Но желание спасти молодого уламра так увлекло Нао, что он решил пренебречь опасностью. Зная, что в быстроте бега с ним не может сравниться ни один из кзамов, он, не колеблясь, пошел по следу Гава, лишь изредка останавливаясь, чтобы оглядеть окрестность.

Рыхлая почва равнины сменилась твердым гранитом, едва прикрытым тончайшим слоем чернозема. След огибал подножье холма с отвесными, крутыми склонами.

Нао решил взобраться на холм. Отпечатки шагов на земле были совсем свежие, и можно было надеяться с вершины холма увидеть самого Гава или его преследователей.

Уламр стал карабкаться по склону холма, цепляясь за кусты.

Достигнув вершины, он увидел Гава; молодой воин бежал по участку красной глины, казавшемуся обагренным кровью бессчетных тысяч животных.

За ним, не отставая, бежали несколько широкоплечих длинноруких и коротконогих кзамов. С севера, наперерез беглецу, приближалась другая группа кзамов. Несмотря на то, что погоня длилась уже несколько часов, сын Сайги, повидимому, сохранил еще достаточно сил, и в поступи его не было заметно усталости.

В продолжение этой долгой осенней ночи Гав бережно расходовал свои силы, пускаясь бежать со всей скоростью, на какую он был способен, только чтобы избегнуть засады или чтобы подразнить своих преследователей. Но, к несчастью, в пылу бегства, он заблудился, и теперь не знал, в каком направлении искать холм, где Нао назначил ему свидание.

Гав направлялся к сосновому лесу, темневшему на северо-востоке. Ближайшие к нему преследователи, рассыпавшись цепью длиной в тысячу локтей, преграждали отступление на юг. Группа, бежавшая с севера, разгадав замысел Гава, вдруг переменила направление. Очевидно, кзамы решили одновременно с ним добраться до опушки леса.

Положение беглеца не было ни угрожающим, ни даже опасным при условии, если, попав в лес, он сразу свернет на северо-запад. Проворный сын Сайги без труда мог значительно опередить кзамов; тогда Нао догонит его, и они вместе вернутся к берегам Большой реки.

Оглядев окрестность, Нао увидел, что под прикрытием высокого кустарника можно незаметно подойти почти вплотную к опушке леса.

Нао собрался было спуститься на равнину, чтобы привести этот план в исполнение, как вдруг новое обстоятельство заставило его остановиться: на северо-западе появился еще один отряд кзамов. Гав мог надеяться теперь на спасение, только удирая во всю прыть в западном направлении. Но он, повидимому, не заметил этой опасности и медленно трусил по прямой.

Снова в груди Нао стали бороться противоречивые чувства. Он хотел спасти Гава и понимал, что этим самым он подвергает опасности Огонь, Нама и свою жизнь. И снова чувство привязанности к молодому воину одержало верх над осторожностью.

Бросив еще один пристальный взгляд на равнину и запечатлев в памяти все особенности ее, сын Леопарда поспешно сбежал с холма и под прикрытием кустарника побежал на запад.

Когда кустарник кончился, он скользнул в высокую траву и, согнувшись, стрелой понесся прямо к опушке леса. Он бежал значительно быстрее, чем Гав и кзамы, которые берегли силы, и первым очутился на опушке леса.

Теперь необходимо было дать знать беглецу о себе. Он трижды закричал, подражая крику оленя, — это был обычный сигнал уламров. Но расстояние было слишком велико, и Гав не расслышал или, быть может, озабоченный мыслью о преследователях, не понял сигнала.

Это понудило Нао выдать свое присутствие. Он выскочил из-под прикрытия и издал громкий боевой клич уламров. Протяжный рев, подхваченный всеми отрядами кзамов, наступавшими с юга, севера и востока, был ему ответом.

Гав остановился, как вкопанный; он не верил своим ушам и глазам. Но, убедившись, что слух и зрение не обманули его, со всех ног радостно кинулся к сыну Леопарда.

Уверившись в том, что Гав заметил его, Нао повернул и побежал прямо на запад. Но вновь прибывший отряд кзамов, увидев это, изменил направление и несся теперь наперерез ему. План людоедов был понятен: они преграждали беглецам дорогу на север, юг и восток, тесня их к западу, где вставала высокая каменная гряда, взобраться на которую было почти невозможно.

Видя, что Нао все-таки бежит прямо к этой гряде, кзамы радостно закричали и еще теснее сжали кольцо вокруг уламров. Передовые преследователи уже были в пятидесяти локтях от них и на ходу занесли копья, готовясь метнуть их в противников. Но Нао, увлекая за собой Гава, неожиданно нырнул в кусты и скрылся в ущелье, которое он высмотрел с вершины холма.

Людоеды заревели от бешенства; часть из них последовала за уламрами в ущелье, другие же бросились в обход препятствия.

Нао и Гав, как вихрь, неслись вдоль ущелья. Они намного опередили бы кзамов, если бы почва не была здесь такой неровной и изрытой. Но, когда они вышли из ущелья по ту сторону каменной гряды, трое людоедов, успевших обогнуть препятствие, преградили им путь к северу.

Нао и Гав хотели было податься в противоположную сторону к югу, но и оттуда доносился нарастающий шум погони. Наконец, сзади с минуты на минуту могли появиться воины, устремившиеся вслед за беглецами в ущелье. Каждая секунда колебания грозила гибелью.

Нао быстро принял решение. Держа палицу в одной руке и топор в другой, он смело бросился на кзамов. Гав, не отставая от него, взмахнул копьем. Три людоеда разбежались в разные стороны. Они ждали подкрепления и заботились только о том, чтобы уламры не прорвали кольца. Нао разгадал их замысел и с угрожающим криком бросился на ближайшего, молодого высокого воина. Тот поднял топор, готовясь отпарировать удар. Но одним взмахом палицы Нао выбил у него из рук оружие, а вторым — уложил его на месте.

Тогда двое других кзамов кинулись на Гава. Они рассчитывали быстро справиться с ним и затем соединенными силами напасть на Нао. Гав метнул копье в одного из противников и ранил его, но не опасно; прежде чем Гав успел поднять палицу, тот в свою очередь ранил молодого уламра топором в грудь. Сын Сайги быстро отскочил в сторону и тем спасся от второго удара, который был бы смертельным.

Кзамы погнались за ним. Один напал на него спереди, а другой в это время готовился оглушить его сзади. Казалось, Гав был обречен. Но Нао взмахнул огромной палицей, и один людоед повалился на землю с раздробленным черепом. Второй поспешно отступил к северу, под защиту большой группы сородичей, бежавших к месту сражения что было мочи. Однако они опоздали: уламры уже вырвались из западни и бежали по открытому полю, с каждым скачком увеличивая расстояние между собой и врагами.

Прежде чем солнце достигло зенита, они обогнали преследователей почти на шесть тысяч локтей. Иногда им казалось, что кзамы оставили уже погоню, но, взобравшись на вершину какого-нибудь холма, они тотчас же обнаруживали разъяренную толпу людоедов, упорно бежавших по их следу.

Гав заметно ослабел. Кровь беспрерывно сочилась из раны на его груди; иногда это была тончайшая струйка, и тогда уламры надеялись, что рана закрылась, но стоило юноше сделать один неверный скачок, как кровь снова начинала обильно течь.

Нао нарвал листьев молодого тополя и кое-как прикрыл ими рану. Однако кровь не унималась. Гав бежал все медленней и медленней. Теперь, оборачиваясь, Нао видел, что передовые кзамы догоняют их.

Сын Леопарда с отчаянием подумал, что если Гаву не станет лучше, людоеды скоро настигнут их. Между тем с каждым новым шагом слабость Гава все росла. Он с огромным трудом взобрался на склон очередного холма, а добравшись до вершины, почувствовал, что сердце у него замирает и ноги подкашиваются. Лицо его стало пепельно-серым. Он зашатался.

Нао, поискав глазами преследователей, с грустью увидел, что расстояние еще больше сократилось.

— Если Гав не соберется с силами и не побежит, — сказал Нао глухим голосом, — людоеды настигнут нас раньше, чем мы доберемся до реки.

— У Гава темно в глазах и в ушах трещит, словно сверчок, — чуть слышно ответил молодой воин. — Сын Леопарда должен бежать один. Гав умрет за Огонь…