- Если Бернарду действительно удастся перетянуть на нашу сторону Людовика, у нас появится шанс вернуть свое положение. Но жизнь Карла гораздо дороже всех царств мира, и пока он в опасности у нас связаны руки.
- Государь мой, оставьте Бернарду спасение жизни Карла, а мы со своей стороны должны спасти для него титул монсеньора. Будущее вашего сына в ваших руках. Если вы отречетесь, его жизнь будет не многим лучше смерти.
Людовик глядел на Юдифь и в который раз мысленно благодарил Творца за то, что тот одарил его такой чудесной супругой. Эта женщина оказалась в несчастье более стойкой и отважной, чем многие из тех, что называли себя мужчинами, её разуму и рассудительности мог позавидовать любой из них.
- Да будет так, - произнес он, пристально глядя на жену. - И да будут благословенны твои дни, Юдифь, ты истинное чудо, не знаю за какие заслуги дарованное Богом мне, своему недостойному рабу. Тебе удалось вернуть меня из черного морока этих проклятых дней вновь к светлой надежде и жизни. Ты словно вернула мне возможность свободно дышать, вернула воздух, вернее всего, ты и есть тот воздух, которым я дышу. Бог весть что нас ещё ждет, но пока ты будешь незримо присутствовать рядом со мной, в моем сердце, здесь, где живет любовь к Спасителю, ты и Христос, вы даете мне силы вынести все, что уготовано мне Богом ради моего же спасения за все мои прегрешения и за мою непомерную гордыню. Пред лицом Спасителя я клянусь тебе, что не буду отрекаться от прав на престол, и не пойду на постриг.
Несмотря на одолевавшие её душу тяготы и невзгоды, что принесла с собой смута, Юдифь не могла не улыбнуться, слушая речь мужа, сразу возвратив ему многократно все тепло и нежность искренней любви, что звучала в его словах.
- А я благодарна Богу, что он подарил мне вашу любовь - любовь лучшего из людей, даровав мне столь отрадную судьбу - быть вашей женой и матерью вашего ребёнка, - отвечала она. - Верю, что Господь поможет нам достойно снести все страдания и одолеть врагов. Верьте и вы, Людовик, мы победим.
- Людовик, ты обвиняешься в вероломстве и государственной измене. Признаешь ли ты себя виновным? - епископ Реймский зачитывал список обвинений.
- Признаю, - отвечал подсудимый.
Этот голос принадлежал не отцу, а какому-то чужому незнакомому старику, сломленному годами, бедами и болезнями. Людовик Юный, как называли короля Баварского, быстрым движением провел рукой по глазам, словно он внезапно на мгновение ослеп, а затем окинул взглядом людей, столпившихся вокруг новой голгофы. На лицах многих из них он заметил отражение собственных мыслей и чувств, на глазах некоторых тоже блестели слезы.
Зачем всё это? Отец поступил с нами несправедливо, но разве мало, что мы вернули себе отнятое и лишили его трона? Людовик посмотрел на императора, желая убедиться, что и Лотаря гнетёт раскаяние, однако был неприятно удивлен, когда вместо ожидаемого сожаления и жалости к отцу встретил на лице брата лишь злорадную усмешку, с которой тот наблюдал за происходящим.
- Ты обвиняешься в неспособности управлять государством. Признаешь ли ты свою вину? - продолжал оглашать преступления бывшего императора его обвинитель.
Людовик-сын с ненавистью уставился на Эбо Реймского, что возвышался на амвоне словно грозный и неумолимый высший судия, который по праву своей непогрешимости неистово обрушает праведный гнев на окаянного грешника. Негодяй! Кто как не тот, кого ты с такой злобой и презрением обличаешь пред франками, наделил тебя всеми благами, что ты имеешь?! Он облачил тебя в пурпур, а ты его в грубую власяницу, он возвысил тебя до незаслуженных тобой почестей, а ты низверг его в бесчестье — вот твоя благодарность за всё, что ты получил от него в дар! Воистину, можно дать рабу свободу и богатство, но нельзя наделить его благородством, ибо в душе он навсегда останется подлым рабом.
Размышляя таким образом, король Баварский все более закипал от негодования, угнетаемый к тому же беспредельной жалостью к отцу. Не желая больше все это выносить, он решил остановить мерзкое действо, обратившись к судье с резким окриком:
- Эбо Реймский! Я обращаюсь к тебе! Если ты не замолчишь, то клянусь всем святым, ряса епископа не спасёт тебя от моего меча! - в гневе воскликнул он, тут же приняв на себя недоуменное внимание всех присутствующих.
Епископ испуганно смолк, устремив вопрошающий растерянный взгляд на Лотаря.
- Немедля объясни причину своего поведения и этих нелепых угроз, или убирайся вон и не мешай суду! - раздраженно прикрикнул на брата император, раздосадованный этой внезапной заминкой.
- Это не суд, а дрянь! - отвечал ему Людовик, в сопровождении своих баронов выйдя на середину зала и остановившись неподалеку от низложенного императора. - Как ты мог отдать отца в руки этих жестоких людей, - он кивнул в сторону епископа Реймского и других высокопоставленных священников, восседавших в непосредственной близости от судилища, - и позволить им чинить расправу над своим сеньором?!
В зале раздался оживленный гул — каждый из франков счел необходимым обговорить с другими слова короля Баварского, священники же возмущенно зашумели пуще всех остальных.
- Эти, как ты назвал святых отцов, жестокие люди вершат суд на человеком, предавшем государственные интересы ради личной выгоды. Мы обязаны быть жестоки с изменниками, с теми, чьи дела угрожают порядку и благополучию страны, разве не так? Может ты хочешь поведать что-то, что оправдает в глазах всех собравшихся знатнейших франков этого предателя? Или может ты желаешь заявить, что все обвинения ложны? Что мы собрались здесь, чтобы осудить невиновного?
- Если ты забыл, то я тебе напомню, что тот, кого здесь судят как изменника - наш отец!
- Я прекрасно об этом помню, и что с того? Забота об интересах государства важнее родственных связей.
- Лотарь, объясни ради чего всё это?! Ты хотел вернуть свои земли — и ты их получил! Ты получил даже более того, став единовластным императором Франкии!
- Да это так! И не ты ли был моим верным союзником, помогая сохранить государство, восстановить порядок и вернуть несправедливо отнятые у нас с тобой земли? Теперь, когда дело сделано и справедливость восстановлена, к чему эти стенания и вопли? Преступник должен быть осужден и наказан, или ты с этим не согласен? Чего ты добиваешься, устроив скандал посреди суда? Если тебя что-то не устраивает, обещаю, мы после обязательно обсудим это. Я всегда готов к переговорам и всегда пойду навстречу брату и союзнику, разумеется, при условии, что все твои требования благоразумны и умерены.