Кутулу слегка подтолкнул меня вперед. Я убедился, что мой кинжал свободно ходит в ножнах, и мы продолжили путь по тоннелю. Футов через двадцать мы обнаружили небольшой альков, где стояла стреноженная лошадь ландграфа. Пол тоннеля выровнялся, затем подземный ход свернул в сторону от реки, под холм.

Меня изумляло, как заговорщики сумели незаметно проделать такую огромную и сложную работу, но когда я провел рукой по стене тоннеля, выложенной надежно сцементированным кирпичом, то понял, что они случайно набрели на это место. Вероятно, в прошлом оно служило убежищем контрабандистов или пиратов, а потом было заброшено и забыто.

Где-то противно пискнула крыса. Миновав поворот, мы увидели свет. Одновременно с этим мы услышали раскаты звучного голоса, удивительно напоминавшего голос священника, проповедующего в храме.

Выход из тоннеля был выполнен в виде низкой арки, и под ней я увидел очертания фигуры человека с обнаженным мечом в руке. Однако он стоял спиной к нам, внимательно наблюдая за тем, что творилось во внутреннем помещении.

Я переглянулся с Кутулу. Он жестом поманил меня назад, за поворот тоннеля.

– Здесь не один вход, – прошептал он. – Этот голос принадлежит не Малебраншу, а следовательно, остальные пришли другим путем. Либо так, либо они просто живут здесь. Пожалуй, нам нужно узнать побольше.

Мужество маленького стражника произвело на меня впечатление. В его голосе не чувствовалось ни малейших признаков страха.

– Теперь нам понадобится ваше солдатское искусство, – невозмутимо продолжал он. – Вы можете бесшумно снять этого часового?

Я в этом не сомневался, но подумал, что Кутулу слишком много разговаривает. Прикоснувшись пальцем к губам, я указал на землю. «Оставайся здесь. Молчи». Рассмотрев несколько возможностей, я прокрался за угол и медленно двинулся вперед вдоль стены. Я почти не волновался. Если только я случайно не споткнусь, часовой не успеет поднять тревогу – отвернувшись от света, он на какое-то время ослепнет и не заметит меня.

Я сосредоточил взгляд на мелких камушках под ногами, не глядя прямо на человека, на которого собирался напасть. По-моему, сверхъестественное восприятие – это вздор (разумеется, не считая магических средств), но если вы достаточно долго и пристально смотрите человеку в затылок, то он обязательно обернется.

Сначала я собирался зарезать часового, но, несмотря на обещание, данное мной Кутулу, я не был мастером обращения с маленьким клинком. Перчатки-кастет показались мне лучшим решением. В нескольких футах от охранника я низко пригнулся и двинулся вперед – не быстро, но очень ровно – потом выпрямился в полный рост и обрушил кулак в тяжелой перчатке на основание его черепа. Он рухнул, не издав ни звука. Я подхватил его меч, прежде чем оружие успело лязгнуть о камни, и опустил тело на землю. Я не знал, умер ли этот человек, но даже если он выживет, ему придется долгое время проваляться без сознания и пережить немало неприятных минут после пробуждения.

Я вернулся к Кутулу, и мы вдвоем беспрепятственно прокрались к выходу из тоннеля.

Внутреннее помещение было прямоугольным и весьма просторным, со сводчатым кирпичным потолком. Я увидел два других входа, защищенных массивными деревянными дверьми с металлическими засовами. Это место действительно напоминало храм, поскольку было уставлено рядами длинных скамей, перед которыми располагался невысокий помост.

Оратор, стоявший на помосте, обладал гулким, раскатистым голосом священнослужителя, но выглядел не особенно впечатляюще. Он больше напоминал жирного бакалейщика на уличном рынке, с круглым лицом, обрамленным небольшой бородкой.

Его речь тоже не имела ничего общего с религией:

– ...но в эти судьбоносные времена мы должны думать не только о золоте. Вы согласны со мной, брат?

На скамьях сидело около шестидесяти мужчин и женщин. Все они были опрятно одеты, выглядели вполне трезвыми и не обращали внимания ни на кого, кроме оратора. Среди них я заметил маркизу Фенелон и некоторых других никейских аристократов. Я увидел графа (вернее, бывшего графа) Комроффа, произносившего речь в тот вечер, когда я впервые встретился с Маран. Но все-таки знатные горожане аристократы составляли меньшинство: бо льшая часть аудитории принадлежала к беднейшим классам. По такому случаю они надели свои лучшие наряды, чистые, но застиранные чуть ли не до дыр.

Взгляд Кутулу быстро перебегал с одного человека на другого – он собирал материал для новых карточек своего архива.

Человек, к которому обратился оратор, сурово нахмурился, явно не удовлетворенный таким оборотом дела.

– Да, брат. Но когда преданная нашему делу сестра говорит мне, что ей нечем кормить детей, как я могу убедить ее отказаться от добычи, которая принадлежит ей по праву?

Человек, сидевший спиной ко мне, встал, и я узнал Малебранша.

– Сэр, поскольку я не являюсь членом вашей организации, вы не можете называть меня «братом»... но позвольте мне повторить то, что я сказал раньше. У моего хозяина имеется более чем достаточно золота, чтобы обеспечить вас всех.

Сукин сын! Внезапно мне стало ясно, зачем Эллиас Малебранш приехал в Сайану. Его целью было не просто ставить нумантийцам палки в колеса и пытаться вступить в союз с Бейбером Ферганой, но также установить связь с Товиети. А теперь, судя по словам Малебранша, он собирался еще и субсидировать их. Сами о том не подозревая, мы попали на заседание Совета секты душителей.

Глаза Кутулу на мгновение расширились, выказав ту степень удивления, которую он мог себе позволить.

Жирный «священник» с важным видом кивнул.

– Благодарю вас, сэр. Брат, передай женщине из твоего отряда слова нашего друга и скажи ей, чтобы она верила в нашу грядущую победу. Мы не можем назвать имя хозяина нашего друга, хотя я уверен, многие из вас догадываются, кто он такой.

Объясни этой женщине, почему мы не должны медлить с убийствами. Сейчас городская стража пребывает в растерянности, простолюдины ропщут, аристократы бегут из своих поместий в поисках безопасных мест, которых не существует, и даже Совет Десяти начинает чувствовать, как почва уходит у них из-под ног. Подумайте, каково это, когда ты не знаешь своего врага в лицо, не знаешь, когда желтый шелковый шнур затянется на твоей шее, но понимаешь, что это случится с такой же неизбежностью, с какой ночь сменяет день!

Даже старые, одряхлевшие боги должны дрожать в своих обителях, предчувствуя приход нового времени, провозвестниками которого мы выступаем!

Тхак доволен. Тхак получает свою кровь и возможность играть с душами тех, кого мы убиваем, прежде чем они возвращаются к Колесу. Наш великий день наступит очень скоро.

Послышался довольный ропот. Встала какая-то женщина.

– Брат, возможно, твои слова – чистая правда. Но почему мы слушаем этого человека, аристократа, одного из тех ублюдков, которых мы беспощадно предаем Тьме? Он не собирается вступать в наши ряды и сам заявляет об этом. Однако мы готовы взять его золото. Какова его цена? Какую цену запросит его хозяин? О брат, мне не нужны красивые слова. Мне нужны ответы.

– Ты узнаешь их, когда придет время, – отрезал Малебранш. – А до тех пор ты не имеешь права лезть в мои дела.

– Прекратите! – в голосе толстяка неожиданно зазвучала сталь. – Никогда больше не обращайтесь к нам таким тоном, или наш гнев падет на вашу голову! Она имела полное право сказать то, что сказала. Сестра права: мы посвятили всю свою жизнь тому, чтобы свергнуть вас и все, что вы собой олицетворяете.

Ваш хозяин помогает нам свергнуть Совет Десяти, следуя собственным замыслам. Хорошо, очень хорошо. Но мы не болваны. Мы понимаем – он собирается вернуть былые дни и воссесть на королевском троне Нумантии.

Может быть, это случится, а может быть, и нет. До сих пор Тхак позволял нам работать вместе, но даже не помышляйте о том, будто мы ваши слуги. Если ваш хозяин откажется от своего обещания создать общество равных, разделить земли, золото и богатых женщин... наша война всегда может продолжиться, сэр.