– А у нее было много таких историй?

– Не сказать, что много, но все они были какие-то несчастливые. С нехорошим концом. К примеру, взять ее последнего воздыхателя, они познакомились с ним в Доме офицеров, на танцах…

И Томка, уже успев немного привыкнуть к тому, что Алисы нет в живых и что, рассказывая о ней такие некрасивые подробности, она тем самым не предает подругу, а, наоборот, помогает следствию, рассказала Игорю об изнасиловании.

– А если в этой истории с убийством виноват Георгий? Если она пригрозила ему написать заявление об изнасиловании, он испугался, пришел и убил ее?! – Этим еще более нелепым предположением она словно постаралась оправдать свое словесное невоздержание, свое (все равно!) предательство.

– Интересная история. На самом деле, почему же она не обратилась в милицию? Ведь ее же изнасиловали! К тому же после всего пережитого ей пришлось еще и сделать аборт! И вы не посоветовали ей написать заявление на этого Георгия?

– Да как-то так все получилось…

– Вы хотя бы видели его?

– Мельком.

– Но узнать-то сможете?

– Смогу.

– Если предположить, что он до сих пор не женился, то его и сейчас возможно увидеть в Доме офицеров. Вы как думаете?

– Наверное… Не знаю. Я ничего не знаю!

– Если вас не затруднит и если это позволит ваш график работы, может, заглянете в Дом офицеров, на танцы, посмотрите, там ли он, и позвоните мне? Кто знает, а вдруг он действительно причастен к убийству? В любом случае допрос не помешает. Хотя бы напугаем этого насильника! Жаль, конечно, что ваша подруга не написала заявление. Видимо, она находилась в таком состоянии, что ей было не до того. А вообще, Тамара, какой была Алиса?

И тут вдруг в Томкиной душе проснулась жалость к погибшей подруге, к той Алисе, которую она знала все те годы, что они проработали вместе, и жизнь у них была словно бы одна на двоих. Все – вместе, сообща, как сестры, как самые близкие на свете люди!

– Она была хорошая, нежная такая, ласковая, добрая, ее легко можно было обидеть. Не хочется говорить, что она была обыкновенная, это никому не понравится, и Алисе бы не понравилось. Думаю, в ней что-то было, что притягивало к ней людей, и мужчин в том числе. Возможно, она чем-то напоминала брошенного котенка. Вы удивлены? Но она такой и была. Вызывающей к себе жалость. И, одновременно, мужчины мучили ее, просто-таки садистски! Издевались, не приходили на свидания, обманывали, просили денег и скрывались.

– Скажите, где именно Алиса сделала аборт?

– Да… в одном медицинском центре, называется «Медикс Плюс», это я ее туда отправила, чтобы ей сделали «бархатный» аборт. Ну, то есть безболезненный… У нее же был маленький срок, она успевала. Думаю, этот аборт она перенесла легче, чем все остальные.

– И когда примерно это произошло?

Томка попыталась вспомнить, и ей удалось даже назвать примерную дату операции.

Логинов удовлетворенно кивнул головой.

Пришла официантка и рассчитала их. Ушла, нагруженная пустыми тарелками.

– Вы мне очень помогли, – сказал Логинов Тамаре. – Извините, что отнял у вас время. Моя просьба остается в силе, вы поможете мне?

– Вы насчет Георгия? Хорошо, у меня как раз в субботу выходной, вот я туда и схожу… А вам – спасибо за обед.

– Не за что. Извините, но мне пора. Всего хорошего, Тамара. Если вспомните что-нибудь интересное, что может помочь следствию, – звоните. Вот вам моя визитка.

Логинов ушел, а Тома еще долго разглядывала визитку, пока не вспомнила, что ей пора в ларек. Наверняка там уже выстроилась очередь из страждущих выпить холодного пива граждан.

Тамара неохотно поднялась со своего места, вздохнула, спрятала визитку в кошелек и вышла из ресторана.

И когда она уже почти дошла до своего рабочего места и увидела знакомые лица постоянных клиентов, стучавших в ее окошко, до нее вдруг дошла пронзительная и болезненная мысль, что все в жизни когда-то кончается и когда-нибудь прервется и ее жизнь. И Алисы больше нет. Ее больше нет и никогда не будет! И Тома никогда больше не услышит ее нежного голоса, не сможет позавидовать ее безделью и способности водить за нос Антонину Петровну, что все кончилось, так и не успев начаться, и Алиса не сможет даже попытаться поступить в университет… А сама Томка никогда не переступит порога ее дома, квартиры, которую Алиса снимала в течение нескольких последних лет.

Глаза ее стали наполняться слезами, вот они хлынули ручьями и потекли по щекам. И что самое удивительное, она на какое-то время перестала воспринимать все звуки, окружавшие ее: уличный шум, голоса покупателей, требовавших немедленно открыть ларек, визг тормозов, хлопанье где-то по соседству металлической двери… Она словно оглохла.

Подошла, достала ключи и отперла киоск, поднырнула под прилавок, отворила окошко, спросила у первого покупателя, что ему нужно, и увидела, как он, полный, потный парень с мокрыми, прилипшими ко лбу волосами, что-то говорит ей, открывает рот, но что именно он сказал – она так и не услышала.

– Извините… Извините… – прошептала она, захлебываясь слезами. – Вы же знали Алису, знали? Скажите, вы помните Алису?

Слово «Алиса» прорвало эту страшную тишину, и звуки жизни вернулись к ней.

– Она работала здесь, помните? Алиса, такая хорошенькая, молоденькая девушка… Ее убили, понимаете?! Убили! Мы с вами живы, а ее больше нет…

И сразу вокруг стало тихо. Люди примолкли. Тома достала пачку сигарет:

– Зажигалка… У кого-нибудь есть зажигалка?

«Слышали? Muerto! Умер. Он умер. Рог прошел насквозь. Захотелось весело провести утро. Es muy flamenco![1]»

«– Алло! Привет, дорогая, это я, Антонина Петровна. Вот, решила позвонить. После твоего отъезда мне и поговорить-то не с кем… Как вы там? Обживаетесь в новом доме? Ну и хорошо. У нас все по-прежнему. Хотя ты спрашивала об Алисе, ну, встречаются они, да… Жалеешь мои деньги?

Да нет, деньги у меня еще есть, конечно, но мне не хотелось бы трогать некоторые свои вклады. Ой, может, ты и права была, когда говорила, что я напрасно все это затеяла. Какая-то она несерьезная! Но ладно уж, признаюсь тебе… Ходила я в университет, встречалась с некоторыми преподавателями и выяснила, что на курсы моя Алиса ходит регулярно. Есть пропуски, конечно, но у кого их не бывает? Ну, спрашивай… Понятно. О коллекции хочешь узнать. Значит, доверяет он ей, раз впускает в свой дом. Я не удивлюсь, если он показывал ей эту коллекцию. Хотя самое ценное, я так думаю, он, как и всякий умный человек, хранит где-нибудь в надежном месте. Он же не дурак, должен понимать, кого в дом впускает! Ладно, поживем – увидим. Целую тебя, подружка! Передавай привет Лене и поцелуй от меня Валюшу».

Раиса Атаева встретила подругу с бокалом шампанского в руке, в дверях, ей и самой было странно, что она решилась на столь театральный жест, к какому она ни разу в жизни не прибегала, но ей так хотелось продемонстрировать свое счастье, переполнявшую ее радость, что бокал с шампанским показался ей самым подходящим жестом. Поэтому, лишь только раздался звонок в дверь, она открыла приготовленную заранее бутылку, разлила шампанское и бросилась к двери, чтобы распить его прямо на пороге.

– Люба, Любаша, проходи, давай выпьем!

Любаша, крупная молодая женщина с румянцем во всю щеку и блестящими синими глазами, покачала головой, но так и не улыбнулась. Вернее, она очень хотела улыбнуться, но губы ее не слушались, они подчинялись здравому смыслу и не собирались обманывать Раю. Светлые кудри, розовое платье, белая сумочка – все тоже выглядело каким-то праздничным, но в то же самое время было словно бы поблекшим, уже использованным, словно Люба недавно вернулась с чьей-то шумной свадьбы. Или же сама Люба, как тряпичная кукла, слишком долго пролежала в коробке и помялась.