Несколько партийных руководителей принялись инкриминировать Бухарину предательство, самыми яростными были Каганович, Молотов и Берия. В этот самый момент, когда Бухарин с трудом отбивался от обвинений, сыпавшихся на него с разных сторон, Железный Лазарь вспомнил о собаке Зиновьева.

– В 1934 году Зиновьев пригласил Томского к себе на дачу. Сначала они выпили чая, потом поехали на машине Томского выбирать для Зиновьева собаку. Видите, какая близкая между ними была дружба! Они так помогали друг другу, что отправились вместе выбирать собаку.

– А что за собака? – неожиданно поинтересовался Сталин. – Охотничья или сторожевая?

– Сейчас это уже невозможно установить, – пошутил Каганович, и все засмеялись.

– Так они выбрали собаку? – продолжал расспрашивать Сталин.

– Выбрали. – Железный Лазарь улыбнулся. – Они искали четырехногого друга, похожего на них.

– Собака была хорошая или плохая? – никак не мог успокоиться вождь. – Кто-нибудь знает?

В комнате вновь послышался смех.

– На очной ставке выяснить это не удалось, – пожал плечами Лазарь Каганович.

В конце концов Сталин почувствовал, что большинство старых членов партии все же не поддерживают его в деле Бухарина.

– Мы тебе доверяли, но, похоже, ошибались, – скорее печально, чем гневно подытожил он дебаты. – Мы верили тебе, продвигали по служебной лестнице и вот теперь видим, что ошиблись. Ведь так, товарищ Бухарин?

Сталин закрыл пленум, так и не поставив на голосование вопрос о том, что делать с обвинениями Ежова. Бухарин и Рыков смогли перевести дух, но они прекрасно понимали: это лишь временная передышка. События пленума стали опасным прецедентом. Они показали региональным руководителям, удельным князькам, что неприкосновенных людей нет. Уничтожить можно даже такого гиганта, как Бухарин.

При помощи Ежова Сталин также раздувал в стране истерию страха относительно будущих войн с Польшей и Германией и вполне реальных опасностей гражданской войны в Испании. Новый фаворит вождя помогал сплетать паутину, где нашлось место необъяснимым провалам в промышленности (на деле вызванным некомпетентностью советских руководителей) и сопротивлению региональных князьков, заговорам врагов и вредителей. Обстановка всеобщей истерии очень напоминала паранойю и зверства российской Гражданской войны, по которой нередко скучали старые большевики.

Сталин очень боялся, что через не такую уж надежную границу с Польшей в страну могут проникнуть шпионы. Польша была традиционным врагом России на западе. Именно Польша разбила Советскую Россию в 1920 году. Об антипольских настроениях красноречиво свидетельствует и тот факт, что на пленуме была совершена попытка обвинить в связях с этой страной даже Никиту Хрущева. Во время разговора в коридоре с Ежовым Сталин увидел Хрущева, неожиданно подошел к нему и ткнул пальцем в плечо.

– Как твоя фамилия?

– Хрущев, товарищ Сталин, – ответил перепугавшийся Хрущев.

– Нет, ты не Хрущев. – Вождь хитро улыбнулся. – Кое-кто говорит, что ты не Хрущев.

– Как вы можете верить этой лжи? – ужаснулся Никита Сергеевич. – Моя мать еще жива. Это можно легко проверить.

Сталин сослался на Ежова, но тот сказал, что никакой компрометирующей Хрущева информации у него нет. Иосиф Виссарионович сделал вид, что забыл сомнения относительно московского руководителя. Но этот разговор показывает, что он проверял даже членов ближайшего окружения.

Вождь был полон решимости подчинить своей воле строптивых руководителей регионов. Украина была особым случаем. Это вторая по значимости республика страны, зерновая житница, с хорошо развитой культурой. Украинские руководители Косиор и Чубарь продемонстрировали ненадежность во время недавнего голода, а второй секретарь Постышев вел себя как удельный князь в окружении собственной свиты.

13 января 1937 года Сталин написал телеграмму, в которой обвинял Постышева в недостатке «важнейшей партийной бдительности». Наводить порядок в Киеве отправился Лазарь Каганович. Он уже руководил этой республикой в конце двадцатых, поэтому Железного Лазаря здесь хорошо знали. Вскоре ему удалось найти «слабое место» Постышева.

Оказалось, удельный князь раздавил маленького человечка. У Поли Николаенко, говорили, не все в порядке с психикой. Она относилась к той породе людей, которым до всего есть дело. Неудивительно, что Поля критиковала Постышева и его жену, тоже занимавшую высокий пост. Постышева не нашла ничего лучше, как исключить надоедливую Николаенко из партии. Когда Каганович сообщил в Москву о Поле Николаенко, Сталин сразу понял: это как раз то, что нужно.

21 декабря 1936 года члены семьи Сталина и соратники приехали на дачу в Кунцево отметить его очередной день рождения. Песни и танцы продолжались до утра. Непрерывная борьба с внешними и внутренними врагами, раскрытие многочисленных заговоров не прошли даром даже для этого двужильного актера-драматурга. Иосифу Виссарионовичу часто досаждала хроническая ангина. Болезнь обострялась в периоды наивысшего напряжения. Сталин выписал из Мацесты профессора Валединского и назначил его семейным врачом в добавление к профессору Владимиру Виноградову. Этот известный медик имел большую практику еще до революции и сейчас жил в квартире, наполненной дорогим антиквариатом и прекрасными картинами. Больной пять дней пролежал на диване с высокой температурой. Его окружали светила советской медицины и члены политбюро. Врачи навещали Сталина два раза в день и дежурили около него по ночам. К Новому году вождь поправился. Он даже присутствовал на новогоднем вечере. Это был последний праздник, на который собралась вся семья в полном составе. 1 января 1937 года Сталин встретился с профессорами, которые приехали проверить его самочувствие. Он поделился с ними воспоминаниями о своей недолгой работе метеорологом и частых рыбалках во время сибирской ссылки.

В этот напряженный момент, когда вождь готовил свою самую рискованную после коллективизации авантюру – резню ленинской партии, – ему пришлось вновь отвлечься на дуэль с Серго Орджоникидзе.

Сталин вызвал на заседание политбюро Николая Бухарина и Юрия Пятакова. Пятакову, вспыльчивому промышленнику, вскоре предстояло быть главным героем на собственном показательном процессе. Бывший заместитель наркома тяжелой промышленности сейчас представлял собой наглядный пример методов работы следователей НКВД. Он подтвердил обвинения в адрес Бухарина в терроризме. «Живой труп. Это был не Пятаков, а его тень. Скелет с выбитыми зубами», – рассказывал Бухарин жене. Пятаков разговаривал низко опустив голову и все время старался закрыть лицо руками. Серго пристально смотрел на своего бывшего заместителя и друга.

– Вы дали эти показания добровольно? – спросил он.

– Да, добровольно. – Юрий Пятаков вяло кивнул.

Конечно, заданный Орджоникидзе вопрос кажется абсурдным.

Но это было единственным проявлением старой дружбы. Сделать что-нибудь еще означало бы пойти против самого политбюро. В нем же состояли такие фанатики, как Ворошилов, которые доводили себя до приступов бешенства и ненависти по отношению к врагам. «А твой заместитель оказался первоклассной свиньей, – сообщил Орджоникидзе Клим. – Тебе бы следовало знать, что нам рассказал этот сукин сын!»

Когда Серго прочитал подписанные Пятаковым протоколы допросов, он поверил в предательство старого друга и возненавидел его. Для Орджоникидзе эти месяцы стали самым тяжелым периодом в жизни.

Сталин следил за подготовкой предстоящего показательного процесса против «Параллельного антисоветского троцкистского центра». На самом деле это была атака на комиссариат тяжелой промышленности Серго. Именно в нем работали десять из семнадцати обвиняемых. Большая роль вождя в показательных процессах хорошо известна.

Придя в себя после ангины, Сталин вызвал в Кунцево генерального прокурора. Несложно представить эту встречу. Иосиф Сталин ходил взад-вперед по комнате, попыхивая трубкой и давая ценные указания. Трусливый Андрей Вышинский, бледный от страха, строчил в блокноте, стараясь не пропустить ни слова. «Эти злодеи не имеют никакого права быть советскими гражданами… они боятся советского народа, боятся наших людей… Их тайные соглашения с Японией и Германией являются соглашениями зайца с волком, – лихорадочно записывал прокурор мудрые мысли Хозяина. – Когда Ленин был жив, они выступали против Ленина…»