Может быть, ты думаешь, будто мне повезло, что Тим до сих пор молчит о той ночи. Я же склонен считать это Господней волей. По той же причине – благоволения Господа – я зашел так далеко и никто не смог меня остановить. Есть три причины, убеждающие меня в том, что я есть истинный новый Мессия. Две из них очевидны, их мог бы заметить каждый, с самого начала этой истории.

Во-первых, мое имя. Мои инициалы. Джез Клифтон. Джезус Крайст. Иисус Христос.

И если ты заглянешь в мое личное дело в Скотланд-Ярде, то увидишь дату моего рождения: 25 декабря 1966 года. Рождество. Таким образом, сейчас мне тридцать два года. Примерно столько же было Христу, когда он умер на кресте.

Обе эти причины и слепой мог бы заметить. Однако, как уже говорилось, это лишь указания. Третья причина гораздо, несравненно важнее. Это полное, окончательное доказательство.

Но доверить его я могу лишь своему Иуде.

Когда Ред приходит в себя, он оказывается на кухне, прислоненный к стене. Единственный свет исходит от свечей, которые мерцают на столе, так что требуется некоторое время, чтобы зрение приспособилось к полумраку.

Он смотрит на часы на стене. Чуть больше одиннадцати. Он был без сознания более двух часов.

Кухонный стол накрыт на тринадцать человек. По шесть приборов расставлены по обе стороны стола, и один в дальнем конце. Один конец свободен.

Каждое место отмечено стеклянным сосудом – кроме двух: того, что во главе стола, и находящегося непосредственно справа от него. Там стоят тарелки с мясом.

В каждом из стеклянных сосудов что-то заключено.

Ред поднимается на ноги, пристально вглядывается в ближайший к нему сосуд и видит, что находится внутри.

Язык.

Одиннадцать сосудов с одиннадцатью языками.

Неожиданно в дверях появляется Джез.

В отношениях некоторых людей порой наступает момент, когда они достигают пика эмоций настолько неожиданно, что ваше представление о них бесповоротно меняется. Когда впервые видишь в высшей степени спокойного человека, впадающего в ярость или, напротив, в слезливую истерику, ты уже больше не можешь относиться к нему как раньше. Что-то изменилось, и безвозвратно.

Когда Ред поворачивается и смотрит на Джеза, ему кажется, что он видит совершенно незнакомого человека. Человека, похожего на Джеза, как две капли воды, но не являющегося Джезом, которого он знает. Ред видел Джеза и в гневе, и в радости, и в боли, но он никогда не видел его лицо... таким пустым. Выражение, которое и выражением-то не назовешь. Пустота.

Нет, это не Дункан. Совсем не Дункан. Джез.

На Джезе его гидрокостюм. Реду требуется секунда, чтобы сообразить почему, потом он мысленно снимает шляпу перед Джезом. Кровь на черном незаметна, к резине не пристают волокна. Это идеальный костюм, чтобы убивать людей.

Джез шагает вперед.

– Я сяду во главе стола. Ты по правую руку от меня. Входная дверь заперта, и я гораздо сильнее тебя. Думаю, ты сам понимаешь, что рыпаться не стоит.

Ред обходит стол и с ощущением тошноты опускается на стул, на который только что указал Джез.

"Сохраняй спокойствие, – твердит он себе. – Пусть продолжает говорить".

Языки в банках насмехаются над Редом – пародия на накрытый по-домашнему стол.

Не смотреть на языки! Сосредоточиться на Джезе!

Черная цилиндрическая сумка Джеза стоит на полу у его стула.

Большая сумка. В такую сумку могла поместиться вся эта еда и сосуды. Да и все остальное, что потребуется ему сегодня ночью.

Джез наклоняется и вынимает что-то из сумки. Пурпурная ткань, сложенная вчетверо. Он расправляет ее и надевает через голову.

Пурпурное одеяние, точно такое же, какое было на Христе по пути на Голгофу.

На столе перед ними стоят две бутылки с красным вином, откупоренные. Джез садится и наливает им по бокалу.

– Первый из четырех, – говорит он.

Ритуал Пасхи требует, чтобы все, даже беднейшие из бедных, выпили по четыре чаши вина.

Ред отпивает маленький глоток. Терпкое тепло пробегает по его зубам и языку.

Его языку. Господи, нет.

В середине стола стоят четыре маленькие миски с травами. Джез тянется к ним.

– Горькие травы, приправа к ягненку, – говорит он. – Истолченные лавровые листья, майоран, базилик и хрен. Их едят в память о прошлом евреев в бытность их рабами в Египте. – Он сдабривает травами мясо в тарелке Реда, а потом в своей. – Давай. Ешь.

Они едят в молчании. Барашек сухой, глотать его трудно, так что Реду приходиться запивать его вином.

В этом молчании Ред ощущает лишь пустоту, никакого логически связного плана действий не образуется в его голове. Поначалу он пытается успокоиться, в надежде на то, что план сам придет к нему, потом напрягается и пытается заставить его появиться. Ни тот, ни другой метод не срабатывают. Все без толку. Его сознание замкнулось на самозащите, потому что совершенно не может смириться с невероятностью того, что с ним происходит, и рискует не выдержать.

Ломтики хлеба разложены на тарелке за чашками с травами. Джез берет один из кусочков, разламывает его надвое и предлагает половинку Реду.

– И когда они сели за стол, Иисус взял хлеб, благословил его, преломил и раздал его им со словами: "Берите, ешьте, ибо сие есть тело Мое".

Ред смотрит на хлеб в своей руке и поднимает глаза на Джеза.

Это всего лишь кусочек хлеба.

Джез неподвижно смотрит на него.

"Проглоти свою гордость, Ред. Проглоти этот хлеб".

Ред кладет хлеб в рот и начинает жевать. Он кислый на вкус. Пресный, не дрожжевой. Он запивает этот вкус вином. Джез наполняет его чашу.

"И взял чашу и, благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все; ибо сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая..."

Он смотрит на Реда.

– Выпей ее.

– Это не твоя...

– Пей.

Ред подносит чашу к губам, смачивая вином губы.

Джез дожевывает мясо. Ред не спешит закончить свою порцию. Джез смотрит за тем, как он ест. Судя по всему, он тоже не спешит. Когда Ред наконец нехотя кладет нож и вилку, Джез говорит:

– Сними туфли.

– Что?

– Сними обувь.

Ред отодвигает стул, так что его ноги оказываются на виду, и снимает туфли.

– А теперь носки.