- Показное покаяние, покаяние лишь на словах, - пожала плечами Юдифь. - Мне представляется, государь мой, что ваш сын должен не словами, а делом доказать, что он действительно искренне, а не притворно раскаялся во всем содеянном.
- Говори, - весьма заинтересованно кивнул Людовик.
- Осуждая свои злые намерения, и отказываясь от подобного в будущем, Лотарь должен публично осудить и тех, кто надоумил его стать вашим врагом. Вот это и будет истинным покаянием.
Император с восхищением взглянул на супругу, в который раз поражаясь ясности её разума, её прозорливости и мудрости.
- Да будет так, любезная Юдифь, - согласился он, - хвала Господу, что подарил мне такую умную жену, ты совершенно правильно все рассудила. Если Лотарь был искренен в своем покаянии, он с легким сердцем согласится осудить этих изменников.
На следующий же день император призвал к себе сына и самолично объявил ему о принятом накануне решении. При этом Людовик внимательнейшим образом наблюдал за тем, как Лотарь воспринял эту новость.
- Я должен буду сам вынести им приговор? - совершенно безразличным тоном уточнил сын.
- Нет, приговор уже вынесен, ты должен будешь лишь огласить его на совете как свой собственный, - пояснил отец.
Людовик остался доволен — как видно, его сын был искренен в своем раскаянии, поскольку совершенно спокойно согласился публично осудить своих бывших друзей.
Тем временем, король Италии оставил приемную императора, испытывая то самое мерзкое удушающее чувство, какое, верно, испытывает загнанный охотниками хищник — адская смесь из лютой ненависти и отчаянной обреченности, сводящая с ума. Он готов был сейчас растерзать любого, кто попадется ему под руку, но разве это спасет его от уготованного на совете позора?
Лотарь шел по жизни, не отягощая свое сознание такими бесполезными, придуманными для дурней, понятиями как честь, совесть, стыд, раскаяние, верность, сожаление — всё это лишь могло помешать ему в осуществлении его грандиозных планов. Зато как сподручно было использовать для достижения своих целей тех глупцов, что верили и поклонялись этим пустым словечкам словно неким языческим божкам, и готовы были, не задумываясь, отдать за них свои жизни. Однако всему есть предел, и даже бесстыдство и цинизм имеют свои, пусть и весьма призрачные, грани понятий, преступать которые весьма мучительно и для самого закостенелого циника. Публично самому осудить своих же приближенных — это было слишком даже для Лотаря, ему до зубовного скрежета хотелось провалиться сквозь землю.
Отказаться же от этой позорной миссии не представлялось возможным — таким протестом он поставил бы под сомнение искренность своего покаяния и рисковал оказаться на одной скамье с осужденными, поставив крест не только на своем будущем, но и на будущем своих детей (в Италии подрастал сын). Поэтому ему ничего не оставалось, как явиться на совет с тем, чтобы огласить якобы свой собственный приговор. Но здесь, на совете, его ждала ещё одна, самая болезненная пощечина — среди других осужденных он заметил своего ближайшего друга. «Клянусь, друже, рано или поздно, но я отомщу за тебя этой ведьме» - с горечью поклялся король.
Осужденные, - лишенные оружия и со связанными руками, - с мрачным смирением ожидали оглашения своей участи. Некогда блистательные всевластные сеньоры, ныне превратившиеся в прах земной.
Зачитывая приговоры, Лотарь каждый раз заново должен был находить в себе силы, чтобы заставить себя в последний раз взглянуть в глаза осужденному им же самим на казнь или изгнание другу.
«Магнерих, бывший граф Тулузский – отправить в изгнание.
Иосиф, бывший граф Неверский - обезглавить.
Геренфрид, бывший граф Нантский — обезглавить.
Матфрид, бывший граф Орлеанский — отправить в изгнание.
Викфред, бывший граф Буржский — обезглавить.
Рихард, бывший граф Ангулемский — обезглавить…»
Лотарь впервые в жизни пожалел, что у него такой обширный круг приближенных. Он прочел ещё с дюжину имен своих друзей, прощаясь с каждым из них лишь холодным осуждающим взглядом, прежде, чем дошел до Лантберта.
«Лантберт, бывший граф Дижонский…» - король взглянул на друга — Лантберт внимательно слушал вердикт, совершенно хладнокровно ожидая оглашения своего приговора, будто речь шла о ком-то другом.
«...отправить в изгнание.» - прочел Лотарь и тут же, не веря своим глазам, ещё раз пробежал строчку, решив, что ошибся. Но ошибки не было. Он поспешил вновь взглянуть на друга, как бы говоря: «Это всё, что я мог для тебя сделать».
Лантберт кивнул в ответ, что понимает это, в душе возблагодарив Бога, направившего его на службу к столь могущественному сеньору, который, даже пребывая в плену у врагов, способен вытащить своего ближайшего друга из самого ада.
Глава 19. Бойня.
Близился священный месяц, а значит пришла пора позаботиться о душе: ежегодно накануне священного месяца хозяйка Буржа отправлялась в монастырь, чтобы принести покаянные молитвы и причаститься. Однако на этот раз госпожу Гильтруду задержали дома страшные известия, доставленные одним из баронов её мужа. К ужасу хозяйки, этот человек поведал ей, что граф, равно как и сеньор Рихард, арестованы императором и находятся в ахенской тюрьме.
- Да что же они натворили?! - воскликнула потрясенная такими новостями женщина. Госпожа Гильтруда понятия не имела о делах своего мужа.
- Мы выступили против императора Людовика на стороне его сына. Старый император победил, и всех сторонников Лотаря теперь хватают повсюду, где приметят и бросают под стражу, - рассказал барон.
- Ну и дела... – молвила хозяйка, в ужасе от услышанного схватившись за голову.
- Госпожа Гильтруда, что бы ни было, я буду защищать вас и ваш дом до своего смертного часа, - отвечал барон, желая приободрить несчастную женщину.
- А где остальные? - мрачно отозвалась госпожа Гильтруда, которой от этих слов стало совсем скверно на душе.