Да и священники в большинстве своем не ищут третьей степени, а тем более четвертой. Одни — по чувству недостоинства, другие — по благоразумию, третьи — по нежеланию брать на себя много заботы, четвертые — по лени, избегая лишних трудов, пятые — по маловерию.

В первые пять лет после хиротонии по воодушевляющей благодати Божьей, неправильно с ней обращаясь, священники могут соблазниться «младостарчеством». Но эта болезнь недолго длится.

Сколько же времени проходит от первого этапа до третьего? Около пяти-десяти лет. Третий этап может длиться до конца жизни. Вряд ли сегодня можно встретить отношения верующего человека со своим пастырем как отношения духовного чада с духовным отцом.

Редко кто из опытных, зрелых священников дерзает вообще предложить себя в наставники. Бывает, что священник это делает, если чадо того настойчиво просит, но соглашается на это далеко не сразу. Неопытные же священники соглашаются, но из этого редко что выходит доброе, или же складываются чисто поверхностные отношения, не имеющие в глубине своей смыслов церковной жизни.

Мы видим, что уже на степени наставничества от священника требуется не только священническое слышание событий, но и педагогическая мудрость. Сочетание священнической и педагогической мудрости дает реальную возможность для того, чтобы вести свое чадо. Дело это очень сложное.

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ.

Какие бывают стадии взаимоотношений с духовником?

СВЯТОСТЬ КАК ИТОГ АСКЕТИКИ128

Существует, на первый взгляд, как бы некое разногласие между понятием святости в Священном Писании, особенно Нового Завета, и традицией Церкви. Апостол Павел, например, называет святыми всех христиан, хотя по своему нравственному уровню среди них были и люди далекие от святости («Как смеет кто у вас, имея дело с другим, судиться у нечестивых, а не у святых? Разве не знаете, что святые будут судить мир? Если же вами будет судим мир, то неужели вы недостойны судить маловажные [дела]?» (1 Кор.6:1–2). Напротив, с самого начала существования Церкви и во все последующие времена «святыми» ею преимущественно именуются христиане, отличающиеся особой духовной чистотой и ревностью христианской жизни, подвигом молитвы и любви, мученичеством за Христа и т. д.

Однако оба эти подхода означают не различие в понимании святости, но лишь оценку одного и того же явления на разных уровнях. Новозаветное употребление термина исходит из того, какими призваны быть верующие, давшие «обещание Богу доброй совести» (1 Пет.3:21) и получившие дар благодати Крещения, хотя в настоящий момент и являющиеся еще плотскими, т. е. грешными и несовершенными. Церковная же традиция логически завершает новозаветное понимание, увенчивая ореолом славы тех христиан, которые своей праведной жизнью осуществили это призвание. Т. е. обе эти традиции говорят об одном и том же — об особой причастности христианина Духу Божью, и обуславливают саму возможность такой причастности степенью ревности верующего в духовной жизни. «Не всякий, говорящий Мне: Господи! Господи! войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного… отойдите от Меня, делающие беззаконие» (Мф.7:21–27). «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф.11:12).

По призванности к иной, новой жизни во Христе, Апостол именует всех христиан святыми, и этим наименованием подчеркивает открывшуюся для всех верующих возможность стать новым творением (Гал.6:15). Ставших иными по отношению к миру, стяжавших Духа Святого и явивших Его силу в нашем мире Церковь с самого начала своего существования называет святыми.

Широкий анализ понятия святости дает в своем «Столпе…» священник Павел Флоренский. Приведем здесь некоторые его мысли.

«Когда мы говорим о святой Купели, о святом Мире, о Святых Дарах, о святом Покаянии, о святом Браке, о святом Елее… и так далее, и так далее и, наконец, о Священстве, каковое слово уже включает в себя корень «свят», то мы прежде всего разумеем именно неотмирность всех этих Таинств. Они — в мире, но не от мира… И такова именно первая, отрицательная грань понятия о святости. И потому, когда вслед за Таинствами мы именуем святым многое другое, то имеем в виду именно особливость, отрезанность от мира, от повседневного, от житейского, от обычного — того, что называем святым… Посему, когда Бог в Ветхом Завете называется Святым, то это значит, что речь идет о Его надмирности, о Его трансцендентности миру…

И в Новом Завете, когда множество раз апостол Павел называет в своих посланиях современных ему христиан святыми, то это означает в его устах, прежде всего, выделенность христиан из всего человечества …

Несомненно, в понятии святости мыслится, вслед за отрицательною стороною ее, сторона положительная, открывающая в святом реальность иного мира…

Понятие святости имеет полюс нижний и полюс верхний и в нашем сознании непрестанно движется между этими полюсами, восходя вверх и нисходя обратно… И лествица эта, проходимая снизу вверх, мыслится как путь отрицания мира… Но она может рассматриваться и как проходимая в направлении обратном. И тогда она будет мыслиться как путь утверждения мировой реальности через освящение этой последней»129.

Таким образом, по мысли отца Павла, святость это, во-первых, чуждость по отношению к миру греха, отрицание его. Во-вторых — она конкретное положительное содержание, ибо природа святости Божественна, она онтологически (т. е. бытийно) утверждена в Боге. В то же время, святость, подчеркивает он, — не моральное совершенство, хотя она и соединена с ним неразрывно, но «соприсносущность неотмирным энергиям». Наконец, святость есть не только отрицание, отсутствие всякого зла и не только явление иного мира, Божественного, но и незыблемое утверждение « мировой реальности через освящение этой последней».

Эта, третья, сторона святости говорит о том, что она является силой, преображающей не только человека, но и мир в целом так, что «будет Бог все во всем» (1 Кор.15:28). В конечном счете, все творение должно стать иным («И увидел я новое небо и новую землю» (От. 21:1)) и являть собой Бога. Но в этом процессе со стороны творения активную роль может играть только человек, потому на него возлагается вся полнота ответственности за тварь (Рим.8:19–21). И здесь с особой силой открывается значение святых, ставших в условиях земного бытия начатком (Рим.11;16) будущего всеобщего и полного освящения.

Святые — это, прежде всего, иные люди, отличные от живущих «по стихиям мира сего, а не по Христу» (Кол.2:8). Иные потому, что они борются и с помощью Божьей побеждают «похоть плоти, похоть очей и гордость житейскую» (1 Ин.2:16), — все то, что порабощает людей мира сего. В этой выделенности святых из мира троякой похоти, из атмосферы греха можно видеть одну из принципиальных характеристик святости и единство первоначального апостольского и церковно-традиционного ее понимания.

О святости свидетельствуют не подвиги, а богоподобные качества.

Преподобный Никон Киево-Печерский был чудесно перенесен из плена в Печерскую церковь, как нам повествует «Киево-Печерский патерик».