Ему не требовалось смотреть ей в глаза, чтобы почувствовать, как мало мисс Пройслер поверила такой интерпретации. Она не была ни глупой, ни бесчувственной — эпитеты, которыми он часто награждал ее в мыслях, и не только, за последние годы, хотя ему самому давно стало ясно, как он несправедлив по отношению к ней. Не было в ней ни того, ни другого. Совсем наоборот. Пусть на свой лад, сформировавшийся в условиях жестких правил маленького обывательского сообщества, пусть в манере, к которой трудно найти подступы, но она была женщиной в высшей степени умной и участливой, даже если в секунду могла превратиться в фурию.
— Если мы переживем эту ночь, профессор, — сказала она, — то обещайте, что расскажете мне эту историю.
— В чем я сильно сомневаюсь, — язвительно прокомментировал Грейвс таким громоподобным голосом, который совершенно не вязался с тем, чем он закончил свою речь: — Нижайше прошу простить, что прерываю ваше задушевное воркование, однако вынужден вас просить: захлопните, наконец, пасти!
Последние слова он выкрикнул, давясь от гнева. Мисс Пройслер ничего не сказала, только прищурилась и посмотрела на него пристальным взглядом. По разумению Могенса, не потому, что ей нечего было ответить, просто она считала ниже своего достоинства вообще реагировать на такое вопиющее поведение. На его же лице отобразилось полное недоумение и даже испуг. Грейвс довольно кивнул, скривился в улыбке и чеканным шагом замаршировал дальше.
Только удовлетворение его было напрасным. Реакция Могенса последовала вовсе не на грубый тон — запугать его этим уже давно было невозможно — просто на долю секунды у границы светового луча мелькнуло нечто.
Разумеется, он не увидел Дженис во плоти, да ее там и не было — впервые он осознал это с отчетливой ясностью, — но в то же время он знал, что где-то там впереди, среди теней, она ждет его. И так же впервые он ощутил, что в этой мысли нет ничего пугающего или нагоняющего ужас, напротив, она несла в себе успокоение.
— Что за невозможный человек! — наконец высказалась мисс Пройслер так громко, чтобы Грейвс слышал, но не настолько громко, чтобы не понять: это предназначено не для его ушей.
На сей раз Грейвс и не отреагировал, разве что ускорил шаг, пока не добрался до кучи обломков и не остановился. Том собрался было вскарабкаться на эту гору, но Грейвс остановил его жестом, другой рукой он махнул Могенсу и мисс Пройслер, чтобы они поспешили.
— Прошу прощения за грубый тон, — сказал он, когда они подошли. — Просто я… немного нервничаю.
Мисс Пройслер даже намеком не дала понять, что отпускает ему грех.
— Нам действительно надо теперь быть тише, — продолжил Грейвс слегка задетым тоном, который улавливался даже в шепоте. — И осторожнее.
— Полагаете, вам придется пустить в ход… — мисс Пройслер кивнула на винтовку в локтевом сгибе его левой руки, — …эту штуку?
— Надеюсь, что нет. Скажу больше: если настанет момент ее использовать, боюсь, нам уже ничего не поможет. — Он упрямо вздернул голову. — Но к чему рисковать, не так ли?
— Не так!
Могенс с трудом спрятал ухмылку. Мисс Пройслер умела поставить в тупик. Однако Грейвсу этот ответ вроде бы нисколько не показался смешным. По крайней мере — ради исключения — на этот раз он проявил достаточно здравомыслия, чтобы не огрызаться, наоборот, обратился к мисс Пройслер с искренней заботой в голосе:
— Настал решающий момент еще раз все обдумать, мэм. Пока еще можно вернуться. Вы сможете самостоятельно проделать обратный путь и выйдете прямо к выходу.
— У вас что, не все в порядке со слухом, доктор Грейвс? Или с памятью? По-моему, я ясно выразилась.
— Если мы двинемся вперед, — невозмутимо продолжал Грейвс, — назад мы можем уже не вернуться.
Вместо ответа мисс Пройслер, бросив ему еще один презрительный взгляд, подхватила подол своего платья, резко развернулась на каблуках и с завидной ловкостью принялась карабкаться на кучу.
Грейвс в первое мгновение ошалело проводил ее взглядом, даже взмахом руки попытался остановить, но мисс Пройслер уже преодолела половину нагромождения камней и щебня, удивив всех в очередной раз. Добравшись почти до гребня, откуда она была видна по обе стороны завала, она встала на четвереньки и так доползла доверху. У кромки она легла на живот и внимательно огляделась, не шевельнув даже головой. Если бы она весила на сотню фунтов легче, ее можно было бы принять за индейца, подкрадывающегося в зарослях к стану бледнолицых.
Могенс обернулся к Грейвсу с почти триумфальным взглядом, на который Грейвс тем не менее нимало не обратил внимания.
— Все это мне не нравится, — прошептал он. — Это на самом деле опасно, ты что, не понимаешь? — Он повел винтовкой. — Я серьезно. Оружие нам здесь не поможет.
— А чего же мы таскаем его с собой?
— Потому что… ах, забудь!
Грейвс развернулся на каблуках и последовал за мисс Пройслер в таком темпе, что Могенса оставили всякие сомнения, что он делает это не в первый раз. Правда, не с таким шумом, как она. И на четвереньки он встал гораздо позже ее, так что был более уязвим с той стороны. Могенс оторопело проследил его змеиные движения, но тут Том, укоризненно покачав головой, нетерпеливо последовал его примеру, преодолевая препятствие. Через пару секунд все трое лежали под защитой гребня этой искусственной горы, вытягивая головы, как солдаты, выслеживающие противника, и Могенс, тяжело вздохнув, так же тяжело пополз за ними.
На противоположной стороне — по крайней мере, на первый взгляд, — ничего не наблюдалось. Том вслед за Грейвсом направил луч своей лампы в огромную храмовую залу, но с каждым футом свет терял в силе и яркости, словно падал не в пустое пространство, а в черные воды в глуби океана, где он уже не был светом и не имел власти. Лишь то тут, то там смутно очерчивались контуры, не выдавая своей формы. Тут проглядывал обломок, для того только, чтобы показать, как преходяща и бессмысленна любая деятельность человека в его усилии восстать против древнейших законов универсума. Там взору представал осколок статуи — получеловека-полуптицы — чей полувзгляд казался насмешливым и в то же время предостерегающим. Обвалившаяся часть облицовки стены формировала иероглифы, высеченные на ней, в новый темный текст с мрачным смыслом. И только когда мисс Пройслер и, после заметного колебания, Могенс направили свет своих ламп в эту черноту, ситуация слегка улучшилась.
И все-таки Могенс испугался до мозга костей. Он сам был здесь, когда случилась катастрофа и в одну секунду разрушила то, что пережило пять тысяч лет. Однако масштабы опустошения и приближенно не соответствовали тому, что хранила его память. Колонны были свергнуты и расколоты, роскошные статуи богов и другие памятники сброшены с постаментов и разбиты. Целые фрагменты облицовки стен обвалились и превратились в неприглядные кучи у подножия серых скал, а грандиозный мозаичный пол напоминал теперь дно моря, высохшего сотню лет назад и под иссушающими лучами солнца обратившегося в лабиринт зияющих расселин и трещин от невероятной ширины до толщины человеческого волоса.
Грейвс и Том медленно и методично шарили световым пучком своих фонарей. И хотя лампы были очень сильные, света не хватало, чтобы осветить все помещение, но достаточно, чтобы показать Могенсу, что разрушения не ограничились только той частью, что прилегала ко входу, напротив, чем дальше вглубь, тем они выглядели значительнее. Теперь он был совершенно уверен, что в прошлый раз видел храмовую залу не в таком состоянии, и, как следует оглядевшись, сказал это Грейвсу.
— Боюсь, ты прав, — согласился Грейвс. — Наверное, случился еще один обвал, после того как мы были здесь в прошлую ночь.
Его голос звучал озабоченно, но раскаяния в нем не слышалось. Скорее беспокоило состояние пола у них под ногами, да, может, еще надежность скалы в сотни тысяч тонн у них над головой. Совсем недавно эта зала со всеми ее чудесами, сокровищами и бесценными документами была невредима. Находка, способная совершить революцию не только в истории археологии, но и во всемирной истории, а для Могенса так вообще равная дару богов. И вот все здесь разрушено. Если подумать о том, как мало дошло до нас от тысячелетних царств фараонов, даже разоренная зала представляла собой значительную ценность, но это не шло ни в какое сравнение, что еще два дня назад видели его глаза или ощупывали руки. К сожалению, испытываемому Могенсом, подмешивался еще и гнев. Гнев, не направленный на определенный объект и, может быть, поэтому еще более непереносимый. Ну почему судьба преподнесла такой подарок, чтобы тут же отнять его?