тельно скрывая это на людях. В пылу вот таких схваток вполне

себя проявляли. Чем они только не мерялись… и все для истинны:

кто же круче?

Схватка началась, силы были равны, руки склонялись то впра-

во, то влево, так длилось добрых пять минут, внезапно локоть

Юры скользнул и Эдик, воспользовавшись моментом, положил

его руку.

Завязался спор: количество сил, амбиций и фанаток было

практически равное количество. Истина растерялась среди «ма-

жоров». Они же одинаковые!

Проскользнув к ней, я тихонько шепнул на ушко: «Бежим от-

сюда!» Взял ее за руку, она смотрела на меня в нерешительности.

Еще миг, и мы торопясь покинули комнату, стараясь не огляды-

ваться: волнение и радость нас переполняли. Это побег!

Перескакивая ступеньки, слетали с лестницы террасы в ночь,

которая нас ждала! И никто, никто нас не смог бы остановить, мы были невидимы для них. Когда достигли тропинки, ведущей

вглубь сада, то помчались изо всех сил. Бежали нескончаемо, сердце бешено билось, смешиваясь с дыханием. Безудержные

вырвались! Закончился шум, все осталось там… За преградами

нас встретила удивительной красоты пустошь, с нее видно было

далеко в даль. Внизу зиял обрыв и ручеек, в нем бежала, перели-

ваясь, холодная луна. На той стороне, где во мраке исчезал лес, виднелось величественное сияние куполов церкви. Мы кружи-

лись, и все кружилось вместе с нами, это было то самое место, окно в наш мир, необычайное влечение природы наших чувств. В

нем парили только наши молодые да горячие сердца…

— Как хорошо... Я чувствую такую легкость, радость… Вот за-

крою глаза и все исчезает, а ты есть… Ты есть! Я ощущаю тебя, —

она водила пальчиками на ощупь. — Хочу дотронуться, окунуть-

ся в душу твою. Так странно все и необычно. Этого же не может

быть, чтоб вот так, с человеком, не здесь, а там, раствориться и

68

Банковская тайна: игра в людей

стать светлым облачком любви. Ты думаешь, я странная? — обра-

тилась она ко мне. — Чудачка, да? Ведь так не бывает… Не может

быть… Я знаю, мечтаешь и живешь этим, вот уже виднеются лег-

кие черточки светлого образа, и вдруг голос… Неведомо откуда…

Все громче и громче: «Неправда, неправда, ты заблуждаешься, бедное дитя…» Как противно звучит этот смех. Ненавижу! Сна-

чала думаешь, потом веришь: так невозможно! Эту родившуюся в

мечтах жизнь съедает реальность. Вдруг все исчезает… и не про-

сто, а стирается навеки…

— Ты не странная, — подошел я поближе. — Просто умеешь

чувствовать, в тебе есть любовь жизни, а не только ее безвольное

перетекание. Кто странный, так это я — то пристаю, то ворую…

Думаю, это еще не предел.

Она улыбнулась.

— Ты хороший, я верю тебе. Не знаю, но верю.

Невдалеке был каменный парапет. Возле него ива, красивая.

— Пойдем под нее, мне так хочется скрыться в шелесте ее ли-

стьев, — сказала она.

Мы стояли друг против друга так просто, без стеснения, дер-

жась за руки, таяли в полумраке среди локонов ивы.

— Расскажешь мне о себе? Помнишь твое обещание?

— Да, если мы встретимся все рассказать…

— Я нормальная, — улыбнулась, — хоть и с причудами. Вырос-

ла в обычной семье, как все. Жизнь была непростой… заведомо

известной, от того противной. Мне так не хотелось верить, что

все решено за меня… Я противилась этому мерзкому постоянству,

от унылости находила себя в картинах. Люблю рисовать, не кра-

ски, мысли ложатся на холст. Еще люблю людей. Не человека, а

людей, тех, которые не пришли потреблять жизнь, а несут что-

то, дополняют природу. Не отнимать у нее… В согласии общего

обмана проходит частичная утилизация нашей земли, — скажешь

такое — рассмеются, даже если пред ними очевидное.

Сверстники меня не возлюбили. Возможно за отвержение их

ценностей, или понятий о молодости. Нет, я общалась с ребятами, была в компаниях… Я не была их частью. Парней было много, больше было тех, что не скрывали, что им от меня нужно…

69

Нахим Угоден

— А Эдик? Ты любишь его, ведь он такой же?

— Я Эдуарда знаю давно, мы дружили с ним с детства. Он не

был таким, как сейчас, он был добрым… Все изменилось, когда

его родители внезапно разбогатели… «Не такие» захотели отде-

лится, отмыться от прежнего своего. Как будто был стыд в том,

какие они были в прошлом. В нем же отродясь своего не было, досталось слишком много внешнего. Мне так кажется, он просто

впитывал окружающее, тем и жил. Остался ребенком — желания

в нем главное. Ты знаешь, что дети живут желаниями?

— Нет, расскажи мне интересно.

— Только, я так думаю, наверное, но впрочем... В детях преоб-

ладает «хочу», взрослея растет любовь в их маленьком сердце,

ею вытесняется «хочу», и дети живут ним для других не для себя.

Когда появляется ум, вскоре появляется свое «Я», если оно за-

мещает сердце — с ним исчезает все, что не для одного … А самое

худшее, что проявляется в людях — «я хочу».

— Интересно… Ведь и вправду так! Никогда не задумывался, а

на каком уровне тогда я? Я же тоже не жил для других, везде себя

видел. Главное, что произошло незаметно… Мне кажется, я понял,

что испытывал, когда тебя увидел — я про себя забыл! Вдруг ста-

ло все равно, что со мной будет. Если то, что случится, пройдет без

тебя. Впервые забыл… Мне захотелось жить рядом…

Внезапно, нас отвлек шорох.

— А-а-а… Вот вы где мои дорогие! — Эдик путано пробирался

сквозь кусты — Пустите меня! Проклятье! Исцарапался весь.

Агнешка испугалась, и отстранилась от меня. Эдик подошел

ко мне вплотную, от него разило алкоголем, молодой организм за

счет воли хозяина еле держался на ногах.

— А ты разве не знаешь, что с чужими девушками нельзя гу-

лять? И-к, ой! — он выпятил подбородок и с ненавистью смотрел

на меня. — Ик-к… От этого бывает плохо… больно. Ха-ха, всего

один вечер, а я ненавижу тебя, ты… ик! — процедил он.

— Старался, — ответил я.

— А ты? — обратился он к Агнешке. — Романтики захотелось?

Побегать от меня вздумала, твою мать! Я тебе покажу романтику,

— эдик замахнулся в порыве ударить меня, пришлось перехва-

тить его руку.

70

Банковская тайна: игра в людей

— Хочешь, давай! Но не сейчас — ты пьян. Она — с нами…

Он выдернул руку и прошипел:

— Нет, нет, я не буду с тобой драться... Зачем? Я тебя на ноль

уничтожу! Знаю способы, как заставить тебя место свое знать…

В стойло! Помнится, тебе помощь предлагал? Так вот помогу:

ползать будешь,.. просить забыть ее будешь. А я буду понемногу

выбивать ее из тебя… Ик! Она моя! Ты понял? Я не отдам ее тебе…

Она для меня все…

Эдик наклонил голову и замолчал. Тишину потревожили его

прерывчатые всхлипывания, еще какое-то время он сдерживался,

а потом и вовсе зарыдал. Повисло тягостное молчание. Агнешка

тихо взяла его под руку, и они пошли к дому. Смотря им вслед, я

был потрясен: не ожидал от него, наверное, ошибался — в нем был

человек, она возродила его в нем. Двое связанных людей скры-

лись из вида. Я встал и, обращаясь больше к самому себе, прокри-

чал в ночь: «Я буду с тобой!» Эхо не отозвалось ответом, повисла

угрюмая тишина. Я потихоньку побрел.

* * *

Чем ближе я подходил, тем отчетливее слышались крики. Судя

по всему, шел оживленный спор. Все собрались во дворе, звучали

последние аккорды светского раута.

— А я тебе говорю, что сними надо пожестче, народ любит твер-

дую руку… Их предел служить да прислуживать, и то не всем и с

позволения, — сказал кто-то.

— Да нет — обслуживать! Есть мы — есть они. Что непонятно-

го? Панькаться нельзя! Это как зараза: чем ближе ты с ними, тем