Однако какие бы меры ни предпринимал король, все они оказались бессильны — ещё никто и никогда не мог победить это бедствие, обрушившееся теперь на армию Лотаря. После того, как армия избавилась от вилланов, эпидемия вспыхнула с новой силой уже среди рыцарей.

Войско разбило лагерь, ставший для многих воинов последним привалом, где они нашли свой вечный покой.

Для того, чтобы отгородиться от зараженных и хоть как-то приостановить распространение чумы, были разведены костры — множество костров пересекали пылающей вереницей весь лагерь. Огонь в них жарко горел днем и ночью. Лекарь и его сподручные зорко следили, чтобы при первых же признаках болезни люди удалялись в лагерь для зачумленных. Но эта их работа была в общем-то тщетной, поскольку признаком этого недуга был кровяной кашель, но его появление говорило о том, что человек болен уже не менее суток. Пытаясь уберечься от смрадного заразного воздуха, люди до самых глаз обматывали лица тряпьем, но и эта мера не спасала. Многие в панике бежали из лагеря куда глаза глядят, но лишь для того, чтобы так же как все встретить мучительную смерть.

- Мы проиграли, - вынужден был признать король, в последний раз собрав своих приближенных — всех, кого ещё не унесла в могилу эпидемия. Ему нелегко дались эти слова, но он понимал, что не может ничего изменить. - Мы были как никогда сильны и могли разбить любого противника, но сам Господь поразил нас и предает в руки наших врагов.  Ни один человек не может противиться воле Всевышнего, должны смириться и мы. Теперь вам надлежит забрать оставшихся ещё здоровых и покинуть это злосчастное место. Война окончена.

Ближние хмуро выслушали речь короля. До этого собрания у них была ещё надежда, они всё ждали от Лотаря какого-то хитроумного решения, какого-то чуда, но теперь участь их была решена окончательно. Имело ли смысл спасаться от чумы и уходить отсюда, если перед каждым из них отчетливо замаячила плаха? По сути им некуда было идти, они рискнули всем и всё потеряли. Однако, и предъявить королю было нечего — ясно, что сегодня удача, сама судьба, все силы небесные решили сыграть на стороне императора Людовика. Храня угрюмое молчание, один за другим приближенные Лотаря оставили палатку короля. Все, кроме Лантберта — он считал себя ближайшим другом императора не только по должности, и покинуть своего сюзерена и друга сейчас было бы подлейшим из предательств. Хотя граф  хранил молчание — слова теперь не имели смысла, но своим поступком он ясно давал понять, что готов даже один сражаться против всей неприятельской армии и умереть за своего короля. Лотарь понял это. Впрочем, он всегда это знал, и сейчас лишь убедился, что не ошибся, когда много лет назад приблизил к себе этого умного и преданного юношу.

- Лантберт, друже, благодарю за преданную доблестную службу, я никогда, ни на одно мгновение не сомневался в тебе, но сейчас могу повторить лишь то же, что сказал остальным — мы проиграли.

- В этом нет твоей вины, государь.

- Не имеет значения чья в том вина. Так или иначе, обстоятельства против нас, и мы не можем теперь ничего изменить. Но это только теперь... Людовику ведь недолго осталось… - король многозначительно посмотрел на фаворита.

- И после его смерти никто не сможет помешать тебе взять то, что и так принадлежит тебе по праву, - договорил за него Лантберт с легкой усмешкой, а в его глазах вновь зажглись и заиграли с новой силой огоньки честолюбия и азарта.

- Вот именно. Поэтому глупо было бы тебе сейчас оставаться рядом со мной и ждать своей казни, а ждать придется совсем недолго. Ты ближайший мой друг и советник, а значит смертельный враг Людовика. Меня он простит, тебя - нет. Поэтому сегодня наши пути разойдутся, Лантберт. Тебе надлежит скрытно перебраться в Италию. Людовик непременно сошлет меня туда, с глаз долой, там и переждем до поры до времени. Война ещё не окончена, это была лишь первая партия, не слишком удачная для нас. Зато в следующей все козыри будут наши. Итак, до встречи, друже, - на прощание король с улыбкой крепко обнял друга,  - надеюсь, скоро свидимся.

- До скорой встречи, государь, - уверенно ответил будущий герцог Бургундии.

Покинув королевскую палатку, Лантберт направился к своей, чтобы, не теряя времени, вместе с оставшимися ещё в живых баронами, покинуть проклятый лагерь.

Бургундцы сидели вокруг костра, с мрачной апатией лениво перебрасываясь словами.

- Почему мы не уходим отсюда? Этим гнидам ни черта не делается, а мы тут все передохнем со дня на день… - услышал Лантберт, подходя к ним.

- Чума к чуме не липнет… - усмехнулся в ответ другой и смолк, заметив графа.

- Немедля уходим из лагеря, - бросил сеньор, пропустив услышанное мимо ушей, - где Леон? - добавил он, ища глазами и не находя среди баронов своего друга.

Ответом ему было гробовое молчание.

- Вы что языки съели, чума вас возьми?!

Ответом снова было молчание. Самый молодой из всех, Гервард, протяжно шмыгнул носом.

- Я же сказал - уходим, хватит сопли жевать! - разозлился Лантберт. - А ну поднимайтесь, или вас пинками отсюда гнать! - он схватил сидевшего ближе всех Герварда за ворот сюркота, заставив подняться на ноги, - я спросил - где Леон? Когда тебя спрашивают, надо отвечать, бестолочь!

- Оставьте мальчишку, сеньор Лантберт, - буркнул Адельгар, - Леон ушел к зачумленным.

- Какого черта?! Чего он там забыл?! - Лантберт никак не ожидал от своего названного брата такого нелепого, запредельно безрассудного поступка.

Эти слова вызвали недоуменные взгляды всех, кто их услышал, заставив баронов усомниться в здравом рассудке своего сеньора. В то же мгновение истинный смысл сказанного вдруг открылся Лантберту во всей своей страшной необратимости. Ничего больше не говоря и ни на кого не глядя, он со всех ног бросился в лагерь для зачумленных.

Смрад, стоявший над всем лагерем, здесь был просто невыносимым, того и гляди норовя вывернуть наизнанку желудок даже здорового человека. Прижав поплотнее к носу свой шарф, закрывавший всю нижнюю часть лица, и тщательно кутаясь в плащ, Лантберт продвигался меж рядов зачумленных, питая надежду так и не найти среди них Леона.

Трудно было здесь узнать кого-то среди массы умерших и умирающих людей, корчившихся в судорогах среди собственной рвотины и крови, которые они все время извергали из себя, с мучительным, сотрясающим их булькающим кашлем-стоном, до той поры, пока вместе с безостановочно выплескивающейся изо рта кровавой пеной, не выходили из них все их сгнившие за считанные дни внутренности. Только выпив всю кровь до капли и полностью выжав из человека все что только можно, словно насытившись, чума отпускала несчастного бедолагу из своих беспощадных лап в объятия смерти — для зачумленных смерть становилась желаннейшей мечтой, спасавшей от неимоверных страданий.