— Выставляя себя на первый план, — говорил он, — Генин старательно замалчивал всех других. Даже в таком разделе, как «Плотинное дело», Генин ухитрялся не отметить главного. В одном месте даже написал: «А плотины, завод и мануфактуры строю крестьянами, которые приписаны к заводам»… Выходит, строил он, Генин. В действительности же известно, что место для екатеринбургской плотины выбирал Татищев, а строил ее и верхисетскую плотинный мастер Злобин, посланный Демидовым… О первых строителях таких плотин, об истоках их знания и опыта, о их ближайших сотрудниках хотелось бы знать гораздо больше, чем мы знаем сейчас. Историкам надо направить свои усилия в сторону изучения творческой деятельности тех простых людей — уральцев, которые мало или вовсе не показаны в материалах генералов-строителей…

У П. П. Бажова был свой подход к изучению истории Екатеринбурга. Он, например, критически относился к историческим трудам Чупина и Мамина-Сибиряка. Ему хотелось видеть в этих трудах основную фигуру истории — рабочего и его труд. О тружениках Урала Павел Петрович не забывал никогда. Он всегда ориентировал специалистов на изучение истории труда, его своеобразных форм и особенностей в условиях Урала.

«Были знаменитые мастера, да только в запись не попали» — эти слова Павла Петровича звучат, как завет его будущим певцам Урала. Сам человек труда, он хотел, чтобы люди труда стали основными героями как историко-научных, так и литературно-художественных произведений.

Вспоминается встреча с П. П. Бажовым в 1936 году в издательстве. Павел Петрович крепко тогда пожурил меня и Ладейщикова за неудачные статьи о Мамине-Сибиряке.

— Вы все на социологию напираете — народник или не народник. А ведь Мамин-то художник, да еще какой. Вот о художнике-то и надо говорить…

Спросил я его, над чем он работает. Павел Петрович хитро улыбнулся.

— Над словом работаю… Работа у меня ювелирная…

Тогда я не знал, что Бажов написал свои первые три сказа — «Дорогое имячко», «Про великого Полоза», «Медной горы хозяйка». Вскоре эти сказы появились в книге «Дореволюционный фольклор на Урале».

Непонятно было только, почему они печатались как сказы Хмелинина. П. П. Бажову — замечательному уральскому сказочнику было отказано в праве назвать своими собственные произведения.

Некоторые свои вещи в этот период Павел Петрович подписывал псевдонимом Колдунков. Я удивлялся, почему он избрал такой псевдоним. Узнал я об этом значительно позже, когда однажды зашла у нас речь о значении различных фамилий.

— Есть у нас в Сысерти Чепуштановы, их еще называют «береговики». Почему так? Оказывается, у Даля чепуштан — это береговой лес для сплава. А то есть еще Темировы. Эта фамилия татарского происхождения. По-татарски, темир — железо. Жил, наверно, на заводе татарин, какой-нибудь Темирко. Вот от него и пошли Темировы. Да взять хотя бы мою фамилию — Бажов. Ведь она от слова «бажить», что значит колдовать. Отсюда слово «набажил» — наговорил, напророчил то-есть.

«Эге, вот откуда появился Колдунков», — подумал я.

Впрочем, псевдонимов у Павла Петровича было много: Осинцев, Старозаводский и даже Чипонев, что означало: читатель поневоле.

Псевдонимом «Чипонев» Павел Петрович подписывал свои рецензии, как правило, резко обличительные. Гневно выступал он против «коммерции» в литературе, против бездушного ремесленничества. Но еще суровее становились его рецензии, когда тот или иной автор, прикрываясь званием советского писателя, протаскивал в литературу враждебную идеологию. Когда однажды С. Шмаков напечатал рассказ «Чужие записки», Павел Петрович выступил с рецензией под заголовком «Чужие записки или записки чужака».

Эта сторона деятельности П. П. Бажова почти неизвестна широкому кругу читателей. Между тем публицистические выступления Павла Петровича предшествовали его литературно-художественной деятельности. Для многих, знавших Павла Петровича в 20—30-е годы, он был прежде всего автором историко-революционных брошюр, критических статей и рецензий, корреспондентом «Крестьянской газеты», очеркистом.

Сам писатель впоследствии указывал на огромное значение для него работы в газете.

— Газета пробудила во мне любовь к очерку. Я стал еще сильнее присматриваться к особенностям народного языка, изучать быт народа.

В 30-х годах П. П. Бажов стал близок к литературной организации Свердловска, но почти не принимал участия в литературных спорах. Уже в то время он пользовался популярностью как исключительный знаток Урала, как историк и краевед, никогда не замыкавшийся в узкие рамки своей специальности. Его очерки о деревне Любиной захватывали острым чувством современности, жизненной правды, глубоким знанием крестьянского быта. С страстной заинтересованностью писатель отмечал ростки нового, следил за каждым шагом по пути строительства новой жизни. Самый старый из уральских литераторов, он являлся самым молодым в смысле активного отношения к действительности. «Живое чувство современности», чувство нового никогда не изменяло ему.

Народная тема всегда стояла в центре его внимания. Уже ранние произведения — «Уральские были», «За советскую правду», «К расчету!» — посвящены этой теме. Как-то Павел Петрович сказал, что эти произведения являлись лишь незначительной частью всего, что было задумано им в 1925—30 годах.

— Целый список у меня был, больше тридцати тем. Тогда по молодости казалось, что легко справлюсь, а вот не успел. Сейчас уж не напишу.

Среди этих неосуществленных замыслов была трилогия о народном движении на Урале, об освободительной борьбе уральских мастеровых и крестьян. Первым звеном этой трилогии должно было стать повествование об атамане Золотом. Атаман Золотой по просьбе мастеровых Висимо-Шайтанского завода (нынешний Первоуральск) убил свирепого заводчика Ширяева. Имя народного мстителя опоэтизировано в легендах и сказах. Не случайно личность героического атамана привлекла внимание Павла Петровича.

Незаконченным осталось крупное произведение «Через межу» — повесть о женщине-колхознице. Те отрывки, которые написаны, говорят о большой силе таланта художника-реалиста.

К источнику народной поэзии Павел Петрович обращался еще в годы своей работы учителем.

— Ходил по деревням и заводам, записывал всякие побаски. Шесть больших тетрадей записал. Пропали в гражданскую…

Постепенно созревала книга сказов «Малахитовая шкатулка». Появление этой книги было настоящим праздником литературной общественности Урала, большим событием в советской литературе.

Вслед за «Малахитовой шкатулкой» напечатана была первая повесть П. П. Бажова для детей «Зеленая кобылка». С этой повестью произошел курьезный случай. Подписал ее Павел Петрович псевдонимом Е. Колдунков. В газете появилась рецензия, автор которой приветствовал появление в детской литературе «талантливого молодого писателя». Павел Петрович прочел рецензию и, «улыбку пряча в бороде», сказал:

— Насчет талантливости судить не берусь, а что молодой — так это совершенно правильно. Я, действительно, молодой детский писатель. Первые шаги делаю…

Вскоре он сделался любимым писателем нашей детворы. Популярность его у маленького читателя была необыкновенна, буквально ни один школьник не пропускал его, чтобы не поприветствовать.

— Здравствуйте, Павел Петрович!

И Павел Петрович добродушно отвечал:

— Здравствуйте, здравствуйте, ребятки.

Впоследствии он рассказывал:

— Когда на экране вышел «Каменный цветок», ребята за мной гужом ходили.

С детьми он сразу находил нужный язык. Однажды пришлось ему выступать перед большой аудиторией — несколько сот ребят из ремесленных училищ собралось в зале клуба имени Ф. Э. Дзержинского. Публика оказалась довольно шумная, но стоило появиться Павлу Петровичу, как после дружных аплодисментов наступила полная тишина. Можно было подивиться тому контакту, который сразу образовался между ним и ребятами. Говорил Павел Петрович о серьезных вещах, но говорил так ясно и просто, с такой теплотой, что каждый из сидевших чувствовал себя его собеседником. Любимой темой его выступления была беседа о труде народном.