Анна, скорее всего, не придет в восторг от Патрика. Из всех прежних приятелей Элен матери больше прочих нравился Джон, с его остроумными и ядовитыми замечаниями. Конечно, он ей нравился. Джон нанес самый серьезный урон чувству собственного достоинства Элен: он был тем, кого она любила, но кто на самом деле не полюбил ее в ответ.

Если бы только у Элен была одна из тех милых, слегка полноватых болтливых мам, которые имеют весьма смутное представление о политике и бизнесе и вообще обо всем, что находится за пределами их домашней реальности. Если бы у нее был седовласый, вооруженный очками отец, который мог бы тепло пожать руку Патрику и задать ему несколько чисто мужских вопросов о его работе, в то время как милая мама хлопотала бы вокруг, пытаясь уговорить «парнишку» съесть еще один кусочек сдобной ватрушки.

Но ничего даже отдаленно похожего у нее не имелось.

– У мамы было несколько довольно продолжительных романов за все эти годы, – сказала она Патрику. – Но сейчас никого нет.

– А твой отец… Он что, просто… отсутствует?

– Он никогда и не присутствовал. – Элен немного помолчала, чувствуя легкий всплеск раздражения. – Я уже говорила об этом.

Элен рассказала Патрику историю своей семьи через несколько недель после того, как они начали встречаться. За многие годы она уже научилась излагать эту историю так, что та выглядела как идеальный застольный анекдот. Немножко необычный, интересный и личный, но личный ровно настолько, чтобы не вызывать у гостей стеснительных эмоций и не заставлять их неловко ерзать на стульях.

Она традиционно начинала одними и теми же словами: «Моя мать всегда была женщиной, опережавшей свое время». Потом объясняла, что однажды утром, первого января 1971 года, чрезвычайно практичная доктор Анна О’Фаррел приняла новогоднее решение: стать матерью-одиночкой. Она была успешной и независимой женщиной слегка за тридцать и не особо желала выходить замуж, но, как ни странно, хотела иметь ребенка. И с помощью двух своих ближайших подруг составила список потенциальных кандидатов в отцы, учтя все их положительные и отрицательные стороны: уровень образованности, материальное положение и особенности личности.

Анна сохранила эти листы и отдала их Элен, когда та была еще подростком. Ее «отцом» был один из списка, с пометкой напротив фамилии «85 %», обведенной кружочком. Высочайшая оценка, потому что возле фамилии другого претендента стояло «10 %».

Положительными качествами ее отца были «высокий уровень образования» (он был хирургом, Анна познакомилась с ним в университете), «хорошие зубы», «маленькие уши» (мать Элен питала отвращение к большим оттопыренным ушам), «отличная кожа», «отсутствие в роду сердечных заболеваний, диабета или склонности к простудам», а также «прекрасные социальные навыки».

К отрицательным моментам относились «слабое зрение» (он носил очки), «склонность к спиритуализму», «мать, гадающая на картах Таро», «странноватое чувство юмора» и «постоянное желание жениться».

В последние годы Элен начала то и дело задумываться над пунктом «постоянное желание жениться». Она не знала, то ли весь мир становился более нравственным – ну, нечто вроде возрастающего уровня глобальной стыдливости, – то ли просто ее ближайшее окружение становилось все более консервативным.

Однако склонность ее отца к женитьбе явно не превратилась в препятствие. Его легко было соблазнить, и не однажды, но именно такое количество раз, какое было необходимо для зачатия, в нужные дни до и после овуляции.

– В конце концов все получилось, – пояснила мать.

Дело было сделано. Работа проведена не напрасно. А «отец» Элен два месяца спустя женился и переехал в Великобританию, так и не узнав о существовании дочери.

– А что, если мне захочется поехать туда и найти своего отца? – спросила Элен у матери, когда проходила через самый бурный, бунтарский, хотя и короткий период подростковых проблем, и даже сама содрогнулась от звука незнакомого, почти сексуального слова, сорвавшегося с ее губ, – «отец».

– Я не кинусь тебя отговаривать. – Анна даже не подняла глаз от газеты, которую читала в тот момент. – Но это было бы очень грубо и жестоко по отношению к его жене.

Конечно же, Элен никогда бы не стала сознательно совершать грубого или жестокого поступка, да и сама мысль о реальной встрече с этим мужчиной средних лет наполняла ее смущением. Отцы ее подруг были большими и волосатыми и обладали низкими голосами, иногда бывали забавными, но чаще скучными и в общем почему-то не имели отношения к реальной жизни подростков.

Подруги матери, Мелани и Филиппа, собственных детей так и не завели. Они стали крестными Элен и разделили с ней основную часть ее детства, живя в одном доме с ее матерью. У них то и дело появлялись какие-то приятели, приезжавшие для того, чтобы увезти дам на свидание. Иногда они даже присутствовали за завтраком. Мужчины тогда бывали небриты и за столом разговаривали хриплыми голосами, но в основном все эти ухажеры представляли собой нечто вроде забавного фона ее жизни; их манеры и внешность критически разбирались с большим весельем, прежде чем те исчезали окончательно. Хотя Мелани в конце концов, когда ей было уже за пятьдесят, вышла замуж на стеснительного, непроницаемого мужчину. Тот, похоже, делал ее весьма счастливой и при этом не слишком мешал ее общественной жизни.

– Это как иметь сразу трех матерей, – обычно говорила Элен, и это было чистой правдой.

Три успешные, своевольные, одинокие женщины в равной степени влияли на Элен в процессе ее взросления.

– Я как будто росла в лесбийской коммуне, – продолжала Элен, но когда повзрослела, то перестала это говорить, потому что ей уже хотелось производить впечатление умудренной опытом и беспристрастной. К тому же, возможно, это могло выглядеть немножко неуважительно по отношению к лесбиянкам, тем более что на самом-то деле Элен понятия не имела, каково это – жить в лесбийской коммуне, а заодно не знала и того, существуют ли вообще такие коммуны. – Так что мой отец был, по сути, всего лишь донором спермы. Только он этого не знал. – Так Элен обычно заканчивала свою историю.

Как правило, в итоге возникало энергичное обсуждение, и собеседники могли говорить что-нибудь вроде: «Ага! Так вот откуда у тебя этот дар к гипнозу – от твоего отца-спиритуалиста и от бабушки с картами Таро!» Как будто они были первыми в мире, кому это пришло в голову. А кто-нибудь даже принимался восхвалять поступок ее матери, хотя другие могли вежливо – или не слишком вежливо – высказать свое неодобрение.

Элен ничего не имела против неодобрения. Она и сама-то не была уверена, что согласна со всем этим, но знала: ее матери совершенно наплевать, кто и что об этом подумает. А поскольку Элен рассказывала свою историю много раз, то постепенно как бы отстранилась от нее. Это походило на историю Джулии о том, как ее отец похитил Джулию и ее брата во время мучительного процесса об опеке между ее родителями. Он даже перекрасил им волосы в каштановый цвет. Потом была безумная погоня. Элен знала, что некогда Джулия испытывала сильные чувства при этих воспоминаниях. Возможно, до сих пор они сохранились на подсознательном уровне, но теперь все это превратилось просто в интересный, завлекательный рассказ. Подходящий для вечеринок.

Патрик внимательно выслушал историю Элен, а в конце сказал:

– Для твоей матери это лишь к лучшему, но мне жаль, что у тебя не было настоящего отца.

– Невозможно сожалеть о том, чего у тебя нет, – возразила Элен, хотя и сама не ощущала в том уверенности, однако она уж точно не рыдала в детстве в подушку, тоскуя по «папочке». – Может быть, все было бы иначе, если бы я была мальчиком.

– Думаю, дочери точно так же нуждаются в отцах, – мрачновато произнес Патрик.

Эта его серьезность заставила Элен влюбиться в него еще чуточку сильнее и даже представить, как он нежно держит на руках малышку (ну да, конечно, их собственную с Элен дочку) – как мужчина в рекламе детской присыпки.