— Призракам? — удивилась Луиза.
— Ты имеешь в виду, что это было что-то вроде наваждения? — спросил Харви, — Кому же мог привидеться такой кошмар?
Мой повернулась к Сефтон.
— А разве буддисты не считают весь мир иллюзорным?
— Не совсем так, — ответила Сефтон, — Это скорее похоже на Платона.
— О-о… Понятно.
— Давайте оставим Лукаса в покое, — наставительно произнес Клемент, — Не наше дело, как именно доктор Мир решил объясниться с Лукасом. По-моему, нам не следует вмешиваться и обсуждать их отношения.
— Но мы уже вмешались, — заметила Луиза, — и теперь, видимо, есть возможность полностью прояснить ситуацию. Нам наговорили кучу странных вещей, но почему-то уговаривают не обсуждать их. На нас обрушились абсурдные новости, а нам предлагают молча проглотить их, даже если они кажутся бессмысленными!
— Ах, Луиза, не нервничай, — сказал Клемент, — Не стоит так волноваться.
— Я совершенно не волнуюсь!
Алеф, сидевшая на кровати, поджав под себя ноги, сменила позу и спустила ноги на пол.
— Мне кажется, — начала она, — главное, что хотел сказать нам Беллами, заключается в том, что к Питеру вернулась ясность мыслей, и в результате он стал тихим и миролюбивым человеком, по-моему, это замечательно. Беллами рассказал нам совершенно замечательную историю.
— Я согласна, — присоединилась к ней Сефтон, — И желаю ему удачи на поприще буддизма. На мой взгляд, это самая лучшая из мировых религий.
Клемент и Алеф встали с кровати, Сефтон поднялась с пола. Все начали хором высказывать свои мнения. Клемент проводил Беллами к выходу.
— Что ты думаешь обо всем этом? — поинтересовался Харви у Алеф.
Клемент и Беллами ушли. Луиза удалилась на кухню. Сефтон, приведя в порядок комнату, вернулась к своим занятиям. Мой отправилась с Анаксом на прогулку. Харви и Алеф сидели в пабе «Ворон». Харви настоял, чтобы они зашли туда.
— А что тут думать? По-моему, все это великолепно. Разве не так? Питер снова стал цельной личностью. Он полностью выздоровел и обрел способность любить и прощать. Когда он упомянул о призраках, то имел в виду, что такие злые намерения являются нереальными. То есть он понял бесполезность попыток обвинить Лукаса, бессмысленность жажды мести. Надо быть выше этого. Я думаю, что стану буддисткой!
— Если буддисты считают зло нереальным, то они, должно быть, безумны! Считать, что зло нереально, все равно что таить плохие мысли и держать камень за пазухой.
— Я просто неудачно выразилась. Конечно, само зло реально, но определенные виды намерений или испытываемых нами чувств — типа мести, ненависти — являются бесполезными и надуманными. Разве ты не согласен, что не стоит тратить время на месть, на то, чтобы стремиться наказать своего обидчика?
— Наказание и месть разные понятия. Пока существует преступление, должно существовать и наказание…
— «Мне отмщение и аз воздам», по-моему, такие слова приписываются в Библии Господу. Нетерпимость к грехам, но любовь к грешникам. Конечно, я не предлагаю упразднить институт правосудия и выпустить заключенных из тюрем! На самом деле я говорю о самых простых вещах, нам надо победить наш эгоизм и осознать нереальность и бесплодность множества наших безотчетных стремлений. Мы тратим слишком много времени, обвиняя, ненавидя или завидуя окружающим нас людям, то есть мы желаем им зла. А как раз этого и не следует делать!
— Где ты набралась проповеднических идей? Может, ходила к Питеру на какие-то консультации, типа тех лекций, что раньше Лукас читал Сефтон?
— Нет, я просто сама много размышляю, взрослею постепенно!
— Ты влюблена в Питера?
— Нет.
— Уж не собираешься ли ты выйти за него замуж?
— Харви, помилуй бог!
— Подозреваю, что изучение английской литературы не приносит тебе никакой пользы, в ней полно всякой романтической и высокопарной чепухи. Ты начиталась Шелли [74].
— Да, признаю себя виновной в преступном романтизме.
— По-моему, Беллами просто глуп, даже глупее тебя. Питер Мир наврал ему с три короба, чтобы сбить со следа.
— С какого следа?
— Разве ты не слышала слов Клемента о том, что Питер не бывал в своем доме, избегая нежеланных встреч с людьми? Возможно, он избегал встречи и с полицейскими.
— Ну и мысли у тебя! У человека может быть куча причин, из-за которых ему не хочется видеться с людьми. И это не наше дело.
— Значит, ты встала на его сторону, ты против Лукаса. Я, конечно, не пытаюсь оправдать Лукаса. По-моему, они оба лгут нам.
— Не думаешь же ты, что Лукас…
— Нет, просто Питер мне не нравится. По крайней мере, Лукас откровенно груб и недоброжелателен, он не прикидывается святым. А послушать Беллами, так этот Питер Мир стал воплощенной добродетелью и жаждет восхищенного признания, особенно от тебя и всей нашей компании! Почему он не может наслаждаться своей добродетельностью в благостном уединении? Он ведь попросил Беллами поведать обо всем нам!
— Это же важно, как ты не понимаешь! Его история касается всех нас. С чего ты вообще так разозлился?
— Я не понимаю, каким боком это касается всех нас. И если мы полагаем, что касается, то попросту вмешиваемся не в свои дела.
— Извини, дорогой. По-моему, главной в данном случае является любовь, а заодно с ней прощение, терпимость и милосердие… и нам не следует радоваться, осуждая других людей или считая, что мы лучше.
— Я тоже думаю, что любовь очень важна, хотя и не считаю, что она обязательно должна вмещать в себя все те прекрасные понятия, которые ты приплела к ней… и я не знаю, как любовь может справиться со всеми кошмарами нашей жизни. Я люблю тебя, Алеф, я давно люблю тебя. Ты нужна мне как воздух. И меня ужасно огорчает, что ты собираешься так надолго уехать с Розмари Адварден.
— Ну, не так уж надолго, милый Харви, когда-нибудь я вернусь!
— Да, да, ты вернешься, конечно, я буду ждать твоего возвращения, точно освобождения из тюрьмы, вытерплю положенный мне срок, как преступник или как заложник, и дождусь, с меня снимут цепи и выпустят на свободу. Ты говоришь так, словно открыла для себя какое-то новое важное знание. Возможно, в итоге и я приобщусь к новой житейской мудрости.
— Взгляни-ка на это, — сказал Лукас, протягивая письмо.
Клемент взял и прочел его. В письме было изложено следующее:
Дорогой Лукас!
Вы любезно посетили ту странную встречу, где мы вспомнили наше первое случайное столкновение. Я и теперь отличился, умудрившись потерять сознание. Как пояснил Ваш брат, одной целью такого собрания стал поиск пути к примирению. Другая цель должна была помочь моей поврежденной памяти восстановить некоторые аспекты прошлой жизни, которые представлялись мне утраченными. Первая цель все еще маячит в тумане, а вторая успешно достигнута, о чем я и рассказал Беллами, попросив его сообщить об этом Вашему брату и клифтонским дамам. Мне удалось, коротко говоря, вспомнить мои религиозные предпочтения. С одной стороны, я, как уже было сказано, еврей (и Вы тоже, по-моему, являетесь представителем этого народа). Но я также приобщился к буддизму и провел много времени в смиренных самодисциплинирующих медитациях. Потрясение, полученное мной в ходе второй встречи, или «события», вернуло меня на «правильный путь». Так что Вы и Ваши близкие, считая меня безумным или ненормальным, в каком-то смысле были правы. Я утратил достигнутые нравственные ориентиры, но теперь восстановил их. Меня переполняла ненависть и жажда мести. Однако я не испытываю больше ни того ни другого. И соответственно отменяю и аннулирую все угрозы и оскорбления, высказанные мной в Ваш адрес. Я также не испытываю к Вам и тени недоброжелательства и крайне сожалею, что вел себя столь агрессивно. Прошу у Вас прощения. Итак, я глубоко осознал, что жажда мести и мстительные намерения, в сущности, всего лишь призрачные фантазии и поверхностная пена порочного самолюбия. Теперь я способен победить такие эгоистичные и чисто демонстративные проявления. Есть время для вражды и есть время для мира. Вы, несомненно, знакомы с дискуссией, возникшей по данному поводу между Кришной и Арджуной. Почему Кришна призвал Арджуну сражаться? Многие философы, исполненные благих намерений, озадачивались этим вопросом. Удобным ответом является то, что усугубившийся в эгоизме Арджуна не мог отказаться от битвы с чистой душой, его мотивы могли быть лицемерны, а деятельность — бесполезна. Это способно сбить с толку любого новичка. Но почему же Кришна подвиг Арджуну на битву, в которой могли погибнуть тысячи людей… неужели только ради того, чтобы он «реально» или «на собственной шкуре» познал, в чем заключается его долг? (Мы можем обсудить это при случае, мне хотелось бы услышать Ваше мнение.) Жизненная философия, в которой я барахтался, издавна озадачивалась противоборством между справедливостью и добродетелью… мощный вклад внес в нее святой завет: «Ата et fас quod vis» [75]. В любом случае, в нашей борьбе, по моим представлениям, мирное решение будет принято с легкой и спокойной душой. Я занимался в прошлом (как же давно, кажется, состоялась наша первая встреча) нравоучениями, в несдержанной манере рассуждая по поводу Ваших мотиваций и пытаясь выяснить, что Вы намеревались сделать и почему, каковы были Ваши побуждения и во что они вылились. Прояснение всей этой ситуации, в смысле справедливости, прежде было моей главной целью. Мне хотелось удалить покров, наброшенный на мои собственные мотивы, и получить от Вас своеобразное возмездие. Мне также хотелось увидеть Вас в роли просителя. Я никогда не имел и верю, что Вы это понимаете, никаких стремлений к публичности или возобновлению судебного процесса. Мне представлялось, что данное дело касается только Вас и меня… В сущности, это и по сей день так. Мне хочется забыть и начисто стереть из памяти всю прошлую ситуацию, как я стер спровоцировавшие ее настроения из моего собственного ума. Мои мстительные желания — «око за око, зуб за зуб», — стремление унизить и поразить моего противника теперь воспринимаются мной как побуждения непросвещенного эгоизма, подчинение детерминизму, некая порочная причуда, которую я ныне полностью осуждаю и отвергаю. Предлагая Вам оливковую ветвь от всей полноты моей обновленной души, могу ли я надеяться, что Вы поможете мне завершить вражду, которая, в сущности, являлась нереальной и мучительной тратой времени и душевных сил для нас обоих? Позволите ли Вы зайти повидать Вас? Я теперь вернулся в мой собственный дом (благотворная идея!), и номер моего телефона приведен выше. Осмелюсь добавить, что при встрече (а она, надеюсь, при Вашем расположении состоится в самое ближайшее время) я попрошу Вас оказать мне одну маленькую услугу, суть которой объясню Вам позже. Также, пожалуйста, пригласите на нашу встречу Вашего брата, но только его одного.
Ваш, познавший покой и умиротворение,
Питер Мир
