзжащей Ли это было очень великодушным поступком.

– Бедная девочка, – пробормотала кухарка таким голосом, который мог бы принадлежать и мужчине, потому что он был очень низким. – У нее нет отца, а теперь еще и мать умерла. Человек без семьи – самое печальное, что может быть на свете.

Семья Ли была очень большой: у нее были родители, родители родителей, дети, племянники, племянницы, тети, дяди, двоюродные братья и так далее. Ее семья жила за городом, в маленькой деревне, и все ютились вместе в одном доме. Работа не позволяла Ли часто там бывать, но когда у нее случались выходные, она всегда ездила к своей семье. Я спрашивала себя, что она или ее мать сказали бы по поводу Тхань. Может быть, они бы сразу приняли ее к себе…