ВАСИЛИЙ СОСНОВСКИЙ

ОСТРОВ ТРАДИЦИИ

Потуга на роман вне традиции в четырёх сезонах

Ни в сюжете, ни в тексте не надо искать никаких мифологем. В условиях длительного кислородного голодания мифы дарят надежду.

А нужен – кислород.

СЕЗОН ПЕРВЫЙ

ЛЕТО

1. В Стране Сволочей

Здесь не любили плохо одетых людей. Не в том дело, что сами были одеты хорошо, а в том, что стремились одеваться лучше. Чтобы комильфо. А когда не комильфо, здесь не любили.

Сей Ишак С Педалями был одет однозначно плохо, и его не полюбили. Ишак, ибо не полюбили. С педалями, ибо на велосипеде. Его Стефан так прозвал – Ишак С Педалями. Как увидел, так сразу и прозвал. Стефан был одет хорошо.

Итак, плохо одетый правил велосипедом. Стефан видел: не умеет. Велосипед швыряло влево и вправо к обочинам. Ещё чуть-чуть, и навернётся в поросшую крапивой канавку, отделяющую асфальтовую дорогу от дощатых дачных заборов. Стефан хотел, чтобы так случилось. Так не случалось: неловкий велосипедист ценой титанических усилий в самый критический миг выпрямлял вихляющийся руль и вычерчивал новый зигзаг синусоиды.

Стефан пресытился зрелищем человеческой беспомощности и отошёл от калитки. Он слышал, как за его спиной цепные церберы по цепочке на протяжении всего дачного проулка заливались лаем, чтобы охаять незваного оборванца. Волна возмущённого гавканья подкатывалась всё ближе, и когда характерным тенором затявкал соседский кобель Бобик, Стефан вновь оборотился: несомненно, Ишак С Педалями рулит сюда.

Действительно: асфальтовая дорога кончалась, и два ряда заборов перпендикулярно утыкались в тупиковый забор, за которым стебался хорошо одетый Стефан. Оставалось проехать метров десять по траве. Плохо одетый был вынужден тормозить. По такому случаю на его лбу, изрядно изжёванном морщинами, выступила испарина, а в потухших глазах проступил тихий ужас. Сюрпляс. Переднее колесо вместе с рулём задёргалось в конвульсиях, ездок поспешно принялся перекидывать ногу через раму, но велосипед кренился набок ещё поспешнее, и он-таки с грохотом упал, придавив ногу непутёвого владельца. Последний, испытывая физическую боль и досаду, не очень внятно, но грязно выругался.

Стефан стоял в раю, под сенью цветущих фруктовых деревьев, преисполненный наслаждения и злорадства. У самых врат рая валялся потерпевший крушение велосипедист и созерцал затухающее вращение торчащей вверх педали. Он напоминал полудавленного таракана – хлопнулся на спину, а перевернуться никак. Солидный рюкзак на плохо одетой спине чинил препятствия.

Лишь где-то минут через пять Ишак (уже Без Педалей) выкарабкался из-под велосипеда. И как-то неохотно, вяло дёрнул на себя калитку. Калитка не послушалась и на второй, и на третий, и на пятый раз. Вообще-то имелся звонок, но нежданный визитёр, по-видимому, был зачарован однообразным ритмом своих бессмысленных движений.

Стефану сделалось противно, он зычно позвал кого-то и скрылся в глубине сада, в гуще деревьев. Приезжий методично дёргал калитку.

От калитки косая дорожка вела на крыльцо двухэтажного коттеджа, выкрашенного в зелёный цвет, с шиферной крышей. На крыльцо вышла молодая, с распущенными тёмными волосами, женщина в халате и неторопливо двинулась в направлении калитки. Эффект её появления, приближения и просто внешности был ошеломляющ настолько, что плохо одетый оставил калитку в покое и встал как вкопанный.

Женщина смерила его колючим взглядом и жёстко спросила:

– Вам кого надо?

С губ незнакомца сорвался слабый шорох. Чуткое ухо женщины не уловило ничего членораздельного.

– Кого-кого?

– Я хотел бы видеть господина профессора Иоганнеса Клира, – повторил незнакомец. Если ему таки удавалось издать звуки, то где-то секунды через полторы после движения артикуляционных мышц. Так работают под фонограмму начинающие эстрадные певцы.

– Профессор Клир болен и никого не принимает.

– Да?.. Как жаль… – приезжий точно засох на корню или превратился в соляной столп. Женщина между тем бомбардировала его гипнотическими флюидами, желая ему скорее исчезнуть. Не действовало.

– Вы понимаете… – опять загугнил незнакомец. – Я… приехал издалека. Я хотел увидеть профессора. Это всё, что мне сейчас нужно. Я хотел…

– Ничем не могу вам помочь, – чётко и звучно отрезала женщина.

Пришелец издалека опять на какое-то время заснул стоя.

– Скажите… – децибел в его голосе не прибавилось, но шелест губ окрасился угрожающе-свистящими призвуками. – …насколько серьёзно болен профессор? Если я зайду ещё раз… скажем, через неделю… могу ли я надеяться, что…

– Нет, не можете. Профессору нужен покой.

Стоптанный сандалет незнакомца отфутболил подвернувшийся сук, бедняга сгорбился, почти достав подбородком солнечное сплетение. Но в это время откуда-то сверху послышался треск распахиваемой двери, и нетвёрдым запинающимся шагом на веранду второго этажа коттеджа выгреб седенький очкастый дедулька с палочкой, скрюченный даже в большей степени, чем изрядно сутулый незнакомец.

– Анхен, кто там? – спросил он дребезжащим неуправляемым голосом.

– Папа! – эффектная женщина укоризненно посмотрела наверх. – Ты же обещал не вставать!

– Я обещал? Кому я обещал? Я не таракан какой, прятаться по тёмным углам, – отвечал дедулька. – Без воздуха скорей зачахну.

Пришелец не подымал головы, хотя определённо проникся, что сии дребезжащие звуки издаёт не кто иной, как желанный господин профессор Иоганнес Клир.

– Кто там?.. Да впусти ты его… мне на обозрение… – прошамкал профессор.

Женщина криво усмехнулась, ловким движением отодвинула щеколду и распахнула калитку. Незнакомец, оглоушенный внезапной милостью, потоптался-потоптался и боком втиснулся на территорию сада.

– Беседует, понимаете, с молодым мужчиной, а от отца скрывает… Ай-яй…

– Ну, пап…

– Здравствуйте, господин профессор, – натужно крякнул вторгшийся пришелец.

– Так это ко мне? Я же понимаю: ко мне. Так что ж ты мурыжишь гостя, скажи на милость?..

– Какие нынче гости…

– В кои-то веки гости! – старикан затопал ногами и затряс клюшкой. – Можно подумать у нас тут каждый Божий день светские рауты… Молодой человек, не бойтесь вы её… не обращайте внимания… я понимаю, для мужика это невозможно, но… я, извините, сам страдаю от тиранства собственной дочери… Мой ангел-хранитель и целитель… видите ли. Охраняет меня от ненужных эмоций. Проходите… я сейчас спущусь.

– Ну куда ты спустишься… Останься наверху, – закричала женщина. – Папа очень плох… – бросила она пришедшему в себя визитёру, паралингвистическими средствами добавляя: ишь, принесла тебя нелёгкая…

– Извините, – прошелестел гость, двигаясь в сторону дома.

Женщину, которую, очевидно, звали Анной, тут же справилась у незнакомца, кто он есть, и оказалось, что Кóнрад. Поскольку эта информация была чересчур скудна и, неизвестно, достоверна ли, Анна затребовала документальное подтверждение.

Тогда Конрад сунул руку за пазуху. Анна отпрянула и подняла руку перед собой, опасаясь, что нахальный интервент достанет из-за пазухи камень. А зря опасалась. В руке Конрада оказался маленький целлофановый пакет с изображением синего бройлера. В пакете лежали четыре «корочки».

Конрад бережно достал их: три красные и зелёную.

– Здесь вся моя биография.

– Меня как-то мало волнует ваша биография.

– Не удивляюсь. Она никого не волнует.

Анна раскрыла самую потрёпанную красную «корочку», сиречь персональ-аусвайз гражданина Страны Сволочей. Мартинсен, Конрад (написано было «Конрат»). Место рождения – столица. День рождения (тридцать один год назад). Национальность: «сволоч». Выдано 75-ым полицейским управлением; дата (пятнадцать лет назад). Чей-то лихой росчерк. Фотокарточка – зелёный вьюноша, шея тонкая, губки круглые, курчавая шевелюра до плеч. Анна подняла глаза: предъявитель сего был стрижен коротко, покрыт перхотью и притом основательно плешив. На следующей страничке помещалась фотография шестилетней давности, там ансамбль дополняла петушиная борода, растущая не столько из щёк, сколько из шеи.