Двадцать пять лет назад. 80-е годы. Закрытый город Петляков в 45 километрах от Москвы. Вечер. Отдел перспективных разработок ЦАДИ (Центрального Аэродинамического Института)

– Таким образом, мы получаем подъемную силу, достаточную для преодоления земного притяжения, – академик Руденко, присев на край стола, не отрываясь следил за Евгением Журавлевым, который с каллиграфической четкостью выводил на грифельной доске схемы подъемной силы, – а при некоторых изменениях в формуле топлива мы можем добиться того, что коэффициент полезного действия двигателя достигнет уровня порядка…

Со стороны могло бы показаться, что старый седой учитель принимает экзамен у своего ученика. Со всклокоченными волосами, в мятых джинсах и вытянутом свитере Евгений сильно походил если не на школьника, то точно на голодного студента первого курса. Но это было обманчивое впечатление. Евгений был уже опытным специалистом по реактивным двигателям, а сегодня, после убедительного доказательства своей теории, в понимании Руденко он мог претендовать на роль гения. По его словам выходило, что если на самолет установить двигатель новой схемы и заправить его топливом соответствующей формулы, то этот аппарат мог бы без дозаправки чуть ли не два раза обогнуть земной шар с грузом, равным весу двух товарных составов. При этом скорость самолета могла многократно превысить скорость звука. Естественно, вслух о гениальности своего ученика произнесено не было ничего.

Придав своему лицу как можно более недовольный вид, Руденко сказал следующее:

– Ну, что ж, Женя, ваша идея достаточно интересная! Правда, ее уже пытались использовать американцы. Но…, – придумать что-то убедительное, что могло бы соответствовать ситуации, профессор не смог, поэтому отделался покряхтыванием и покашливанием в кулак, – обсудим ваш проект более детально отдельно. Позже. Сейчас, пожалуй, посмотрим, что же приготовил для нас Андрей.

Вслед за Евгением к грифельной доске подошел молодой человек – полная противоположность Евгению. Здоровый как бык, с красным лицом, он походил на кряжистого грузчика с железнодорожного вокзала, а не на работника интеллектуального труда. Фиолетовый синяк под правым глазом делал выражение его лица несколько глуповатым. Не спасали даже большие очки в роговой оправе, которые он надел перед тем, как взять в руки мел.

И, тем не менее, как оказалось, с мелом и формулами Андрей управлялся так же свободно, как и его товарищ.

– Мы с ребятами из НИИТа провели некоторые испытания с новой нейронной схемой, – Андрей, кашлянув в кулак, начертил на доске интегральную схему, – и можем утверждать, что система, которую мы предполагаем использовать в дальнейшем, позволит нам кардинальным образом изменить принцип управления летательным аппаратом. В перспективе – она может стать основой как пассивной, так и активной системы защиты самолета. Позволит сделать самолет невидимым для радаров противника, при этом сам пилот сможет легко видеть небо далеко впереди себя и вести одновременно до 600 целей. Правда, – Андрей на какое-то время задумался и смешно укусил собственную руку с мелом, – вполне возможно, потребуется существенным образом переделать кабину самолета, да и пилоту потребуется более серьезная психологическая подготовка…

Хлопнула дверь лаборатории.

– Простите, что опоздал!

Вся тройка обернулась на вошедшего. Смуглый парень, очень похожий на итальянца, в летной коричневой куртке, с папкой бумаг подмышкой и здоровенным портфелем, из которого торчали рулоны ватмана, быстро подошел к столу профессора и крепко пожал всем руки.

– Ринат, ну что случилось?

– Извините, извините, были неотложные дела!

О природе этих дел весьма откровенно сообщал след красной помады на небритой щеке Рината. Все улыбнулись. Ринат достал из портфеля чертежи, и про красную помаду все мгновенно забыли.

– Смотрите, что я придумал!

На белых листах был нарисован самолет с нестандартной формой крыльев и компоновкой хвостового оперения. Не давая никому опомниться, он достал из портфеля еще несколько листов бумаги, на которых были нарисованы другие детали самолета.

– Ребята, уверяю вас, если мы сможем создать этот самолет, то это будет самый маневренный самолет, который только можно представить в условиях воздушного пространства, – на секунду задумался и добавил, – да и в космосе, наверное, тоже.

– И при этом он сможет взлетать и садиться на клочке земли, равной размеру чуть ли не с поздравительную открытку, – в унисон Ринату проговорил Руденко.

Все заулыбались, но Ринат не понял юмора.

– Ну да, изменяемая форма крыла, изменяемая форма планера и хвостового оперения – все это позволит…

– Когда я мечтаю, я ни в чем себе не отказываю, – осадил Рината Руденко. – Не спешите. Пока это, к сожалению, лишь наши теоретические разработки. Мечты. Хоть и, не спорю, с серьезными претензиями на реальность. Лучше посмотрите, что я вам покажу…

Академик покопался в кармане своего пиджака и извлек из него металлическую пластину размером со школьную линейку. Сначала он подкинул ее в руке, демонстрируя необыкновенную легкость, а затем согнул в трубочку, показывая ее гибкость.

– Ребята из института стали и сплавов подарили, – пояснил он происхождение металла. – Говорят, что сделан из осколка лунной поверхности. Называется жидкая сталь. Металл двадцать второго века. Самолет из этого материала, с точки зрения прочности и легкости, сможет легко поспорить с… не знаю с чем. Таких самолетов еще не придумали.

И добавил:

– Вполне вероятно, металл обладает и другими полезными свойствами: например, снижает уровень излучения. Вот, кстати, с кого нам пример надо брать. Они уже смогли синтезировать этот металл и готовы даже наладить производство…

Когда Анатолию Евгеньевичу Руденко, академику РАН, ученику знаменитого Петлякова, предложили возглавить отдел перспективных разработок ЦАДИ, Центрального Аэродинамического Института, он, не задумываясь, согласился. О зарплате не спросил, но поставил одно условие: сотрудников набирает сам.

Ему разрешили это сделать. Руденко объехал несколько профильных учебных институтов и предложил там всем третьекурсникам пройти практику в его отделе. Условия были следующие. Каждый желающий работать под его руководством должен был после жесткого экзамена по теории самостоятельно собрать дельтаплан или планер, а затем также самостоятельно испытать его в действии во время летней практики у подножия Кавказских гор, соревнуясь с орлами в умении парить в воздушном потоке.

Конечно, сложно было даже надеяться, что в конце первого столетия самолетостроения, когда самолет в небе стал таким же обыденным предметом, как нож и вилка на столе, кто-то согласится на такой, в прямом смысле слова, сумасшедший эксперимент. И, тем не менее, три студента из трех различных институтов: Евгений Журавлев, Андрей Антонов и Ринат Регулаев – во-первых, согласились на него; во-вторых, дошли до конца этого испытания; а в-третьих, решили стать сотрудникам отдела перспективных разработок Центрального Аэродинамического Института, несмотря на то, что им предложили гораздо меньшие оклады, чем предлагали на тех же должностях в других известных ОКБ и авиационных институтах.

Собственно говоря, Руденко не сомневался, что нашел в их лице единомышленников, которые были, так же как и он, готовы практически на все ради глобального прорыва в самолетостроении. Они все были в буквальном смысле больны авиацией, больны на всю голову. Все их поступки и действия, все их мысли и желания были лишь производными от слова «авиация».

Такое редкое сочетание четырех талантливейших умов, помноженное на чертовское научное везение, уверенность в собственных силах, наглость, тонкий расчет, а также большие амбиции и фантастическая проницательность смогли бы дать самолетостроению нечто такое, что принесло бы России беспрецедентное преимущество в самолетостроении на многие годы вперед.