– Хоа Нхай! – прошептал вдруг кто-то в темноте. И сразу же из темного угла вышла Тхань и обняла подругу. – Значит, ты все-таки пришла.

– Я ведь обещала. Надеюсь, что еще не слишком поздно.

– Нет-нет, сейчас самое подходящее время, – ответила Тхань и показала на луну. – Когда мы дойдем до храма, будет ровно полночь. Надеюсь, что хранительница храма уже будет спать.

– Мы будем вести себя тихо, как мыши, – сказала Хоа Нхай, подбадривая подругу, хотя сама очень боялась хранительницы храма.

На северной окраине города хижины бедняков лепились друг к другу, словно крысы на холоде. В отбросах рылись бродячие собаки. Где-то раздавался плач.

Тхань схватила подругу за руку.

– Не бойся, – сказала она. – Люди здесь бедные, но никому ничего плохого не делают. Многие из них участвовали в восстаниях против tây[6]. Их покарали. И поэтому сейчас они вынуждены жить здесь.

Хоа Нхай ничего не знала о восстаниях и наказаниях. Ее отец никогда не говорил плохо о tây, потому что работал на них.

За бедными хижинами простиралась свободная земля. Луна отражалась в рисовых полях, которые покрывали землю, словно промокшие ковры. Вдалеке могущественно и угрожающе вздымались джунгли, откуда раздавались крики обезьян.

– Как дела у твоей матери? – спросила Хоа Нхай, когда они оставили хижины позади.

– Она становится все слабее, – ответила Тхань. – Я очень боюсь, что она умрет.

– Когда твоя мать получит цветки жасмина, она снова станет здоровой.

Через какое-то время перед ними показался храм. Время и дожди стерли черты каменных лиц, украшавших его. Вокруг него росла очень высокая трава, что немного обеспокоило девочек, потому что под длинными стеблями часто прятались змеи, которые могли неожиданно укусить, если на них наступить. Маленькую тропинку к воротам едва можно было различить.

Подруги осторожно крались по тропинке. Лунного света было достаточно, чтобы отличать камни, ветки и сучья от змей и скорпионов. Через некоторое время обе девочки почувствовали себя немного увереннее и пошли быстрее. Перед воротами в храм они остановились.

– А какие боги здесь живут? – спросила Хоа Нхай.

– Я этого не знаю, – ответила Тхань, благоговейно рассматривая здание. – Но если у них есть сила, чтобы вернуть человеку здоровье и принести ему счастье, значит, это очень дружелюбные боги.

Девочки медленно приближались к воротам храма. Непогода и время сделали дерево черным и отняли блеск у колокола, язык которого имел форму рыбы.

– Она, конечно, спит, – прошептала Хоа Нхай, чувствуя, как дрожит рука Тхань. – Посмотри, нигде не горит свет.

– Духам свет не нужен.

– Она всего лишь человек, – возразила Хоа Нхай, потому что ее отец всегда утверждал, что духов не бывает. – Она, конечно, спит.

Хоа Нхай положила руку на толстые деревянные брусья. Они все еще хранили в себе тепло дня. Еле дыша, она прислушалась к тому, что делается внутри храма. «Там, где есть люди, есть и звуки», – говорила ее мать. По звукам можно понять, есть ли жизнь в помещении. Девочка ничего не почувствовала. Ветерок ласкал камни, что-то шуршало, однако это были всего лишь листья. Храм казался мертвым. Когда девочки немного нажали на дверь, она поддалась и открылась – к сожалению, не беззвучно. Скрип петель эхом разнесся по всему двору. Хоа Нхай окаменела. Был ли слух у старухи таким, каким он бывает у пожилых женщин, или же она слышала лучше?

Затаив дыхание, девочки на миг замерли и прислушались. Ничего не происходило. Наверное, им снова повезло. Они проскользнули через слегка приоткрытую дверь и спрятались в тени. Во внутренний двор можно было попасть через обрамленную колоннами дорожку, камни которой еле слышно шуршали под ногами девочек.

В лунном сиянии цветки жасмина светились, словно белые звезды. Крепкие ветки казались толстыми, будто ветви настоящего дерева. Может быть, этот куст жасмина уже видел, как мимо него пронеслись два или три столетия.

Девочки вышли из тени и очутились под ярким лунным светом.

– Давай нарвем цветов, – еле слышно прошептала Тхань. – Иначе полночь пройдет и они перестанут действовать.

Она шагнула вперед и протянула руку за похожими на звездочки цветами, но на миг остановилась и огляделась по сторонам. Затем она сорвала маленькую веточку и быстро спрятала ее под одежду.

– Теперь ты, – прошептала она и оглянулась на подругу.

Хоа Нхай шагнула к жасмину, со страхом и почтением посмотрев на него. Она тоже сорвала себе веточку.

– Что вы здесь ищете? – вдруг раздался позади них скрипучий голос.

Девочки испуганно обернулись. Опиравшаяся на суковатую палку старуха казалась хрупкой и слабой. Ее длинные седые волосы были завязаны узлом на затылке, а лицо покрыто морщинами. Руки женщины были такими тонкими, что казались просто костями, обтянутыми кожей. Остальная фигура скрывалась под длинной рубахой. Собственно говоря, для духа она выглядела довольно безобидно, если бы не блестящие глаза, строго смотревшие на девочек.

– Простите, bà[7], мы…

У Хоа Нхай слова застряли в горле. Хранительница храма сверлила ее горящим взглядом. Сердце девочки прыгало в груди, словно рыба в сетке.

– Неужели у вас нет почтения к богам и духам умерших? – Голос старухи был пронзительным и холодным, как лед, как ветер, который веял над могилами. Такого ужаса не внушала даже пророчица, к которой люди обращались, чтобы на похоронах определить время, подходящее для того, чтобы положить мертвое тело в гроб.

Хоа Нхай хотела убежать из храма как можно быстрее. Ее руки потянулись, чтобы схватить Тхань и потащить ее за собой, но затем она снова подумала о матери своей подруги. Может быть, боги послали им испытание? Может быть, все было иначе, нежели рассказывали те, кто не решался заходить в храм в ночное время?

– У нас есть уважение к ним, но есть и причина, чтобы быть здесь.

Старуха, судя по всему, не ожидала такого ответа.

– Да? Какая же?

То, что она задала этот вопрос, настолько удивило Хоа Нхай, что девочка сначала даже не нашла, что ответить. Однако затем она услышала свой голос:

– Нам нужны цветки для больной женщины. Они должны вернуть ей здоровье.

Неожиданно старуха схватила ее за руку и крепко вцепилась в нее. Хоа Нхай испуганно хватала воздух ртом, но закричать не смогла.

– Ты намного храбрее, чем другие девочки в твоем возрасте, – сказала смотрительница и грубо повернула ее руку так, что ладонь оказалась вверху. – Дай-ка я посмотрю, что тебя ожидает.

Как ни пыталась девочка освободиться от хватки старухи, ей это не удалось. Женщина ткнула холодным костлявым пальцем в ее кожу и стала обводить пальцем узоры на ладони. При этом она что-то бормотала, но девочка не понимала ее слов. Хоа Нхай, ища помощи, взглянула на подругу, но ту словно парализовало. Тхань, будто окаменевшая, застыла рядом с деревом и чуть не раздавила нежные цветки на своей груди.

Хотя пальцы старухи были холодными как лед, Хоа Нхай показалось, что она чувствует жжение в ладони. По спине у нее пробежал холодок ужаса. Неужели это и был ритуал, который старуха проводила для того, чтобы убить человека? Может быть, сейчас ее пронзит молния или схватят судороги? Она ведь не хотела умирать! Может, было бы лучше, если бы она отговорила Тхань от этой глупой затеи с храмом…

Старуха довольно долго занималась рукой Хоа Нхай, затем пристально посмотрела на девочку и сказала:

– Ты носишь в себе дракона, который пока что спит. Но однажды он вырвется наружу и расправит крылья. Ты будешь путешествовать далеко по свету, и жизнь твоя будет нелегкой. Тебе придется пройти долгий путь, прежде чем ты обретешь мир и спокойствие.

О чем говорила старуха? Девочка не поняла, что та имела в виду. Но ее слова пробудили в ней страх.

С насмешливым хихиканьем старуха отпустила руку Хоа Нхай.

– Идите и заберите цветы с собой, пусть они принесут вам то, чего вы заслуживаете. – С этими словами она повернулась и растворилась, опираясь на палку, в тени, так же бесшумно, как и появилась.