«Грязный прием, мерзавец верен себе, ведь известно, что чернь всегда готова воевать против любой власти, стоит только подкинуть им подходящий повод и оружие. Он лишь не учел, что в Аквитании и Бургундии тоже найдется достаточно вилланов.»

Решающим обстоятельством стало то, что король Баварский перешел на сторону отца, возглавив огромную армию, двинувшуюся на Ахен. Узнав об этом, Лотарь был вынужден спешно оставить столицу, поскольку не имел при себе достаточно людей, чтобы противостоять огромному войску.

«Лотарь правильно сделал, в противном случае он потерпел бы поражение и остался бы в плену. Теперь же снова всё в наших руках, и дорога в Ахен снова открыта.»

Освобожденный Людовик был восстановлен на престоле, все те кто пришел в Ахен вместе с королем Баварским вновь усадили на трон бывшего императора и присягнули ему. А Лотарь с немногочисленной свитой направился в Шалон, где теперь собирает силы, чтобы взять реванш.

«Власть Лотаря должна быть восстановлена, и я не вижу к этому никаких препятствий. Денег и людей для того у нас с избытком.»

Гонец умолк, ожидая заслуженного вознаграждения за добросовестную службу, однако, так ничего и не дождавшись, вынужден был удалиться ни с чем, а  граф, не теряя времени, отправился отдавать необходимые распоряжения для подготовки отхода войска из Бретани.

 Через несколько дней все было готово. Захватив с собой наиболее знатных бретонских заложников, Лантберт оставил в Ване часть своих людей. Бретонская марка была восстановлена, что же до других планов графа их приходилось отложить до лучших времён.

Поздно вечером, накануне отъезда, Лантберт направился в город. Проверив караулы, он углубился в лабиринт темных извилистых улочек и проулков, направляясь к ванскому собору.  Храм, также как многие другие сооружения городка, сильно пострадал, однако стараниями самих горожан и бойцов Лотаря его удалось восстановить за несколько месяцев, после чего город зажил своей обычной жизнью.

Тонкий серп  едва народившейся луны давал слишком мало света, чтобы разогнать окутавшую город ночную мглу. Однако Лантберту и не требовалось освещения, чтобы добраться до центральной площади — расположение все городских строений он давно знал досконально, так же как и то,  что любая из улочек этого города, по какой ни пойдешь, непременно остановится перед собором.

 Глядя на маленький приземистый бревенчатый домик, вплотную прилегавший к храму, трудно было поверить, что именно здесь находится резиденция местного епископа. Слишком скромным и непритязательным выглядело это жилище для столь высокопоставленного лица.

Хозяин дома, достопочтенный отец Номиноэ, был личностью весьма примечательной. Необычайно красноречивые проповеди прославили его имя далеко за пределы Вана, он был известен и уважаем как в Бретани, так и в западной Нейстрии. Причем народ прославлял не только его мудрые проповеди и добрые дела, но ему приписывалось и свершение таких чудес, как исцеление больных возложением рук и вызывание дождя в засуху святыми молитвами, что практически возводило его в ранг местных святых. Когда-то очень давно, в незапамятные времена, ещё юношей, он отправился за удачей к аквитанскому двору принца Людовика. Долгое пребывание среди франков сделало этого бретонца безоговорочно лояльным франкскому императору. После нескольких десятков лет доблестной службы граф Номиноэ получил епископскую кафедру в Ване, на границе с родной Бретанью. Пребывание здесь было подобно жизни у подножья действующего вулкана и беспрестанно сопровождалось треволнениями и заботами. Епископ успел побывать в норманнском плену, откуда был выкуплен лично императором Людовиком, и зачастую рисковал быть убитым сородичами, то и дело нападавшими на франкские заставы и близлежащие города.

 Направляясь к домику епископа, Лантберт сомневался, правильно ли он делает, что в столь поздний час беспокоит почтенного прелата, да и так ли необходимо посвящать малознакомого человека, пусть и безмерно уважаемого во всей округе, в вопросы столь личного характера. Однако как и его личное общение с епископом, так и то, что он слышал о нем от множества людей из числа местных жителей давали надежду, что святой отец, прослывший мудрецом, подскажет как избавиться от одолевавшего графа наваждения.

 Он громко постучал железным кольцом дверной ручки, и, не дожидаясь ответа, отворил незапертую дверь и шагнул внутрь жилища.

Лантберту ни разу не приходилось ещё бывать в этом доме. Хотя между епископом и графом сложились довольно дружеские отношения, отец Номиноэ предпочитал решать все дела и общаться с графом в официальной обстановке храма. Теперь же, оказавшись в доме благочестивого епископа, Лантберт понял, что причиной тому было не высокомерие, как можно было бы предположить, а только лишь скромность, ибо обстановка домика прелата была столь же непритязательной, что и внешний вид этой лачуги. Из мебели здесь находилось только самое необходимое, но и эти предметы загромождали собой почти все маленькое пространство жилища. Первое, что увидел Лантберт, войдя в дом, было большое деревянное Распятие искусной работы, украшенное позолотой — единственная вещь, говорившая о высоком статусе хозяина дома. Святой Крест, висевший в углу напротив двери, словно освящал собой это скромное жилище, и освещал его — перед Распятием жарко пылал светильник.

Отец Номиноэ не относился к числу людей робкого склада характера — шаги возле дома и стук в дверь в столь поздний час не испугали, а скорее удивили его.

- Мир дому твоему, отче, - сказал Лантберт.

Оставив недописанный кодекс, над которым он трудился за своей конторкой, епископ ответил на приветствие нежданного гостя благословением и без обиняков поинтересовался о цели визита.

В ответ граф вручил епископу весьма ценный и красивый подарок — обоюдоострый кинжал, чья серебряная рукоять и ножны были украшены драгоценными рубинами и бирюзой — это было одно из немногих сокровищ с которыми Лантберт никогда не расставался.

- Я пришел, чтобы подарить тебе эту прекрасную вещь, отче, - сказал граф при этом. - Я не успел сделать этого ранее из-за спешки сборов, а завтра на рассвете я буду уже далеко от Вана, поэтому другого случая навестить тебя, чтобы выразить тебе свое уважение и дружеское расположение, мне не предоставится, может свидимся ещё может нет, одному Богу известно.

- Всё в руках божьих, - кивнул епископ. - Благодарю от всей души, Лантберт, за столь ценный подарок, он воистину великолепен. Однако боюсь, что не могу принять его, ведь ответного подарка, да ещё столь дорогой цены у меня нет. - Епископ проницательно посмотрел на молодого человека. - Разве что добрый совет?