– В живот ранен. Плохо, – простонал Хамид и закашлялся, захлебнувшись кровью.

– Эх, не заметил раньше! – сказал Максимов сокрушенно, нагнувшись над Хамидом.

– Тагай, – прошептал Хамид еле внятно, – в тебя стрелял… в меня стрелял… У Тагая фирман Ага-хана есть. Он много замыслов Черного Имама знает. Поймаешь его – узнаешь много… А я теперь умирать буду.

– Хамид, я не хотел, чтобы рука Черного Имама достала тебя. Я думал, ты сам приедешь ко мне.

– Я уже ехал к тебе… – с трудом проговорил Хамид.

– Скажи мне сейчас, какой последний фирман послал Ага-хан своим пасомым, какой приказ он дал Черному Имаму? Не таись, я знаю, ты имеешь великий чин исмаилитского генерала Дайями…

– Разве об этом мои мысли? Дай умереть спокойно…

– Ты не умрешь. За нами сейчас приедут. Скажи мне все. Неужели ты хочешь, чтобы твой сын проклял твою память?

– Сын мой? Что ты о нем знаешь! Он исчез пять лет назад. Он умер.

– Он жив. Он солдат Красной армии, служит на Дальнем Востоке и стыдится твоего имени. Если ты все откроешь мне, я напишу ему: твой отец пал в бою с басмачами Тагая. Я напишу об этом в газете, которую читают миллионы людей.

– А моя семья? Длинны руки Ага-хана и его Черного Имама!

– Я переселю твою семью в Узбекистан. Там исмаилиты ничего не сделают твоей семье.

– Ты не знаешь исмаилитов. Им известно даже расписание смены на пограничных постах.

– Расскажи мне все о Тагае, и я отомщу за тебя и за всех, кого он убил. Кто он?

Воцарилось молчание. Наконец Хамид открыл глаза и произнес:

– Ага-хан хотел назначить Тагая Верховным Дайи, вместо того чтобы назначить меня… Дайи имеет право повышать истинно верующих в сане… А сам Тагай хочет стать… У него… фирман Ага-хана…

– Кем хочет стать Тагай? А Черный Имам? Как зовут его в жизни? Хамид, очнись!

– Это имам Балбак… в правой глазнице у него искусственный глаз. Он ближе всех к Ага-хану.

– А пиры? Ты ведь должен знать пиров и их помощников. Назови же их. Где они? Кто?

Хамид попросил пить.

– Потерпи, я отвезу тебя в больницу, – говорил Максимов, – ты будешь жить. Но скажи мне: в чем секрет фирмана Ага-хана?

– Он называется «дивана». Чем хуже, тем лучше. Дивана… сумасшедший… дервиш… кто против – смерть… вступить в комсомол… коммунистическую партию… готовиться… готовиться… чтобы все было готово… и потом… потом… потом… – Максимов приник ухом к губам начинающего бредить Хамида. Басмач бормотал: – Снимите угли – не надо жечь… Двадцать семь лет, как я… как и почему, но я в темнице…

Хамид замолчал. Он был без сознания. Максимов вылил из фляжки остатки холодного чая ему на голову. Хамид забормотал что-то невнятное… Максимов уловил слова:

– Остров… остров… потоп… потоп…

Лошадь Максимова, стоявшая рядом, заржала.

– Это я, Козубай! – донесся голос из темноты.

– Козубай, скачи к Кызыл-Кие, подыми шахтеров, переверни горы, но поймай Тагая: у него новый фирман Ага-хана… Кто с тобой?

– Это я, Юрий Ивашко! – не сразу отозвался юноша. Он не знал, как Максимов примет его присутствие здесь.

– Какие острова вы знаете в Средней Азии? – вдруг спросил его Максимов.

– Острова? – растерялся юноша. – Здесь нет островов.

– Остров, остров, – повторил Козубай по-киргизски.

«Остров… Ведь так называются двенадцать стран, где упрочился исмаилизм, – пришло в голову Максимову. – Но что такое потоп?…»

– Отправляйся домой. Арба тебя ждет, – быстро сказал Козубай. – Три бойца помогут тебе и Хамиду.

– Действуй! – сердито крикнул Максимов.

Приказав начальнику милиции продолжать теснить басмачей к шахтам, преграждая им путь в горы, Козубай с бойцами и молодым геологом поскакал вслед за председателем колхоза «Свет зари». Через полчаса они достигли голых холмов и проехали через осыпавшиеся старые окопы и оборванную колючую проволоку прямо во двор управления кызыл-кийских каменноугольных рудников. На окрик сторожа Козубай назвал себя и прошел с не отстававшим от него ни на шаг Ивашко в контору. Дежурный тотчас же позвонил секретарю партийной организации.

– Смотри, Юрий, – сказал Козубай, – Кызыл-Кия – это не просто шахты, да! Старые окопы видел? Колючую проволоку видел? Кызыл-Кия – это пролетарский бастион революции. Здесь работают шахтеры: киргизы и узбеки, русские и таджики, украинцы и татары. Пролетарская дружба, как скала. Курбаши Маддамин-бек имел больше тринадцати тысяч басмачей и то захватить Кызыл-Кию не смог, да! Было четыре тысячи шахтеров, работали в три смены. Одна смена работает, другая отдыхает, третья смена с винтовками рудники охраняет. Я сам шахтером был.

Кызыл-Кийская республика! Да! Зачем улыбаешься? Так ее сами шахтеры называли, когда их во времена «кокандской автономии»[9] со всех сторон окружили басмачи. Думаешь, шахтеры только в окопах сидели? Нет! В Уч-Кургане шайку курбаши Джелаля наголову кончили, да! К кызыл-кийцам за помощью против басмачей дехкане из кишлака скакали. Когда мы шли, ты видел старый колокол?

– Не заметил!

– Зачем не заметил?

– Ну, не обратил внимания! Не до того!

Козубай недовольно причмокнул языком:

– Это колокол тревоги! Если шахтеры «бам-бам-бам» слышали, то хватали винтовки, на коней и айда басмачей кончать. Басмачи нас, как джиннов, боялись и «карашайтанами» – черными чертями и «караадамами» – черными людьми называли. Если шахтер не умылся, он черный, только зубы белеют, когда смеется. Кызыл-кийцы и уголь на-гора давали, и «кокандскую автономию» помогли разогнать, и банды Маддамин-бека и Курширмата помогали громить, и нам сейчас помогут. Ты хорошо стреляешь из винтовки?

– Ворошиловский стрелок!

– Очень хорошо! Я дам тебе пять комсомольцев, таких же горячих, как ты, – огонь ребята! Ваша задача будет не пропустить басмачей мимо шахт, там, где тополи, в сады у подножия гор. Стрелять будешь только в том случае, если басмачи побегут в вашу сторону. Но я знаю их повадки. Сейчас они выбрались из залитых садов и ждут удобного случая, чтобы уйти в горы. Мы их пугнем, и, скорее всего, они побегут прямо на меня. Если всех не перехватим, то оставшиеся свернут прямо на вас. Услышишь выстрелы – никуда не беги, сиди на месте, жди. Задерживай всех, кто будет идти мимо вас. Пусть это будет женщина под паранджой. Сады залиты, и сейчас дехкане здесь не ходят. Не горячись! – сказал Козубай и подал Юрию две гранаты.

Вскоре Ивашко с молодыми шахтерами, поднявшимися прямо из шахт, сидел в засаде у тополей. Взошло солнце. Стало жарко. Прошел час, второй, третий. Юноши томились от нетерпения. Вдруг трава возле бугра зашевелилась, и перед Юрием очутились два потных запыхавшихся мальчугана.

– Скорее, скорее! В камышах крадутся басмачи! Что же вы лежите? Мы видели с бугра… Скорее, а то убегут!

Мысль, что он упустит басмачей, ужаснула Юрия. Он поднял комсомольцев, и все они, прячась за кустарником, поспешили к камышам. Вскоре они увидели басмачей совсем близко. Пригибаясь, басмачи быстро бежали к зарослям, где должен был находиться Козубай с бойцами, и никто в них не стрелял.

– Убегают, убегают! – в отчаянии шептали сзади мальчишки.

Вне себя от ярости, забыв о приказе Козубая, Ивашко вскочил и метнул во врагов гранату. Зеленоватый дым от гранаты не успел еще разойтись, как он опустился на одно колено и начал стрелять по басмачам из винтовки. Молодые шахтеры не отставали от него. Басмачи, не отстреливаясь, резко повернули от них в сторону, рассыпались и побежали во весь рост.

И тогда из дальних зарослей, куда вначале направлялись басмачи, послышались частые выстрелы. Юрий, потный и разгоряченный, забыв обо всем на свете, побежал за басмачами, стреляя на ходу.

А из дальних зарослей скакали к Ивашко всадники.

– Упустил! – сердито крикнул Козубай, проносясь мимо юноши на коне к тому месту, где, согласно его приказу, должен был находиться Ивашко и где теперь виднелись удиравшие басмачи. Позже выяснилось, что Тагай все же прорвался мимо тополей в горы, использовав оплошность Юрия, принявшего басмаческих разведчиков за их основной отряд.