Его вновь поставили на ноги. Командир молча схватил веревку, которой были связаны руки Лантберта и закрепил другой её конец у луки своего седла, затем вскочил на коня и пустил его рысцой, увлекая за собой пленника.
Тем временем, Юстина тщетно пыталась унять обезумевшую от горя подругу.
- Софи, послушай меня, пожалуйста, ты не знаешь правды, он обманывал тебя. Он вовсе не предан императору, наоборот, он его злейший враг, на его счету множество преступлений… ну послушай же ! - повторяла она подруге, которая уже обессилев, все равно продолжала, словно безумная, с плачем барабанить в обитые железными щитами толстые бревна ворот, только зря отбивая себе пальцы.
Монашки сбежались на двор и испуганно загомонили, в ужасе взирая на происходящее, не понимая, отчего всегда такая милая и благоразумная лекарша впала в такое буйное неистовство.
- Не иначе бес вселился...
- Она одержима, вы что, не видите...
- Расходитесь, матушка велела всем расходиться, идите работать, - призывала помощница аббатисы сбившихся в большую, жужжащую толпу сестер, и вскоре монастырский двор снова опустел.
- Софи, послушай, он преступник, его давно тут караулили, ведь сама императрица Юдифь велела арестовать его!
Только после этих слов София обернулась к ней, показав свое заплаканное, искаженное горем лицо.
- Ты все знала?! - она вцепилась прожигающим огнем негодования взглядом в ту, кому так доверяла, кого искренне считала своей подругой. - Ты все знала и даже и не подумала предупредить меня?!
- Прости, дорогая, прошу прости меня! - взмолилась Юстина, испытывая отчаянное чувство вины перед подругой, и примирительно сжимая её руку, - ведь ты могла бы, пусть невольно, но предупредить его, понимаешь? Он очень опасный преступник! И хорошо, что его арестовали!
Альберга вырвала свою руку из руки Юстины, грубо оттолкнув её от себя.
- Он мой муж, и я люблю его больше жизни! - закричала она, не помня себя от горя и гнева. - И не тебе судить о нем! Что ты можешь знать, ведь ты отродясь никого не любила?!
- Софи, опомнись... - растерянно проговорила аббатиса побелевшими губами.
- Ты что, и впрямь надеешься запереть меня здесь на веки вечные?! - Софи уже не слышала её, но всё продолжала кричать на неё, действительно, становясь все больше похожей на одержимую. - Только напрасно надеешься, тебе не запереть меня здесь, так же, как ты не способна заставить жить в неволе солнечный свет, радугу или ветер! Я все равно сбегу отсюда, это совсем не так трудно как тебе представляется! - Софи решительно оглянулась кругом, явно намереваясь начать что-то предпринимать для исполнения своих угроз, но у Юстины больше не осталось моральных сил спокойно наблюдать как безумствует её подруга.
- Отведите эту монахиню в карцер! - воскликнула она, обращаясь к, находившимся неподалеку и наблюдавшими за ними, привратникам, которые тут же поспешили исполнить приказ настоятельницы, и очень скоро Альберга исчезла за дверьми подвала, в котором находилась монастырская тюрьма.
Она провела в ней несколько часов, потеряв счет времени, сидя на полу, прижавшись лицом к холодному камню стены и непрестанно ударяя по ней кулаком, который был уже содран до крови, но боли она не чувствовала. Она ненавидела себя, за то, что позволила сделать из себя глупую приманку, ненавидела Юстину, за то, что та не предупредила её о засаде, ненавидела свою судьбу, за то, что та посылает ей испытание за испытанием вместо того, чтобы давно позволить оставить этот мир. Выхода не было, но и смириться она не могла, и это противоречие мучило её, раздирая сердце.
Дверь отворилась, на пороге появилась аббатиса. Закрыв дверь, она подошла к пленнице и села рядом с ней.
- Софи, ну прости меня, я делала то, что должна была… - примирительно начала она.
- Отпусти меня, - сухо перебила её подруга, даже не обернувшись к ней.
Юстина помолчала в раздумье.
- И куда ты отправишься, что будешь делать?
- Брошусь в ноги императору, буду умолять, чтобы он казнил меня вместе с мужем, или хотя бы закопал живой в его могиле…
- Вот дуреха, - вздохнула Юстина. - В таком случае даже не мечтай, чтоб я тебя отпустила. Или нет, хорошо, я отпущу тебя, но только после того как узнаю, что твоего преступного мужа казнили, и тело выбросили на съедение шакалам, и что даже останков его не сохранилось. Вот так, дорогая. Ты не в себе, у тебя от пережитого страха повредился ум. Ты даже не задумываешься о том, как можно жертвовать своей бесценной жизнью ради кого-то, тем более ради такого негодяя как твой бывший муж.
- Скажи, кто дал тебе право распоряжаться моей жизнью?
Юстину такой вопрос очень разозлил, однако она не подала виду.
- Прежде всего, сам Господь! Ведь я твоя настоятельница, так же как всех остальных моих сестер во Христе, и я в ответе за тебя перед Ним. Ну и потом - ты сама! Ты забыла, что ты обещала мне, что никогда не оставишь меня? Забыла, да? А я нет! И знаешь, не могу поверить, что стоило только самому последнему из негодяев явиться сюда и позвать тебя, и ты готова тут же оставить меня и бежать за ним хоть на край света! Где твоя женская гордость! Где твоя верность клятвам?!
- Отпусти меня, Юстина, - вновь равнодушно перебила её разглагольствования Альберга, помня лишь о том, что должна каким-то образом хотя бы попытаться спасти мужа.
В её голосе было много боли и вместе с тем какой-то мрачной решимости. Нет, Софи не была похожа на безумную — перед Юстиной сидела убитая горем женщина. Надежды, что она придет в себя и все станет как прежде больше не оставалось.
- Знаешь, отчего все твои несчастья, Альберга? - сдавшись, устало проговорила Юстина.
Услышав из уст аббатисы свое настоящее имя, графиня даже удостоила её взглядом.
