- Попалась, моя птичка, - усмехнулся он, прижав её к стене. Больше здесь не было мужчины и женщины, был хищник и его жертва, и чем сильнее добыча билась, кричала и плакала, тем вожделеннее она была для насильника.
Эта пытка казалась вечной. Он отпустил её только когда крики перешли в беспрерывный болезненный стон, а её тело бессильно обмякло на его руках. Не прекращая громко стонать, она упала, сжавшись в комок и корчась от боли, нижняя часть её рубахи набухла от крови. После удовлетворения страсти он собирался убить её, но теперь понял, что она и так больше не жилец на этом свете. Так даже лучше - прежде чем она сдохнет, эта тварь каждое мгновение своих предсмертных мук будет сожалеть о том, что так дерзко отвергла его.
- Я вижу, тебе понравилось. Должно быть это напомнило тебе о твоем муже, ведь эти псы только так и умеют любить женщин, - сказал он, но понял, что она его не слышит, погруженная в ад своих страданий.
- Что со мной, я умираю! - произнесла она, перебивая собственные стоны.
- Ну что ты, милая, от любви не умирают, - бросил напоследок Бернард и, больше не оглядываясь, покинул пещеру.
Он ушел, а она осталась жива. Он не стал убивать её, и это было невероятной удачей. Однако теперь, если она не хотела навсегда остаться в этой берлоге, надо было выбираться из неё. Мучительная боль мешала ей действовать. Альберга взглянула на свои ноги - рубаха была вся в крови и кровь всё не останавливалась. Значит времени разлёживаться и жалеть себя у неё не было. Если она совсем ослабнет, то неминуемо потеряет сознание, а потом умрет. И никогда больше не увидит мужа.
Не переставая всхлипывать и стонать, она выбралась наружу. Одной рукой опершись о каменистый выступ, а другой сжимая низ живота, она поднялась на ноги и оглядела окрестности. Вокруг до самого горизонта простирался лес. Внимание молодой женщины привлекла какая-то движущаяся точка. Всмотревшись, она поняла, что это была проезжавшая мимо повозка, которая ненадолго показалась на повороте проезжей лесной тропы, огибавшей скалу. Шансы выжить всё увеличивались. Оставалось только добраться до этой дороги и, может статься, кто-то ещё проедет там сегодня и поможет ей.
Спускаться по тропе было слишком долго. Альберга подползла к самому её краю и посмотрела вниз. Склон был неровным, со множеством уступов. Некоторое время она смотрела, прикидывая, сможет ли спуститься, не сорвавшись вниз, но, чувствуя, что с каждым мгновением становится все слабее, и что к тому ещё у неё начинает кружиться голова, бросила эти расчеты. Боль уже не казалась такой острой, хотя она по-прежнему сильно мучила Альбергу, но уже не мешала ей мыслить и действовать.
Большая часть пути ей благополучно удалась. Она перелазила и спрыгивала с уступа на уступ, отделываясь лишь прорехами в рубахе и ссадинами. Однако, уже почти у самой земли она оказалась на участке скалы, под которым увидела совершенно отвесный склон. Это был тяжелый удар судьбы. Усталость и отчаяние вдруг разом навалились на неё. Ничего не надо, она устала бороться, ей не удастся обмануть смерть. Оставалось только смотреть вниз и плакать от бессилия. Ну уж нет! Альберга закрыла глаза и прыгнула вниз.
Удар был весьма болезненным, но руки и ноги остались целы. Собрав последние силы, сжав зубы, превозмогая боль и слабость, она заставила себя двинуться в сторону проезжей лесной тропы.
В это время по дороге следовала графская повозка. В ней сидели две монахини, одна из которых, известная на всю округу повитуха, была приглашена в графский дворец, чтобы помочь графине благополучно разрешиться от бремени, другая сопровождала подругу в качестве её помощницы.
- А что вы думаете, я и до епископа дойду! - громко возмущалась одна из монахинь. - Господь мне свидетель, я своими глазами видела эту шелковую шаль, и могу поклясться, что она сшила её из алтарного покрова, того самого, что пропал ещё в священный месяц, и все сказали на воров! Но люди-то видели как её драгоценная племянница красовалась на свадьбе в пурпурной накидке из алтарного шелка! Каково, а?!
- Ох и болтлива ты, сестра Дидимия, - отозвался графский слуга, правивший лошадью, - гляди, поплатишься за свой длинный нос и болтливый язык.
- Чего мне бояться?! Она пригрозилась обыскать мой сундук! Да пускай обыскивает, что она там найдет?!
- Чего ты к ней прицепилась, вот неймется тебе!
- А нечего было меня оговаривать, что якобы у меня каждый день в просфорах недочет! Видит Бог, я ни в чем не виновата, а сестры теперь шушукаются у меня за спиной. Вот, сестра Юстина может подтвердить, - она выразительно посмотрела на вторую монахиню, которая все время молчала, задумавшись о чем-то своем. Несмолкающая болтовня подруги ей не мешала.
- Тпру! - вдруг крикнул слуга, натянув поводья.
- Что там?! - воскликнула сестра Дидимия, с опаской оглядываясь по сторонам, так же как её подруга.
- Дохлятина какая-то посреди дороги, сейчас уберу, - отвечал слуга.
Шустрая сестра Дидимия вмиг оказалась рядом с ним.
- И не грех тебе так о человеке, Симон?
- Так она же мертвая, - невозмутимо отвечал тот, намереваясь оттащить помеху для проезда в сторону.
- Да подожди ты, может, она жива, - сестра Дидимия склонилась над Альбергой, разглядывая её бледное лицо.
- Бедняжка, она вся в крови, - заметила подошедшая к ним сестра Юстина, - ну-ка отвернись, - бросила она слуге. - Похоже, что она ребеночка утратила, - проговорила она после беглого осмотра.
- А девочка-то непростая, - сказала Дидимия, демонстрируя остальным руку Альберги, со сверкающим на пальце драгоценным обручальным кольцом. - Да и по одежде тоже видать, хоть и драная, а я такой тонкой выделки отродясь не нашивала! Может, захватим с собой, поди родственники ищут, хорошую награду дадут.
Почувствовав теплоту человеческого прикосновения, Альберга попыталась попросить о помощи, но смогла издать только тихий стон, и после этого последнего усилия окончательно потеряла сознание.
- А она живая, она только что что-то сказала, - удивленно уставилась на неё Дидимия.
