– Просто скажите мне, когда почувствуете себя в безопасности и отважитесь переговорить со мной, – успокоил его Паркер.
– Почему бы вам не встать около радиоприемника, а я встану вот здесь, – предложил Ренард.
– Теперь успокоились? – спросил Паркер, когда они переместились в соответствии с его указаниями.
– Немного, – ответил Ренард, который выглядел теперь уже не таким расслабленным и разговаривал не столь насмешливо. – Хочу, чтобы вы поняли, – продолжал он, – я по-прежнему считаю вас полицейским.
– Вы ошибаетесь. У нас все картины. Ведь они предназначались для вас, верно?
– Разве Гриффит не заплатил вам заранее? – спросил Ренард, поджав подозрительно губы. – Или вы пытаетесь получить дважды?
– Гриффит собирался заплатить нам, когда мы привезем ему картины. Он покончил с собой, когда прочитал в газете, что полиция поймала двоих.
– Поторопился, а? Но Леон был у меня совсем недавно, искал, где занять большую сумму наличными. Почему ему заранее понадобились деньги, если он собирался платить вам после того, как получит картины?
– Мы потребовали доказательства, что у него есть деньги, чтобы расплатиться с нами. – Паркер достал из кармана пиджака три сберкнижки и протянул их Ренарду. – Взгляните.
Ренард, нахмурившись, изучил сберкнижки, после чего на его лице наконец появилось что-то, похожее на доверие.
– Довольно умно придумано, – заметил он. – Я так понимаю, что Гриффит должен был снять эти деньги со сберкнижки после того, как получит от вас картины.
– Верно, – подтвердил Паркер, протягивая руку за книжками.
– Теперь от них, конечно, никакого толку, – сказал Ренард, возвращая Паркеру сберкнижки.
– Знаю, – вздохнул Паркер, положив книжки в карман.
– Следующий вопрос, естественно: как вам удалось выйти на меня? Леон, конечно, не упоминал моего имени.
Паркер вынул из другого кармана письмо, которое нашел Деверс, и молча протянул его Ренарду.
– Мы обыскали дом Гриффита и нашли вот это, – объяснил он.
Ренард прочитал письмо с таким видом, будто написал его кто-то другой, а он видел его впервые.
– Гм, – произнес он задумчиво, будто только сейчас понял всю серьезность создавшейся ситуации. – Это письмо могло бы послужить поводом для обвинения, верно?
– Возможно, – коротко подтвердил Паркер.
– Я вижу, что у меня в руках оригинал письма, – сказал Ренард с лучезарной улыбкой. – Не возражаете, если я оставлю его у себя?
– Нет. Я же объяснил вам, что мы – не полицейские.
– Должен признаться, что начинаю доверять вам, – сказал Ренард, оторвав от письма маленький кусочек и бросив его за перила террасы. – Видите? Я на ваших глазах разбрасываю мусор.
– Все в порядке, – успокоил его Паркер. – А теперь давайте поговорим. У нас – картины, а вы – покупатель.
– Не совсем точно, – поправил его Ренард. Он все еще отрывал кусочки от письма и бросал их один за другим за перила; порывистый ветер разносил клочки бумаги в разные стороны. – Я покупатель шести картин, – объяснил он. – Только шести. Что Леон задумал сделать с остальными, я в самом деле не знаю.
– Сколько вы собирались заплатить за шесть? – спросил Паркер.
– Пятьдесят тысяч, – после секундной заминки ответил Ренард.
– Нет. Вы собирались заплатить больше, – уверенно возразил Паркер.
– Вы так считаете?
– Вы заплатите мне больше, – решительно заявил Паркер.
– Сомневаюсь, – ответил Ренард. У него в руке осталась только третья часть письма.
– Вы видели наши сберкнижки, – продолжал Паркер, не обращая внимания на слова Ре-нарда. – Гриффит заплатил бы нам сто пятьдесят тысяч за все картины. Мы заключим с вами такое же соглашение.
– Решительно отказываюсь, – затряс головой Ренард.
– Они стоят вдвое больше, – напомнил Паркер.
– Но мне они не нужны. Я хочу получить только шесть.
Паркер замолчал, обдумывая, как протолкнуть эту сделку. Что-то в манере Ренарда подсказывало ему, что тот не отступит ни на йоту от своих слов. Ренарду в самом деле не нужны были остальные пятнадцать картин, даже задаром. Но шесть картин ему нужны.
– Ладно, – прервал молчание Паркер. – Мы продадим вам шесть. Дайте названия.
– Бумага и карандаш есть? – спросил Ренард.
– Да, – ответил Паркер, доставая записную книжку и ручку. Ренард продиктовал ему шесть названий, и Паркер аккуратно записал их. Потом, положив в карман записную книжку и ручку, он сказал: – Шестьдесят тысяч. Эта сумма меньше той, что вы хотели заплатить Гриф-фиту.
– Вы так думаете? – спросил Ренард, слегка улыбнувшись. – Я по натуре слишком щедрый человек, – пожал он плечами, – это мой главный недостаток. Ладно. В память бедного Леона пусть будет шестьдесят тысяч.
Лу Стернберг встретился с Паркером у «О'Хар интернешнл». Вид у Стернберга был недовольный, но приветствовал он Паркера обычным вопросом:
– Хорошо долетели?
– Да, спасибо, – машинально ответил Паркер, чтобы побыстрее закончить ритуал встречи.
Они шли по каким-то обшарпанным коридорам, двигаясь, как в дурном сне, и наконец вышли на темную улицу, под дождь; редкие огоньки отражались на мокром асфальте.
– Я оставил свою машину там, – показал Стернберг, открыв черный зонтик.
Машина стояла довольно далеко. Кроме зонтика, привычного плаща и кепки, Стернберг на этот раз надел галоши, а шею обмотал серым шарфом. Невозможно было понять, недоволен ли он провалом операции или дождем.
Стернберг отпер дверцу взятого напрокат «шевроле», и Паркер забрался в машину. Стернберг, закрыв зонтик, аккуратно, чтобы не задеть Паркера, положил его на заднее сиденье.
Оба молчали, пока Стернберг осторожно вел машину к выезду с территории аэропорта.
– Знаете, что Томми улизнул? – спросил Стернберг.
– Когда? – Паркер с удивлением посмотрел на него.
– Слышал в последней сводке новостей по радио. – Стернберг, усмехнувшись, покачал головой. – Ему повезло, что он – хиппи, – объяснил он. – Столько организаций выступили в поддержку Томми, такая шумиха поднялась из-за необоснованных репрессий со стороны полиции, что им пришлось отпустить его. Если бы его арестовали за то, что он проехал на красный светофор, то его держали бы в тюрьме месяц. А преступление наделало слишком много шума.