За один день, вернее уже за вторую половину жаркого и липкого, как сковородка, летнего дня, я должен найти документы фирмы, которой не существует. Фактически, я должен создать эту фирму из ничего, должен вытащить ее из небытия.

Кто на такое способен? Только волшебник! О, точно! Допельдон – это имя того самого волшебника. И пусть этот волшебник будет добрым. Потому что, если он будет злым, я просто не знаю, что будет. Нам так нужны эти деньги. Просто, как воздух. Если бы у меня на заднице была шерсть, я начал бы ее с заклинаниями выдергивать, стараясь походить на старика Хоттабыча. Но, как говориться, чего нет, того нет.

Поэтому я сажусь у окна и тупо смотрю в него. В нашем музее очень интересные окна. В них видна дорога и тротуар, а ничто так не приводит в спокойствие, как вид на постоянный поток транспорта и вечно куда-то спешащих пешеходов. Уже понятно, что никаких документов мне не найти. А значит можно расслабиться – и получать удовольствие.

Мое утешение появляется в виде серой «восьмерки», которая останавливается прямо под окнами музея. Из салона выходит Марина. О, в этот момент я так ее люблю! Она выслушивает мои горькие стенания, тяжело вздыхает и произносит: «Ладно, поехали, я купила новый фильм, «Мама, не горюй» называется…»

Стоит ли говорить, что мы не досмотрели его до конца и что этой ночью я снова остался у нее.

День начался в 8:45. Со страшного грохота, от которого тряслись стены и стекла. Казалось, что Илья-пророк на своей боевой колеснице завис над самой крыше и принялся колотить своим мечом в щит. Собственно говоря, так оно и было. Грохот стоял такой, что в ушах заложило. Допельдон! Это другое имя бога! Это и есть он самый!

На самом деле начался МАКС, международный авиакосмической салон. Все-таки начался. И этот грохот – звук авиашоу – теперь будет стоять над головой всю неделю. В душе ощущение какого-то праздника и чего-то грандиозного. И я, тут же уставившись в потолок, начинаю придумывать для своего слова новое значение.

Сегодня хочется, чтобы оно было какое-то значительное и красивое. Такое, как тело моей принцессы, которое чуть-чуть выглядывает из-под одеяла. Я лежу на подушке и, не поднимая головы, могу видеть только краешек ее бедра, крутого, как горы Болгарии. Явно, «Допельдон» – это новый аромат духов, это озеро высоко в горах с необыкновенной минеральной водой, а может быть, это новый сорт французского сыра.

Почему сыра? – Не знаю. Наверное, вкусно. Как аромат ее сонного тела. Это удивительно, но Марина до сих пор не проснулась. Она обладает удивительным свойством. Когда она спит, она абсолютно ничего не слышит. Абсолютно. Один раз мы поехали компанией отдыхать на природу. Марина легла спать – и проспала почти сутки. Никто не мог ее разбудить: ни мои поцелуи, ни ее подруга. Никто. Спала, как медвежонок в берлоге, свернувшись калачиком. Вот и сейчас, спит и ничего не слышит.

А я так не могу. Если я сплю в чужом месте, то все слышу. Меня даже раздражает звук выключенного телевизора. Не включенного, а выключенного. Такой нудный и тонкий. Тоньше, чем зудение комара. Грохот колесницы уже давно затих, и я начинаю различать звук зудящего телевизора. Он начинает действовать мне на нервы.

Встаю. Нажимаю на кнопку. Зуд прекращается. Но теперь это уже без разницы. Надо идти. Одеваюсь, целую в нос «сонного медвежонка», выхожу.

Вливаюсь в поток людей, идущих в одном направлении. Сегодня весь город движется в этом направлении. На МАКС. Вернее сначала на автобусную остановку, а уж потом на МАКС.

Автобус заглатывает очередную порцию приближенных. Охранники бегло проверяют соответствие фотографии на бейджике с моей физиономией и теряют ко мне всякий интерес. Теперь уже автобус вливается в поток машин, двигающихся в одном направлении. Еще не жарко, но все окна уже открыты настежь. Через час-полтора здесь будет душегубка, а пока приятный ветерок обдувает лицо и настраивает на благодушный лад.

У всех на шеях висят маленькие пластмассовые бейджики с фотографиями владельцев. Это знак особой касты, знак принадлежности к … небожителям. Бейджики висят на шеях, на синих фирменных ленточках, приколоты к костюмам английскими булавками, прилеплены к нагрудным карманам специальными «крокодильчиками».

Считается особым шиком прилепить этот бейджик как-то по-особому. Желательно, как можно небрежнее. На пояс или на воротник. У меня бейджик лежит в кармане, и я достаю его только, когда просят. Иметь бейджик сегодня круто. Практически, допельдон! А что? Может быть, действительно так оно и есть? Допельдон – это особая каста людей? Масонская ложа!

Нет, не то. Когда автобус привозит нас к проходным авиасалона и выплевывает на огромное асфальтовое поле, по периметру которого стоят солдатики, то все устремляются к центральным проходным, стараясь как можно быстрее влиться в маленькие ручейки-коридорчики. Каждый такой коридорчик заканчивается металлоискателем, и все обладатели бейджиков встают в эти коридорчики, встают добровольно, чтобы пройти через унизительную процедуру просвечивания и проверку на предмет проноса на территории охраняемой зоны запрещенных предметов: ножей, вилок, ножниц или, не приведи господи, другого какого оружия. И все они будут стоять в этих узких коридорчиках. Стоять час, а если не повезет, то и два часа. Стоять как бараны. И безропотно выворачивать свои карманы и сумки.

Так что иметь такой бейджик явно не допельдон. Не может быть, чтобы моим словом называлось идиотское положение, в которое добровольно ставят себя тысячи людей. Мне что-то не хочется такой участи для своего слова.

Поворачиваю против людского потока. «Куда прешь? Не видишь, куда все идут!?» Дохожу до края огороженной площадки, отодвигаю в сторону турникет и подмигиваю солдатику, стоящему рядом. Мол, извини, братан, мне некогда, я пройду через вторую проходную.

Солдатик подмигивает в ответ, мол, не вопрос, иди. И через десять минут ходьбы прогулочным шагом я подхожу к точно такой же проходной, которая оснащена точно такими же металлоискателями, где меня точно также обыскивают с ног до головы, но… там нет очереди. Ну совершенно ни одного человека. Охранники зевают и вежливы до неприличия.

Еще бы хоть какое то развлечение.

Вот. Это допельдон! Нет, это не он, это так, мелкое использование знания рельефа местности. Просто я не первый раз уже участвую в этом авиасалоне, поэтому знаю, что вторая проходная для тех, кто приезжает на автомобилях, но пускают через нее всех.

Да и какой это может быть допельдон, если карманы все равно приходиться выворачивать. На следующий день во всех новостях будут говорить о трудностях и невообразимых очередях на авиасалон, о том, что некоторым не удавалось попасть на летное поле до самого вечера, а эта вторая проходная все время работы авиасалона будет практически пустой. И всего-то надо было пройти пешком в сторону десять минут.

Странно, но как только я пересек границу авиасалона, то о своем любимом слове, я до обеда практически даже не вспоминал. Некогда было. Не успели мы выставить перед центральным входом в наш шале баннер (ну тот самый, с «Добро пожаловать в Жуковский!») и вырезать физиономии у летчиков, как к нему сразу потянулась толпа праздношатающегося народу.

Все просто балдели от возможности вставить свою физиономию в это окошко и сфотографироваться. На память. И сумма в десятку никого особенно не смущала. Все-таки, как никак, «сбор средств на нужды музея». Благотворительность, блин. Как говориться, дело пошло.

Продохнуть смогли только где-то к обеду. Решил выпить пиво с Гариком, директором нашего музея, моим напарником и компаньоном. Оставили баннер на Галину Моисеевну и Лену, наших сотрудниц, и свалили.

Самая большая проблема во время авиасалона – взять пива и поесть. Цены ломовые, очереди бесконечные. С трудом, но нашли ларек, который был не на осадном положении. Взяли по паре сарделек и по две кружки пива. Пиво, конечно, дрянь. Одна пена. И за что только 40 рублей отдали? Ну да ладно. Холодное, вкусное.