Я умиленно посмотрела на нее:

-Спасибо тебе, что вернулась тогда. Ах! – вскричала я, напугав Гаяну. – У меня же торт в холодильнике!

Лицо Гаяны озарила улыбка, а затем она рассмеялась:

-Ты приготовить торт?

-Мы с Мариной решили сделать тебе сюрприз, - немного сконфуженно ответила я.

-Ну что ж, пойдем, опробуем ваш сюрприз, - обнимая меня за талию, Гаяна повела на кухню.

***

Мы не спали до четырех утра, все говорили, говорили, говорили. Она рассказывала о новых задумках, показывала мне эскизы, привезенные с собой, и вдруг подскочила на кровати, вспомнив о чем-то.

-Подождать секунда.

Она исчезла за дверью, и я в полном недоумении осталась одна, окруженная эскизами Дома. От них так и веяло им: уверенностью, силой и кокетством.

Гаяна вернулась, таща за собой большой прямоугольник, который я видела раньше, когда разбирала пакеты.

-Что это? – я покосилась на нее, на что мама ответила:

-Это просить Доминик отдать тебе. Я не знать, что внутри.

Мое сердце екнуло. Нет, только не Доминик.

-Откроем вместе? – предложила она, и я была рада этому предложению, потому что открыть одной мне было бы страшно.

-Давай.

Она снова уселась на кровать, затаскивая прямоугольник и кладя его напротив нас. Разрывая бумагу, мы переглянулись, и мама послала мне ободряющий взгляд.

-Вряд ли здесь бомба. Меня остановить бы в аэропорт, - Гаяна пожала плечами, разрывая остатки.

Я усмехнулась, оторвав последний кусок, и тут же ощутила, как замерло все во мне. На кровати оказался портрет 50х50 в серебристой раме.

Мой портрет, нарисованный карандашом так четко, словно это была фотография. Я смотрела влево, мои длинные ресницы отбрасывали тень на щеку. Глубоко посаженный кружевной лиф платья я узнала сразу – то самое чудо, что сделал для меня Дом. Я смотрела на портрет, не понимая, почему он вдруг расплывается, а потом, проморгавшись, заметила на стекле слезы. Свои слезы.

В правом углу была размашистая роспись, в которой я узнала инициалы: Д.Д. Доминик Дамонд.

Мои губы дрожали, как при землетрясении, и я в слезах повернулась к Гаяне. Та выглядела виноватой.

-Не нужно было дать тебе это. Я позволить Доминику сказать «прощай», но не стоить это.

-Что? Сказать прощай? – я утерла слезы и вытаращилась на нее. – Он так прощается?

-Я думать, да. Здесь листок. Смотреть, - она протянула мне свернутый вчетверо лист. Я взяла его в руки и на ощупь узнала бумагу – ту самую, на которой мы рисовали эскизы. Ту самую бумагу, которую он комкал и выбрасывал. Тут же я представила, сколько раз скомкал Дом листы, прежде чем написать это. Я стала разворачивать лист, но Гаяна остановила меня, положив руку на плечо.

-Прочитать это одна. Я не думать, что он хотеть, чтобы я видеть. Я схожу на кухня, там остаться ваш пальчики-облизать торт.

Я усмехнулась сквозь слезы и улыбнулась.

-Принесешь мне кусочек?

Гаяна вышла за дверь. Я осталась одна в окружении рваной бумаги и портрета. Сжимая в руке листок, я подумала о том, чтобы выбросить его. Ведь гораздо проще будет, если я никогда не узнаю, что в нем написано.

Но нет. Вайстенгаузен же мазохистка. Я глубоко вздохнула и развернула лист.

18.

Закончив читать, Марина повернулась ко мне. В ее глазах стояли слезы.

-Это так… трогательно. Он открыл всю душу. Мне никто никогда такого не писал. Черт возьми, Вайстенгаузен, почему тебе всегда достаются такие парни? Взять хотя бы Дани. Он отдал тебе свое сердце.

Я утерла свои слезы и покачала головой:

-Я не заслуживаю этого. Это все бред. Он… - я не удержалась и снова разревелась. Марина, покачав головой, прижала меня к себе.

-Тшш, малышка. Я понимаю, как тебе тяжело. Но он все верно сказал. Прими это, и станет намного легче.

Я осознавала, что Марина права. Но только проще от этого не становилось. Я ревела до самого утра на груди у Гаяны, реву сейчас на груди у Марины. Это должно закончится. Когда-нибудь. Ну пожалуйста?..

Я проревела у Марины еще около часа, жалуясь на судьбу, а потом вдруг внезапно слезы кончились. Высохли за секунду.

Я вскочила с дивана и посмотрела на испуганную подругу.

-Черт. Черт-черт-черт! Он так прав! – закричала я. – Господи, это же очевидно! Я … я такая дура. Я столько всего испортила своей тупостью.

-Ты не тупая, и ничего не испортила, - Марина нахмурилась. – Каждому дано определенное время, чтобы понять, где он ошибся, и как исправить это. Хорошо, что ты поняла это быстро.

-Быстро!? – вскрикнула я. – Да прошло гребаных полгода!

-У некоторых уходят десятилетия, Крис, - вздохнула Марина. – Ошибки… с кем ошибок не бывает. Они сравнимы лишь с лавиною камней. Кого-то эти камни убивают. А кто-то их немножечко сильнее, - процитировала она высказывание ее любимой писательницы, и я закусила губу.

-Думаешь, я сильнее камней? – шепотом спросила я, смотря на ковер и кусая губу снова и снова.

-Намного, - Марина обняла меня одной рукой. – Все мы когда-то ломаемся, дорогая. У каждого наступает этот переломный момент, когда руки опускаются, и не знаешь, что делать дальше, и как быть. На самом деле, это не конец. Это означает, что теперь жизнь кардинально изменится, повернется в другое русло. И это не плохо, Крис. Наоборот, это хорошо. И не стоит пугаться этого, а тем более – переживать все в одиночку. Что ты, например, и сделала. Пережила в одиночку. Мы могли бы помочь. Но сейчас уже поздно казниться. Ты и в одиночку справилась на отлично. Путь становления кем-то – самый сложный. Но ты справилась. Слышишь? Справилась, Крис. Ты – человек, добившийся многих вещей. У тебя прекрасная семья, любящая мама, друзья, которые не дадут тебя в обиду и всегда здесь, что бы тебе ни казалось. У тебя есть человек, который любит тебя. И не один, Крис. Нас таких много. Мы все тебя любим, малышка. Мы все за тебя.

«Моя дорогая be’be’,

Жизнь – это череда бесконечных событий, которые меняют нас в корне.

Я не могу сказать, что я в корне изменился, но ты…Да. Ты изменилась.

Ты приехала такой открытой, невинной и чистой… а я все испортил.

Сколько я себя помню, мне всегда твердили, что люди стремятся к чему-то лучшему, к тому, что найдено через боль, методом проб и ошибок. Нужна невероятная смелость, чтобы пройти через это самому, не принимая ничьей помощи.

Знаешь, ты во многом была права. Я не заслуживаю тебя нисколько, но хочу все равно сказать: я одинок. Любовь – главный способ бегства от одиночества, которое мучает меня очень давно. Я никогда не задумывался, насколько важно – любить кого-то, пока не встретил тебя. Любовь – как дерево. Оно вырастает само собой, пускает корни глубоко-глубоко и продолжает цвести даже в руинах моей души.

Я дурак. Я искренне надеялся, что может быть что-то и выйдет. Для меня любовь была единственной возможностью вырасти в моих же глазах, но я все испортил.

Я должен был изначально понимать, что мы – два полушария – северное и южное. Ты живешь своей жизнью, а я – своей. И даже если мы на секунду пересеклись, все равно. Это не значит, что я смог бы удержать тебя при себе. Ты – ветер, который должен гулять на своих просторах. Ты – солнце, которое светит всем, кроме меня. Ты – нежность, которая ласкает всех, кроме меня.

И чья вина здесь? Лишь моя. Я не только глупец, но и безумец. Кто же, кроме безумцев, не знает, что любовь соединена со страстью и заблуждениями? Знаешь, моя be’be’, у меня к тебе была непреодолимая страсть. Но у тебя ко мне? Нет. Я не виню тебя. Твое сердце пылало другим, и сейчас я это принимаю… Заблуждения… их было предостаточно. Я думал, что я – все, что тебе нужно. Что ты, совершенно неискушенная девочка, влюбишься в меня без памяти и будешь ценить каждое наше мгновение. Но… хм… Это я влюбился, как неискушенная девочка. Ценил даже минуту, проведенную с тобой.

Я понимаю, что сейчас это совершенно ничего не значит для тебя. Ты сделала выбор.

Выбор… каждый из нас ставит в приоритет то, что ему важнее. И ты все-таки сделала выбор. Выбрала свой приоритет. Я принимаю его.