Николас остановился у одного цветка.

– О, а это и в самом деле большая редкость. Тропический ирис, если не ошибаюсь? Очень порочный, не правда ли? С этими его тычинками, бесстыдно выглядывающими из соцветия?

Аннора залилась краской при этом слегка завуалированном упоминании фаллоса.

– У всех цветов есть тычинки, мистер Д'Арси.

– Да, но не у всех тычинки столь откровенно выставлены на всеобщее обозрение. Сравните, например, с этим скромным розовым цветком. Его тычинки аккуратно спрятаны под тесно сомкнутыми лепестками. Не то что у нашего приятеля. – Он снова показал на ирис. – Он весьма откровенен, тычинки бесстыдно выглядывают из плоской чаши, высокие и горделивые в своей красе.

– Цветы сложно назвать сексуальными созданиями, мистер Д'Арси.

– Вы так думаете? При всем моем к вам глубочайшем уважении я вынужден с вами не согласиться. Они, вероятно, самые сексуальные, самые склонные к промискуитету, – Николас сделал драматическую паузу, изогнув бровь, подчеркивая слово «промискуитет», – создания в этом подлунном мире. Подумать только, они опыляются и подвергаются перекрестному опылению с множеством различных партнеров каждый день, и все ради того, чтобы разбрасывать по ветру семена, нисколько не заботясь о том, где найдут они свой приют.

Этикет и правила приличия настоятельно требовали с ее стороны положить конец фривольной беседе, но она никак не могла заставить себя так поступить. У него самый приятный голос из тех, что ей доводилось слышать, чуть шепчущий, обволакивающий тенор, словно ласкающий произносимые им слова, создавая чувственные порочные образы в каждом предложении. Его голос обладает магической силой превратить любой, даже самый невинный предмет беседы в воплощение соблазна. Ей следует ввести их отношения в рамки приличия.

– Мистер Д'Арси, это вряд ли можно считать подобающим предметом для обсуждения.

– Я снова вынужден настаивать, зовите меня Николасом, – мягко пожурил он. – И, откровенно говоря, вы пригласили меня сюда не ради того, чтобы я вел себя подобающе.

Очень своевременное замечание. Возможно, ей не представится лучшей возможности раз и навсегда определить сущность их отношений. Они вернулись к прерванной прогулке, оставив позади фаллический ирис и великолепные цветники. Удалившись от усадьбы достаточно далеко, они брели по тенистой аллее по направлению к декоративной постройке в отдалении, имитирующей римскую крепость. Лучшего уединения невозможно пожелать. На мгновение в голове промелькнула мысль, что он намеренно увел их в этом направлении.

– Да, Николас, я пригласила вас сюда не для того, чтобы вы вели себя подобающе. Но и не затем, чтобы предаваться безудержной оргии. – На этом ее прямота иссякла. Да, она не робкого десятка, не боится высказать собственное мнение. До сей поры Аннора без опаски шла по жизни своим путем, но сейчас вступила на доселе неизведанную территорию. Она никогда не облекала в слова подобные чувства и желания перед посторонними, не говоря уже о красивом мужчине, буквально пожиравшем ее внимательным взглядом.

Конечно, она снискала его внимание! Но ведь это его работа.

– Понимаю, – серьезно ответил Николас, успокаивающе кладя ладонь на ее руку. – Что вы сказали слугам?

– Я представила так, будто вы приехали разобраться с моей библиотечной коллекцией. Она довольно велика, и ее давно никто не пытался каталогизировать. В последний раз этим занимался мой дед около полувека назад.

Лукавая улыбка на его лице наполнила ее сердце покоем. Она долго думала о достойном поводе для приглашения постороннего мужчины в свои владения.

– О, Аннора, вы очень милы и предусмотрительны. Изобразить меня занудным ученым, книжным червем. Это точно отведет возможные подозрения, будто мной в отношении вашей особы двигают недозволенные мотивы. Кроме того, вы придумали занятие, которое позволит мне ежедневно встречаться с вами наедине и, самое замечательное, сопровождать вас в поездках по округе. Никому и в голову не придет, что вы будете держать своего гостя при себе, не показав ему живописные окрестности.

Аннора расцвела от похвалы. Они уже успели повернуть от крепости и возвращались в сторону дома, когда он продолжил:

– Что касается нас, мы больше не будем возвращаться к разговору о договоренностях. Мы здесь для того, чтобы стать друзьями. И не позволим помешать нам в этом таким приземленным материям, как «сделки», «контракты» и «соглашения». – Он сморщил нос, шутливо выказывая отвращение, вызвав у нее искреннюю улыбку. – Однако, покончив с этим, я бы хотел все-таки попросить вас несколько минут оставаться серьезной. – Ник обернулся и взглянул ей в лицо.

Они остановились. За его плечом виднелась усадьба, словно напоминая о том, что, когда они вернутся, все это гипотетическое предприятие обретет реальную почву. Точка невозврата начиналась у ворот сада. Николас взял обе ее ладони в свою руку, его пожатие было теплым и сильным, взгляд искренним.

– Мы на пороге восхитительного и очень личного путешествия, Аннора Прайс-Эллис. Я горд представившейся мне возможности пройти этот путь вместе с вами. Путь, который изменит нас обоих. Несомненно, вы уже неоднократно размышляли на эту тему, однако должен вас спросить в последний раз: вы готовы? Вы этого искренне желаете? Не приняли ли вы решение под влиянием какого-либо давления или стечения обстоятельств?

Наверное, именно так должна была бы она выглядеть у алтаря. Стоя рядом с возлюбленным, глядя ему в глаза и сознавая, что он чувствует то же самое. Умом Аннора понимала, он вынужден спросить, не осталось ли у нее сомнений. Понимала, в его просьбе нет ничего и отдаленно напоминающего любовь, брак, таинство. Однако это не могло затмить впечатления, что они сейчас приносят своего рода клятвы, вручая себя друг другу, пусть даже на короткое время. После сегодняшнего дня он всегда будет принадлежать ей. На всю жизнь она сохранит в душе частичку Николаса Д'Арси, своего первого и, возможно, единственного настоящего любовника.

– Готова. – Аннора кивнула, ее тихий голос пронзил тишину раннего летнего вечера.

Николас приложил ее руки к своим губам.

– И я тоже. – Он ободряюще улыбнулся. Возможно, услышал трепет в ее голосе. – Будьте уверены, я точно знаю, чего вы хотите.

Она хотела брачной ночи, медового месяца, удовольствий, испытываемых любовниками, познающими друг друга впервые, вкушающими наслаждения телесные и духовные. Это один из самых сложных сценариев, которые ему доводилось претворять в жизнь. Весь секрет в том, чтобы создать ощущение интимности, подобия некой сопричастности, несравнимой с физическим наслаждением и не обнажающей потаенные чувства. Ник предпочитал давать физическое наслаждение, секс, не обременяя себя близостью. Поднявшись в отведенную ему комнату, он открыл саквояж, единственный предмет личного багажа, который не позволил распаковать слуге. Окинул задумчивым взглядом предметы своего ремесла, выкладывая их на туалетный столик, подобно тому как хирург обозревает перед операцией скальпели и пилы. Крошечные стеклянные флаконы с ароматическими маслами, скандально дорогие «французские конверты» из тончайшей кожи ягненка, шелковые ленты, невесомые павлиньи перышки. Как часто он пользовался этими вещицами не только для удовлетворения клиенток, но и для собственного удовольствия. Они были придуманы с единственной целью – обрести физическое наслаждение. Это его страховка, способ доставить удовольствие даже в том случае, если он совершенно не заинтересован женщиной. Но если женщина желанна, они могли подарить поистине неземное блаженство.

Перед ним не стоял вопрос, как увлечь Аннору в чувственное приключение. Сложнее продемонстрировать некую душевную близость, ту самую интимность. По натуре он сам достаточно закрытый человек, однако рано приобрел способность разговорить собеседника, заставить его раскрыться. С одной стороны, это помогало лучше узнать окружающих, с другой – служило средством самозащиты. У людей, занятых рассказом о себе, как правило, нет нужды интересоваться собеседником.