Откуда, черт возьми, Джезу знать о письме к Эрику?
Ред никому и никогда не заикался об этом письме. Письмо было уликой, а он сжег его, сделал то, чего не следовало делать. Он не говорил о нем никому в Скотланд-Ярде, никому из тех, кто охранял его в Хоум Фарм.
Откуда же Джез прознал о нем?
В то утро, когда позвонил Эрик, Джез находился в кабинете. Черт, именно Джез взял тогда трубку.
"Может быть, тогда я и проговорился?
Черта с два, я тогда сам ничего не знал. Я не знал, что нужно Эрику, пока не приехал в Пентонвилль.
Ну а уж после этого я точно держал язык за зубами. Не обмолвился об этом, даже когда допрашивал Дункана, – не хотел, чтобы он знал о том, что я видел это письмо".
Ред хватает телефон и набирает номер 192.
– Справочная служба, ваш запрос, пожалуйста.
– Тюрьма Пентонвилль, Лондон.
Компьютеризованный женский голос дважды сообщает Реду номер. Он записывает его на листочке блокнота у телефона и тут же набирает.
Длинные гудки.
Девять часов накануне Страстной пятницы. Не удивительно, что они не мчатся к телефону.
Ну давай же.
Звучит мужской голос, очевидно усталый.
– Тюрьма ее величества Пентонвилль.
– Я бы хотел поговорить с начальником.
– Боюсь, что начальник сейчас...
– Это старший полицейский офицер Меткаф из Скотланд-Ярда. Мне нужно поговорить с вашим начальником по делу неотложной важности. Мне все равно, чем он занимается. Вам придется оторвать его от этого занятия.
– Откуда мне знать, что вы тот, за кого себя выдаете?
– Вам что, прислать наряд полиции, чтобы вы поняли, с кем имеете дело?
– Ладно, ладно. Я сейчас вас соединю.
На линии слышна мелодия "Зеленые рукава".
Еще один мужской голос, на сей раз раздраженный.
– Алло?
– Я говорю с начальником тюрьмы?
– Да.
– Это старший офицер полиции Меткаф и...
– Ваш брат содержится в нашей тюрьме.
– Да. Да. И мне нужно срочно поговорить с ним.
– Инспектор, заключенные находятся под замком до утра. Я не могу нарушать правила.
– Вы должны. Для меня жизненно важно поговорить с ним сегодня. В ближайшие десять минут.
– Что значит "жизненно важно"?
– Давайте скажем так. Он может рассказать мне нечто, способное в корне изменить ход девятимесячного расследования.
– И эта информация нужна вам сегодня?
– Да. Завтра может быть слишком поздно.
– Хорошо. Оставьте мне свой номер. Я распоряжусь, чтобы охранники вывели Эрика и дали ему возможность вам позвонить.
– Спасибо. Большое спасибо.
Он называет свой номер.
– Ждите у телефона.
Линия умолкает.
Ред смотрит на стену. Страх охватывает его, как осьминог щупальцами.
Он включает телевизор и перескакивает с одного канала на другой. Смотреть нечего.
Пронзительный звук телефона. Он хватает трубку.
– Алло?
– Привет, милый. Как ты? – Голос Сьюзен.
– Сьюзен, у меня все нормально. Послушай, давай я тебе перезвоню? Я жду очень важного звонка.
– Конечно. Я звоню тебе, просто чтобы узнать, когда ты приедешь.
– Завтра. Надеюсь, что утром. Послушай, я тебе перезвоню через пятнадцать минут.
– Ред, ты в порядке?
– Да. У меня все нормально. Но мне никак нельзя пропустить этот звонок.
– Ладно. Поговорим потом.
Он кладет трубку. Сердце стучит в груди молотом.
Сколько времени потребуется, чтобы привести Эрика? Пять минут, может быть, десять? Если им нужно пойти к нему в камеру, вывести его, привести к телефону...
Невыносимые муки ожидания.
Он держит руку на трубке.
Ну давай. ДАВАЙ ЖЕ.
Телефон звонит.
– Алло?
– Старший офицер Меткаф, я привел вашего брата.
– Дайте ему трубку. Пожалуйста.
Шарканье на заднем плане.
– Это Эрик.
– Как ты?
– Что тебе нужно?
– Ты помнишь то письмо, которое тебе прислали?
– То, которое ты сжег?
– Да. Его.
– Конечно, я его помню.
– Ты ведь никому о нем не рассказывал, правда?
– Нет.
– Точно нет?
– Точно. Ты попросил меня не рассказывать, поэтому я и не рассказал.
– Ни единой душе?
– Какую часть слова "нет" ты не понимаешь? Я не рассказывал никому. Дошло?
– Да. Спасибо.
– Больше ничего?
– Нет. Это все, что я хотел узнать. Спасибо.
Ред кладет трубку.
Ни он, ни Эрик никому не рассказывали об этом письме. А это значит, что о его существовании знают только три человека во всем мире. Они с братом и тот человек, который его послал.
Стало быть, если Джез знает о письме, этому есть только одно возможное объяснение.
Именно Джез его и послал.
Входная дверь внизу открывается и закрывается.
Ред прислоняется к стене и пытается сообразить, что делать.
Ему нужно уехать. Побросать вещи в чемодан и убраться отсюда к чертовой матери.
Входная дверь Мехмета Шали открывается и захлопывается.
"Думай. Думай быстро".
В голове у него пусто.
Ред идет в ванную, набирает холодной воды в руки и брызгает на лицо.
Музыка в квартире Шали звучит невыносимо громко.
Черт побери. Как назло, именно сейчас.
Ред прижимает руки к ушам и пытается заглушить какофонию, чтобы пораскинуть мозгами.
Басы бьют и бьют по мозгам.
Думать при таком шуме невозможно.
Что ж. Придется пойти сказать Шали пару слов.
Он подходит к двери и распахивает ее.
За дверью стоит фигура в хлопчатобумажных брюках и джинсовой рубашке, застегнутой на пуговицы до шеи.
Джез.
В руке у Джеза белая тряпица.
Ред пытается заговорить, но звуки не выходят.
Джез делает к нему шаг. Белая тряпица мгновенно взлетает к лицу Реда.
Резкий, едкий запах хлороформа – Джез зажимает тряпицей нос и рот Реда.
А потом только непроглядная темнота.
– Я никогда не думал, что меня могут поймать, – кроме разве что того случая, на кухне в доме Томаса Фэрвезера, с Камиллой и маленьким Тимом. Когда я зашел с Лабецким и он был весь в крови. Помнишь? Помнишь, как закричал Тим? Не потому что он увидел Лабецкого, покрытого кровью. Потому что он увидел меня. Он пришел по коридору, когда я творил мученика из Томаса. Я взял его за руку и отвел в спальню. А потом он увидел меня снова, на следующий день, когда уже знал, что случилось с его дядей.