Я снова присел на табурет и стал дожидаться, пока у меня не успокоится пульс.

«Что здесь происходит?» – думал я, не отрывая взгляда от пианино. Его черная отполированная поверхность была такой гладкой, что я видел свое отражение. Даже при тусклом свете единственной лампочки.

И мое отражение выглядело встревоженно и испуганно.

Я опустил глаза и несколько раз тюкнул пальцем по клавишам.

Еще пару минут назад кто-то играл на пианино.

Кто-то прикасался пальцами к тем же клавишам.

И куда же он делся потом? Ведь когда я включил свет, здесь уже не было никого…

Я снова ударил по клавише. Потом еще по одной. И еще… В пустом помещении каждая нота отдавалась долгим звенящим эхом.

И тут раздался громкий треск. Снизу. Откуда-то с лестницы.

Я оторвал руки от клавиш и замер.

Снова послышался треск.

Шаги.

Я встал с табурета. Ноги дрожали.

Я так напряженно прислушивался, что, казалось, улавливал движение воздуха.

Шаги приближались.

Кто-то поднимался по лестнице. Сюда, на чердак.

Ко мне.

Ступени трещали.

Кто-то ко мне поднимался.

Кто-то большой.

У меня перехватило дыхание. Мне казалось, что я сейчас задохнусь.

Я замер на месте, лихорадочно соображая, куда бы спрятаться. Но укрыться тут было негде.

Ступени трещали все громче.

Над ступенями уже показалась чья-то темная голова. Я мало что соображал от ужаса. Но мне все же хватило ума дождаться, пока темная фигура не выступит на свет.

– Папа! – радостно завопил я.

– Джерри, что ты тут делаешь?

Вид у отца был прикольный. Его редеющие темные волосы стояли дыбом. Пижамные штаны задрались до колен. Он был без очков и смотрел на меня, прищурившись и смешно сморщив нос.

– Папа… а я думал… я думал… – промямлил я.

Да. Я знаю, что выглядел со стороны как полнейший придурок. Но и вы меня тоже поймите. Я был напуган до полусмерти.

– Знаешь, сколько сейчас времени? – Папа сердито дернул рукой – хотел посмотреть на часы. Но часы он забыл в спальне. – Уже первый час ночи, Джерри!

– Да, папа. Я знаю.

Я потихонечку отходил. Теперь я уже и сам не понимал, чего так сильно перепугался.

Я подошел к папе.

– Я услышал, что кто-то играет на пианино. И я подумал…

– Что ты сказал? – Папа вытаращился на меня, как на умалишенного.

– Я услышал, как кто-то играет на пианино, – повторил я терпеливо. – Здесь, на чердаке. Поэтому я поднялся сюда и…

– Джерри! – Папа страдальчески закатил глаза. Его лицо побагровело и стало похоже на свеклу. – Опять твои шуточки! Я все понимаю, но не в первом же часу ночи!

– Но, папа… – начал было я, но он не дал мне договорить:

– Мы с мамой едва доползли до кровати. Мы столько всего переделали за сегодняшний день! Мебель двигали, разбирали вещи. Весь день провозились. – Он устало вздохнул. – Наверное, можно было сообразить, что нам сейчас не до веселья. Тебе, конечно, не приходило в голову, что мне завтра с утра на работу. И что мне хотелось бы выспаться.

– Прости, пожалуйста, папа, – пробормотал я.

Я уже понял, что доказывать ему что-либо бесполезно. Он все равно мне не поверит.

– Я знаю, что ты возбужден переездом. – Папа положил руку мне на плечо и повел меня к лестнице. – Но давай мы сейчас пойдем спать. Тебе, кстати, тоже надо отдохнуть.

Я оглянулся на пианино. Оно тускло поблескивало в рассеянном свете лампы. Как будто дышало.

Как будто было живым.

Мне представилось, как оно подбирается ко мне. Как несется за мной по ступенькам…

Я тряхнул головой. Бред какой-то. Совсем крыша съехала.

Наверное, я действительно слишком перевозбудился за сегодняшний день.

– А ты не хотел бы научиться на нем играть? – вдруг спросил папа.

– Что? – Я даже растерялся. Его вопрос застал меня врасплох.

– Хочешь, найдем тебе учителя? Будешь с ним заниматься, научишься играть на пианино. Пианино поставим в гостиной. Там места много.

– Ну… может быть, – протянул я. – Да. Наверное, это будет прикольно.

Папа убрал руку с моего плеча. Одернул задравшиеся пижамные штаны. И пошел вниз по лестнице.

– Я поговорю с мамой. Уверен, ей будет приятно. Ей всегда очень хотелось, чтобы у нас в семье кто-то играл на каком-нибудь инструменте. Не забудь выключить свет, ага?

Я послушно дернул за цепочку, выключив свет… и невольно вздрогнул. Вообще-то я не боюсь темноты. Но когда свет погас, меня окружила полная чернота. Я поспешил следом за папой.

Когда я снова лег в постель, то натянул одеяло до самого подбородка. В комнате было прохладно. За окном завывал зимний ветер. Окно тряслось и дрожало под ветром, как будто в ознобе.

Я думал о том, что действительно было бы круто научиться играть на пианино. Только не эту нудную и заунывную классику, а настоящую рок-музыку.

Может быть, через три-четыре урока я упрошу родичей купить мне синтезатор. И две-три разные клавиатуры, которые подключаются к компьютеру.

Тогда я смогу сам сочинять и записывать разные композиции.

Может, найду ребят и сколочу с ними рок-группу.

Вот это будет действительно круто.

Я закрыл глаза.

Окно снова задребезжало. Где-то раздался протяжный скрип, как будто стонал сам дом.

«Ну, ничего, – сказал я себе. – Со временем я привыкну к этому старому дому. Ко всем этим странным звукам. Еще две-три ночи, и я вообще перестану их слышать».

Я уже засыпал, когда снова услышал музыку.

Все ту же тихую и печальную.

Кто-то вновь играл на пианино.

На следующий день, в понедельник, я проснулся ни свет ни заря. Мои настенные часы в виде пузатого кота с маятником-хвостом и вращающимися глазами были еще не распакованы. Но, судя по бледному, серому свету в окне, было действительно очень рано.

Я быстро оделся. Взял чистые джинсы и темно-зеленый пуловер, который был не особенно мятым. Сегодня мой первый день в новой школе. Я даже немножечко волновался.

И с волосами я провозился дольше, чем обычно. Волосы у меня темные. Очень густые и очень кудрявые. А я ненавижу кудрявые волосы. Я люблю, когда они гладко прилизаны. Вот поэтому мне и приходится каждый день их мочить водой и распрямлять.

Наконец я управился с волосами и вышел в коридор.

В доме было темно и тихо.

Я направился было к главной лестнице, но тут заметил, что дверь на чердак распахнута настежь.

Разве я вчера ее не затворил, когда мы с папой спустились вниз?

Ну нет. Я же помню, как ее закрывал. И вот теперь она снова открыта.

По спине пробежал холодок.

Я подошел, захлопнул дверь и даже специально послушал, чтобы она щелкнула.

«Не сходи с ума, Джерри, – сказал я себе. – Может, замок слабый. Возможно, эта дверь постоянно распахивается сама собой. Дом-то совсем старый».

Ночная музыка никак не шла у меня из головы. Но, наверное, и этому было какое-то объяснение. Может быть, струны у пианино дрожали от ветра или что-нибудь в этом роде…

Вероятно, там в окне есть какая-то дырка. И туда задувает ветер, от которого и возникают звуки, похожие на музыку. И поэтому кажется, что на пианино кто-то играет.

Мне очень хотелось поверить в то, что печальная, тихая музыка, которую я слышал ночью, это просто какое-то непонятное явление. Скорее всего, из-за ветра. Я просто принял это на веру.

Я еще раз подергал дверь, чтобы убедиться, что она закрыта плотно, и пошел вниз на кухню.

Мама с папой еще возились у себя в спальне. Я слышал, как они одеваются.

В кухне было темно и прохладно. Я хотел включить обогреватель, но не нашел термостат.

Вчера родичи не успели все распаковать. Коробки с посудой и прочей кухонной утварью так и стояли в углу.

В коридоре послышались шаги.

У холодильника стояла большая пустая коробка. Она-то и подала мне идею. Посмеиваясь про себя, я забрался в коробку и прикрыл ее.