– И?

– Майора-то все равно нет.

– И?

– Хорош дурака-то включать. Не пора ли нам уже отсюда выдвигаться, а?

Капитан покусал верхнюю губу.

– А этот? – кивнул он в сторону аспиранта.

– Ну, сам смотри. Я, пожалуй, пойду.

Капитан поглядел в сторону окна. Желтые листья, бьющиеся в стекло капли. Черт его побери, этого Стогова.

– Скажите, а вы пьете алкоголь? – в лоб поинтересовался он у аспиранта.

Тот если и удивился, то не сильно. Ответил, по крайней мере, тоже прямо:

– К чему скрывать? Пью.

– Может, совместим приятное с полезным?

На то, чтобы решиться, аспиранту потребовалось буквально мгновение.

– Ну хорошо. Пойдемте. Тут буквально за углом есть очень приятный бар.

Идти аспирант предложил не по набережной, а через садик: так быстрее. В садике под деревьями все еще галдели вымокшие насквозь пьяницы. Вокруг скамейки, на которой они сидели, были набросаны пустые бутылки. Аспирант кинул взгляд в их сторону и поморщился:

– Не обращайте внимания. В центре города скамеек мало. Так что тут постоянно кто-то пьет. Мы, по крайней мере, внимания не обращаем.

Бар, как и обещано, оказался в двух шагах. Был он именно таким, каким положено быть бару в осеннем Петербурге: небольшим, явно недорогим, почти пустым, жарко натопленным и с улыбчивыми официантками.

Все втроем они сели за столик, и аспирант стянул куртку. Под курткой у него был тоненький свитер. Капитан обратил внимание: из-под рукавов свитера торчали кончики татуировок. Край сознания царапнула мысль, что аспирант и татуировки как-то не очень вяжутся между собой, но развивать мысль дальше капитан не стал.

– Вы готовы сделать заказ?

У официантки были пухлые щечки. Обычно такие бывают у безнадежных дур. Стогову последнее время приходилось довольно часто общаться с безнадежными дурами. Так часто, что он даже стал неплохо в них разбираться. Официантке он улыбнулся самой милой улыбкой из тех, что мог изобразить.

– Голова что-то сегодня болит. Что у вас есть от головы?

– Темное? Светлое? Портер?

(Хм. Не такая уж она и дура.)

– Принесите три светлых.

– Есть что будете?

– Чипсы.

– Горячее?

Капитан симпатии к дурам-официанткам, похоже, не испытывал. Наметившийся диалог прервал он совсем по-хамски:

– Вы, девушка, эти чипсы к животу прислоните, чтобы они теплыми стали. Вот и будет нам горячее.

Официантка обиженно уплыла. Мужчины машинально посмотрели ей вслед, а потом достали сигареты и одновременно закурили.

Через столик от них сидел странный парень в мешковатой бесформенной куртке. Вернее, не то чтобы странный, а просто непонятно было, что он тут делает. На столе перед ним не стояло ни пустого, ни полного бокальчика, а сам парень, старательно делая вид, будто изучает пейзаж за забрызганным окном, посматривал на самом деле на дверь. Словно ждал кого-то, кто никогда не придет в это пустое кафе. Обычный парень, если не считать того, что один глаз у него был прикрыт повязкой, как у киношного пирата. Выглядела повязка нелепо и неуместно, да только кто бы стал ее тут рассматривать… Стогов с капитаном уж точно бы не стали.

Официантка принесла напитки и выставила на стол. Стогов выпил свой бокал почти залпом. Они помолчали, а потом аспирант все-таки задал вопрос, который собирался задать уже час.

– А вы совсем меня не помните?

Стогов посмотрел на него и пожал плечами:

– Мы когда-то встречались?

– Вы ведь тоже учились у Ростислава Васильевича?

– Учился. Правда, давно. А откуда вы знаете?

– Я тогда только-только перешел в магистратуру. И для нас тогда вы были кумиром. Когда вы защищали диссертацию, послушать пришел весь наш курс. Нам казалось, что если на свете и есть настоящие ученые, то они должны быть похожи на вас.

(В том году, когда он защищал диссертацию, она как раз переехала жить к нему на Моховую. Каждое утро он просыпался от запаха ее волос. Знал, что проснется обязательно от этого, и вечером предлагал ей отправиться в постель пораньше, а она смеялась и никогда не спорила.

У нее была длинная шея, а все, что было ниже, он до сих пор способен вспомнить во всех деталях, – стоит просто закрыть глаза…

Когда она смеялась, то смешно морщила нос, будто школьница…

Зря он сегодня стал все это ворошить…)

Стогов покачал головой.

– Ну да.

Потом помолчал и еще раз повторил:

– Ну да.

– Никто не мог понять, куда вы потом пропали. А главное, зачем? Отказаться от такой карьеры! В том году, когда я заканчивал Университет, только и разговоров было, что о вас. Как называлась та ваша статья, о семантике… э-э… чего-то там?.. Ею весь мой курс зачитывался. Мы были молодые и все хотели быть похожими на вас. Куда вы пропали?

(А сразу после защиты они уехали к морю…

Какое же теплое в том году было море…

Когда она полотенцем вытирала светлые волосы, было видно, какие маленькие у нее уши…

Нет, все-таки зря он сегодня стал все это ворошить…)

– Куда-то пропал. Нашлись на то причины.

– Да?

В баре действительно было жарко. Минут через десять аспирант еще сильнее поддернул рукава своего свитера, и Осипов еще раз обратил внимание на его татуировки. Но тут как раз возник спор о том, продолжать ли пить пиво или пора переходить на что-то еще, и додумать снова мелькнувшую мысль капитан опять не успел.

– То есть наукой вы больше не занимаетесь?

– Как-то не до того.

– Ничего не читаете? Ничего не пишете?

– Уже довольно давно мой любимый писатель – это человек, который пишет на этикетках «Сварено из лучших сортов пшеницы». От его творчества я просто тащусь.

– Больше десяти лет прошло. Неужели совсем не тянет назад?

– Зачем? Все ведь вышло так, как вышло.

– А почему теперь именно милиция?

– Ну, должен же я где-то работать? В милиции я зарабатываю мало. Иногда даже меньше, чем мало. Но другой зарплаты мне все равно никто не платит.

– Чем вообще вы занимались все эти годы?

– Много чем. Внимательно смотрел на мир. А мир внимательно смотрел на меня. Я узнал о мире много интересного, но еще больше – о себе самом. Пытался жить где-то еще, кроме этого насквозь вымокшего города, но понял, что не смогу. Пробовал заработать денег, но убедился, что так и умру практически нищим. Что еще, дорогой друг, интересует вас из моей биографии?

– А Ростиславу Васильевичу вы не звонили? Он по вам сильно скучал. Только последние годы перестал ставить вас всем в пример. А как перестал, так вскоре и умер.

Стогов раздавил сигарету в пепельнице. Если бы поднажал еще хоть чуточку сильнее, то вдавил бы в стол и саму пепельницу.

– Знаете, я, пожалуй, пойду.

Осипов встрепенулся:

– Как это пойдешь?

– Так это. Пора мне.

– Погоди! Куда ты? Только ведь сели!

– Неожиданно я вспомнил: сегодня на вечер у меня запланировано срочное дело. Отменить его ну никак не возможно. Приятной вечеринки!

Порывшись в карманах, он положил на стол купюрку некрупного достоинства и действительно ушел. Осипов укоризненно посмотрел на аспиранта:

– Ну вот. Теперь он ушел.

– Думаете, я его обидел?

– Не знаю.

– Не знаете?

– Я работаю с ним уже несколько месяцев. Но никогда не понимал, как вообще этот парень живет. И о том, что когда-то он всерьез занимался наукой, тоже понятия не имел. Я, кстати, хотел задать вам еще несколько вопросов.

– А я бы с удовольствием на них ответил. Вопрос только, что делать вот с этим.

Аспирант кивнул на расставленные по столу бокалы.

– Какие у вас вообще планы на вечер?

– Не знаю. А у вас?

– Мне нужно заскочить в наш филиал. Но это тут недалеко и не очень надолго.