Иосиф Сталин продолжал отдыхать в Сочи. Он постоянно указывал соратникам по телефону, что делать в Испании. Ворошилову давал советы по военным делам, Кагановичу – по политическим, а Ежову – по вопросам безопасности. Когда НКВД фактически захватил власть на Пиренейском полуострове, Сталин не без удивления узнал, что ему противостоит не столько Франко, сколько ненавистные троцкисты. Он приказал уничтожать троцкистов, а вместе с ними на всякий случай и советских граждан. Советские дипломаты, журналисты и военные, находившиеся в Испании, столько же времени сражались с фашистами, сколько обвиняли друг друга в предательстве и сотрудничестве с врагом.
После краткого пребывания на новой черноморской даче, которую Лакоба построил для Сталина в Новом Афоне, в Абхазии, рядом с монастырем, возведенном по приказу Александра III, вождь вернулся в Сочи. Там к нему присоединились Жданов и Михаил Иванович Калинин. Ежов расширял списки врагов. Теперь в них входила не только старая оппозиция в полном составе, но и целые национальности. Первыми под удар сталинских репрессий попали поляки.
Ведя борьбу с оппозицией, Николай Ежов стремился занять место Ягоды. Он обвинял его в потворстве врагам, пассивности и хвастовстве. Письмо Ежова Сталину можно считать бесстыдной просьбой назначить его наркомом внутренних дел. «Без Вашего вмешательства результатов не будет», – убеждал он вождя.
Генрих Ягода тем временем тоже не сидел сложа руки. Его люди прослушивали телефонные разговоры Ежова со Сталиным. Узнав, что Ежевику вызывают в Сочи, Ягода решил опередить соперника. Однако в Сочи его ждал холодный прием. Карл Паукер отказался пропускать Ягоду на дачу вождя.
25 сентября Сталин решил заменить Ягоду Ежовым. Вождя поддержал Андрей Жданов. «Мы считаем абсолютно необходимым и настоятельным назначить товарища Ежова народным комиссаром внутренних дел. Ягода не справился с задачей разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. Сталин, Жданов».
Серго Орджоникидзе тоже приезжал в Красную Поляну обсудить назначение Ежова и свои разногласия с НКВД. Сталин понимал, что должен уговорить Серго согласиться с назначением Ежова наркомом, хотя семьи Ежевики и Орджоникидзе дружили.
Многие в стране, узнав о назначении Николая Ежова наркомом внутренних дел, облегченно вздохнули. Бухарин в числе прочих надеялся, что новый нарком закончит террор. Никто не мог предположить, что репрессии только начинаются. Лазарь Каганович хорошо знал своего протеже. Он высоко отзывался об умении Ежова блестяще проводить допросы и предложил Сталину сделать его генеральным комиссаром госбезопасности. «Товарищ Ежов хорошо справляется с делами, – сказал Железный Лазарь Серго. – Он расправляется с бандитами и контрреволюционерами-троцкистами по-большевистски». Так крошечный Ежевика стал вторым по могуществу человеком СССР.
Сталин был глубоко разочарован «серьезной болезнью» в НКВД. Он не без оснований считал наркомат внутренних дел гнездом старых большевиков. По его мнению, наркомат был наполнен сомневающимися в правоте политики партии поляками, евреями и латышами. Для контроля над этими самодовольными людьми, считавшими себя элитой, ему требовался человек со стороны. И раньше, и особенно сейчас Сталин стремился превратить НКВД в послушное орудие для исполнения своих приказов. Есть свидетельства, что в начале тридцатых годов он обсуждал назначение в НКВД Кагановича и Микояна, а незадолго до описываемых событий предлагал пост наркома Лакобе.
Нестор Лакоба отказался переезжать в Москву из солнечной Абхазии. Его край был похож на рай на земле, и он правил в нем, как средневековый князь. Конечно, Лакоба был предан Сталину, но ему больше подходила роль гостеприимного хозяина абхазских курортов, чем наркома, пытающего невинных людей в застенках Лубянки. Однако его отказ привлек внимание партийных боссов к правлению Лакобы. Все высшие должности и места в Абхазии были заняты родственниками и друзьями Нестора. Неудивительно, что эту республику нередко называли «Лакобистаном». К тому же Лакоба хотел превратить Абхазию из автономной в союзную республику. Подобные идеи были чрезвычайно опасны в многонациональном СССР.
Не было князя выше Лакобы. Сталин был недоволен таким положением друга. Еще раньше он запретил использовать во владениях Лакобы абхазские имена, а сейчас отверг его план повысить конституционный статус Абхазии.
31 октября Сталин наконец вернулся в Москву. Он поужинал в столице с Лакобой. Казалось, что все тихо и спокойно. Ничто не предвещало беды, но это было обманчивое впечатление. Когда Лакоба вернулся домой, Берия пригласил его на обед в Тифлис. Тот отказался. Тогда ему позвонила мать Берии и тоже попросила приехать. Лакоба отправился в Тифлис. 27 декабря они вместе пообедали и посетили театр. Там Нестору стало плохо. Он вернулся в гостиницу и долго стонал, сидя перед окном. «Эта змея Берия убил меня», – прохрипел Лакоба.
В 4.20 утра Лакоба скончался от сердечного приступа. Ему было всего сорок три года. Лаврентий Берия отправил гроб с телом соперника поездом в Сухуми. Врачи Лакобы были уверены, что его отравили. Берия приказал удалить все внутренние органы, а позже выкопал и уничтожил сам труп, ликвидировав доказательства убийства.
Лаврентий Павлович не ограничился одним Лакобой. Он расправился и со всей его семьей. Абхазского руководителя назвали «врагом народа». Он стал первой жертвой репрессий из близкого окружения вождя. Недаром Сталин задумчиво писал: «Яд, яд…» Он дал Берии карт-бланш и предоставил самому решать все споры на Кавказе. Еще до расправы с Лакобой Лаврентий Берия ездил в Ереван. После этого визита Армения лишилась своего первого секретаря. Агаси Ханджян или покончил жизнь самоубийством, или был убит.
Из всех уголков необъятной империи в Москву приходили сообщения о новых заговорах врагов и вредителей. Местные руководители быстро догадались, что на вредителей можно списать собственные промахи и ошибки, некомпетентность и коррупцию.
Часы неумолимо приближали начало войны с гитлеровской Германией. Однако напряжение росло не только на западе, но и на востоке. Здесь агрессивную политику проводила Япония. Тем временем советские граждане сражались в Испании.
* * *
Незадолго перед зловещей смертью Лакобы Берия арестовал Папулию Орджоникидзе, старшего брата Серго, сотрудника наркомата путей сообщения. Лаврентий Павлович хорошо знал, что его бывший покровитель, Серго, настраивал против него Сталина и предупреждал, что Берия – негодяй и мерзавец. Орджоникидзе отказывался жать руку Берии и даже построил высокий забор между их дачами.
Сталин ловко воспользовался местью грузинского сатрапа. При помощи ареста Папулии Орджоникидзе и других мер он начал давить на горячего Серго. Главный промышленник Советской России полностью поддерживал репрессивную политику режима, но возражал против арестов своих подчиненных. Главным героем следующего показательного процесса предстояло стать заместителю Серго Орджоникидзе, помощнику наркома Юрию Пятакову, опытному руководителю, который был когда-то троцкистом. Орджоникидзе и Пятаков ценили друг друга и с удовольствием работали вместе.
В июле 1936-го за связи с Троцким была арестована жена Пятакова. За несколько дней до начала процесса над Зиновьевым Ежов вызвал Пятакова. Он прочитал ему показания подсудимых, которые обвиняли его в участии в троцкистском заговоре, и сообщил, что Пятаков освобожден от должности заместителя комиссара. Юрий Пятаков предложил доказать свою невиновность оригинальным способом. Он был готов лично расстрелять всех приговоренных к смерти террористов, включая бывшую жену, и опубликовать в газетах покаянные статьи.
«Я указал ему на всю абсурдность этого предложения», – сухо докладывал Ежов Сталину.
12 сентября Юрий Пятаков был арестован. Серго, отдыхавший в это время в Кисловодске, проголосовал за его исключение из ЦК. Конечно же, Орджоникидзе чувствовал, что и над его головой сгущаются тучи. Бледный, уставший, непохожий на самого себя, Серго сильно болел. Политбюро приказало ему работать не больше трех дней в неделю. НКВД тем временем начал арестовывать его советников и специалистов, которые не были членами партии. Орджоникидзе обратился за помощью к Ежевике: «Товарищ Ежов, пожалуйста, разберитесь с этим вопросом. Я уверен, что произошла какая-то ошибка».