Фрау Лямке поднялась с кресла:

– Скажите, офицер, в нашей полиции работают одни мужчины?

Гроссе решил уточнить:

– В каком смысле?

– В прямом.

– Почему? У нас в полиции женщин много. Отдел нравов возглавляет женщина. Отдел несовершеннолетних преступников тоже. В полиции женщин хватает, а что?

– Очень жаль, что вы, комиссар, мужчина, – сообщила фрау Лямке и, выходя из кабинета, так хлопнула дверью, что посеребренный кубок, выданный комиссару за многолетнее участие в клубе болельщиков мюнхенской «Баварии», слетел со стеллажа на пол, а за ним и настенный календарь.

«Страшная баба», – подумал Гроссе и поспешил вернуть кубок на место. Затем поднял календарь. Наведя порядок, уселся в кресло и прикинул, кого из животных напомнила ему фрау Лямке. И когда сообразил, что ближе всего ей соответствует образ носорога, тут же обрел равновесие и принялся за работу.

А Лямке, выйдя из кабинета, знала, что этого так не оставит. Она все доводила до конца, а тут, когда дело касается самой Берты Литхен, она не успокоится, пока не найдет ее живой или мертвой.

Поселок Мустикат по эстонским понятиям можно отнести к крупным населенным пунктам. В нем более двухсот жителей, три магазина, школа, спортзал с теннисным кортом, отделения двух банков, почта и полицейский участок. Естественно, венчает этот список поселковая управа, поскольку без власти народ существовать не может, даже самый независимый и свободолюбивый. Со столицей страны поселок связывало железнодорожное сообщение – дизель с тремя вагонами и автобус, что каждый час отправлялся с главной площади. Поездка в Таллинн на дизеле занимала около часа, автобусом на пятнадцать минут быстрее. И хоть каждая семья владела одним или несколькими автомобилями, пользовались общественным транспортом жители охотно. Бензин при вступлении в Евросоюз взлетел в цене, и ежедневные поездки на личном транспорте заметно ударяли по карману селян. А многие из них работали в столице и ездили туда ежедневно.

До моря от поселка нужно катить на машине минут сорок, зато прямо за центральной площадью раскинулось озеро, переходящее в каскад прудов. Водоемы окружала прекрасная дубовая роща. Весь парковый ансамбль являлся рукотворным наследием некогда проживавшего в этих местах немецкого барона, чей замок сохранился до сих пор и сдавался властями в аренду под различные торжества. В нем справлялись свадьбы, отмечались юбилеи и выступали столичные артисты. Кроме того, по средам и пятницам в замке проводились занятия поселкового хора. Хоровому пению жители Эстонии придают особое значение и им гордятся. И дело не только в музыкальных способностях маленького гордого народа – коллективный вокал позволяет им ощутить плечо соотечественника. Хор собирает людей вместе, и эстонцы друг друга видят. А увидеть живого человека на улицах Мустикат или другого подобного поселения – большая удача. Создается впечатление, что в Эстонии все есть, кроме людей. Соседи уживаются мирно, но общаются крайне редко. При встрече на улице лишних вопросов друг другу не задают, ограничиваясь приветствием tere или доброжелательным жестом.

Коттеджи поселян, как и в доброй старой Англии, служат хозяевам крепостью, и все маленькие тайны и большие проблемы владельцев остаются за стенами строений. Домики в поселке разные. Есть побольше, в два этажа, есть и совсем маленькие, но все опрятны, окружены подстриженными газонами и по российским понятиям, выглядят элитарно. Но здесь это вполне обычное жилье граждан разного достатка. Национальный состав селян тоже не однороден. Помимо эстонцев, в поселке Мустикат проживают две династии цыган, давно сменивших кочевье на европейский комфорт, пять русских семей, осевших еще после войны с немцами, и смешанная чета Муравиных, состоящая из жены-эстонки, Кристины, и русского мужа, Василия. Коттедж Муравиных мало разнился от остальных. Да и своим бытом молодая чета, отметившая в этом году семь лет совместного проживания, среди остальных поселян ничем не выделялась. Не придали значения соседи и приезду к ним пожилой дамы. А о том, что Берта Литхен немка, сельчане вообще не догадывались. Фрау Литхен говорила по-русски без акцента, и продавщицы местных магазинов, почтальон Илло да и парикмахерша Руть считали ее русской. Знала о германском присхождении пожилой дамы лишь оператор банка, Эва Хансен, и то потому, что в одном из двух отделений, где та работала, Берта открыла счет и для этого заполняла необходимые бумаги.

В Эстонии к официальным праздникам относятся серьезно. Не столь рьяно, как в первые годы независимости, но уважительно и без всякой иронии. Есть праздник – надо праздновать. И нынешний День победы не исключение. Утро двадцать третьего июня выдалось ясным и безветренным. Кристина Муравина первой вышла на газон в халате и с флагом в руках. Прислонив символ государственности к стене дома, заглянула в приоткрытое окно спальни, призывая мужа к соучастию. Василий уже не спал, но вставать не торопился.

– Хватит валяться. Помоги мне флаг закрепить, – сказала она в пространство приоткрытого окна и услышала в ответ мычание, означавшее, что Василий просьбу услышал, но вставать не хочет. Повторять супруга не стала. Постояв некоторое время у окна, уселась на крыльцо и, запахнувшись в халат, ждала.

Несмотря на ранее пробуждение, отсутствие косметики и некоторую бледность, молодая женщина оставалась привлекательной. В разряд классических красавиц госпожа Муравина не вписывалась, но ее миловидное личико с пухлыми губами и вздернутым носиком привлекало мужские взгляды. И в этом не было ничего удивительного, поскольку прямые ноги, светлые волосы и объемная грудь при миловидном личике способны вызвать желание у мужчины нормальной ориентации. Но от куколок, призывающих с глянцевых обложек трудиться не покладая рук, чтобы потом получить в подруги подобную, отличалась вдумчивым взглядом серых внимательных глаз и полным отсутствием кокетства. Но сейчас помимо обычной серьезности в ее облике проступало что-то напряженное и тревожное. Безмятежное утро, наполненное щебетанием птиц, только подчеркивало это ее состояние. Посидев несколько минут без движения, госпожа Муравина снова подошла к окну и заглянула в спальню. Но Василия в постели не увидела. Вскоре он появился на крыльце в плавках:

– Чего тебе не спится?

– Вставь флаг куда надо и приготовь дров для бани. Забыл? У нас сегодня гости.

Василий притянул жену к себе, запустив руки под ее халат, обнял за бедра.

– Перестань, сейчас Берта выйдет… – смутилась женщина, отталкивая мужа.

– Сама же сказала «вставь куда надо», – напомнил супруг и, подхватив ее на руки, занес в спальню. Там она еще пару раз пыталась его образумить, но Василий не терял времени даром, и ей пришлось с этим считаться.

Пережидая без ответной страсти его напор, она краем глаза косила на дверь, опасаясь появления постоялицы. Но сегодня ее опасения оказались напрасными, Берта спала. Из душа Кристина вышла первой, набросила халат и напомнила мужу о флаге.

– Побаловались, теперь можно и гражданский долг отдать, – ухмыльнулся Василий, натягивая плавки.

– Просыпаться для баловства надо раньше. Вон у всех давно флаги висят.

Муравин посмотрел сквозь окно на коттеджи соседей, уже украшенные государственной символикой, зевнул, почесал грудь и зашагал босыми ступнями по влажному от росы газону в сторону гаража. Вернувшись со стремянкой, забрался на нее и пристроил трехцветное полотнище под крышей. Вернув стремянку на место, занялся баней. Хейно любил накалять себя до красноты, поэтому Муравин притащил вместо двух порций дров целых четыре. Покончив с дровами, спросил жену:

– Твоя чухонская душа довольна?

– Не расслабляйся. Сливок в доме нет.

Он посмотрел на часы:

– Магазин еще закрыт.

– Пока дойдешь, откроют.

– Пешком?

– Естественно. Зачем бензин зря жечь?

Василий терпеть не мог перемещаться по поселку пешком, но спорить не стал. Облачившись в брюки и рубашку, сунул в карман бумажник и удалился.