Быстрее, быстрее! Дальше, все дальше от себя! Свистят яростно взвивающиеся поводья. И конь уже хрипит от усталости, того и гляди споткнется, сломает ногу... но Эрелайн все подхлестывает и подхлестывает его. Быстрее, быстрее! Быстрее...

   "Как ни беги, ни прячься - всё без толку, - слышится в злом шепоте ветра. - Твои демоны никогда не оставит тебя в покое".

   Не уйти, не сбежать, не спрятаться... и не победить. Никогда. Потому что тьме, живущей в душе, не дать бой. Все, что остается - идти дальше. Вперед, по дороге из обнаженных клинков, на каждом шаге боясь оступиться.

   ...Идти дальше, вперед, зная, что все равно проиграет. Но идти, поглоти его Тьма, идти до конца! Потому что должен. Потому что просто не умеет иначе. И неважно, что? там, в конце пути.

   Поводья натягиваются. Разгоряченный конь с ржанием взвивается на дыбы, молотит копытами по воздуху - и тяжело опускается.

   - Мы возвращаемся, - тихо шепчет Эрелайн. - Возвращаемся.

   Возвращаемся, несмотря ни на что.

Глава 3

   - Ну и долго же я тебя искала!

   - В самом деле? - спросил я, не оборачиваясь и не отводя взгляда от пылающего костра. - Я не собирался прятаться... тем более от тебя.

   - А от Беллетайна?

   Я усмехнулся, но промолчал. Только разворошил древесные угли тоненьким, уже почерневшим от пламени прутиком. Огненные всполохи брызнули в разные стороны: впились в ладонь, оставили несколько подпалин на штанах... Я поморщился, но даже не шелохнулся.

   Миринэ присела напротив. Сквозь обжигающее дыхание пламени ее черты дрожали, искажались, и сама она казалась всего лишь зыбким видением.

   ...Видением из прошлого.

   - Ты совсем не похожа на Внимающую.

   Длинное и плещущееся лазурными волнами платье сменилось простым дорожным костюмом из рубашки с кожаным корсажем, штанов и мягких туфель. Волосы, прежде обнимавшие ее стан, теперь были туго заплетены в косу.

   - Сейчас? - улыбнулась aelvis. - В эту ночь я могу выглядеть так, как хочу.

   Она замолчала - и с ней умолкла сама беллетайнская ночь, обнимавшая нас.

   ...Где-то совсем рядом, на соседних полянах, пылали костры. И лился смех - звонкоголосый, искренний, прекрасный и радостный, тонущий в восторге и водовороте чувств.

   Где-то, среди шумных, кристально-звонких ручьев и молчаливых озер, в чернильно-синих, почти что черных водах резвятся водные fae. Их косы тяжелы и зелены, а глаза - темны. Водят они хороводы на берегах, плетут венки и могут до смерти затанцевать того, кто рискнет встать с ними в круг - не со зла, а просто оттого, что забывают, как хрупки смертные.

   А где-то играют цветочный бал маленькие, совсем крошечные fae. Поют маленькие флейты, плачут нежные арфы, и танцуют fae, кружась в ночном воздухе искристыми вихрями под пьянящую песнь Беллетайна...

   Ночь, когда можно все. Сбросить маски, забыть о долге и танцевать. Танцевать - и петь, пить это пьянящее счастье.

   Ночь, когда можно немного побыть собой... или уйти от себя.

   - Где твои друзья?

   Не голос - шелест сонных ручьев, горных водопадов и тихих заводей.

   Голос, который хочется слушать вечно.

   - На Беллетайне, конечно. Камелия захотела посмотреть на праздник, а Нэльвё милостиво составил ей компанию.

   - Все танцуют в ночь Беллетайна. Все, кроме нас.

   - Да. Потому что мы безнадежные зануды, которые разучились радоваться, и которых раздражает чужой смех, но сказать об этом мы можем только сегодня. Чью маску сбросила ты, Миринэ? Беззаботной и улыбчивой девушки, которой была раньше, вечно юной душой и радующейся легкости, невесомости бытия? Или молчаливой, недосягаемой ни для смертных, ни для бессмертных, всепонимающей и всезнающей Shie-thany? Что из них твоя маска?

   - Обе, - безразличное, спокойное... пустое. - А сколько их у тебя, Мио?

   - Ни одной. Мне не перед кем их надевать.

   - Неужели? - она, прежде смотревшая в костер, подняла на меня тяжелый взгляд. В ее глазах - обычно всегда прозрачных, цвета синего моря - сейчас бушевал шторм. И в его круговерти было не разглядеть ничего. - А перед собой?

   - Разве от себя можно укрыться за маской?

   - Можно, почему нет, - сказала она, странно отрывисто. - Разве имеет значение, как это называть? "Иллюзия", "самообман", "бегство от себя"...

   - Имеет. У каждой вещи есть имя.

   Она грустно, даже немного мечтательно улыбнулась.

   - "Имена, которые имеют значение"... как же давно это было. И как прекрасно. Ныне слова пусты, и лучше видеть за ними самую суть... или ничего не видеть вовсе, если не хочешь обмануться. Слышал, как говорят мудрецы Шектара? "Мысль изреченная есть ложь". Ныне правы они, а не мы. Время уходит.

   - Ты пытаешь убедить сказителя в том, что слова пусты? - неожиданно развеселившись, я не удержался от усмешки. - Да и что человек может понять в Слове?

   - Мне кажется, уже никто не может, - негромко ответила она. И, помедлив, добавила, подбросив пару веточек в костер. - Даже я.

   - Наше время уходит. Уже очень давно...

   - Час драконов близок, я знаю.

   - Я не о нем.

   Миринэ, вновь смотревшая в пламя костра, вздрогнула и подняла на меня удивленный взгляд.

   - Посмотри кругом, Миринэ. Нас уже почти нет. Они лишь поставят точку, сыграют финальный аккорд.

   - Ты о том, что волшебство уходит?

   - А ты не замечаешь этого? Скольких еще волшебников, понимающих суть, ты знаешь? - горько спросил я. - Скольких, подобных тебе, мне?

   Она молчала.

   - Они так же сильны, так же способны... но ветер для них молчит. Они глухи и слепы, и не в силах даже заглянуть за Грань. Они не слышат Её. Не верят, не понимают. Зубрят формулы, не понимая о чем, зачем... То, что мы могли получить, просто пожелав, просто облекая мысль в приказ, мысль в слово, для них - непосильный труд. Волшебство исчезает, блекнет, слабеет. Становится пустым набором формул и переменных. А слова - мертвеют.

   - Я знаю, - тихо сказала она. - Я тоже пробовала рассказать, объяснить, показать... но все тщетно. Война слишком нас изменила.

   - Не изменила. Только приблизила к неизбежному.

   Она не ответила, и в повисшее между нами молчание закралась горькая печаль конца осени.

   Мы сидели так близко, почти что рядом - и так далеко. Слишком многое нас разделяло: дни и годы, радости и печали, отчаянье и одиночество. Бесконечное, бескрайнее одиночество, которое, вместо того, чтобы уйти, только больнее сжало сердце...

   Мы были вдвоем, но не вместе. Одинокие и потерянные.

   - То, что ты сказал там, на Совете... - тихо спросила Миринэ, подняв на меня взгляд, неожиданно жесткий. Не взгляд - холодная сталь. - Это правда?

   - Совету невозможно лгать.

   - Ты знаешь, о чем я, - резко сказала она.

   - Правда ли это? - повторил я, подбрасывая еще несколько веточек в огонь и вспоминая.

   Подбрасывая - и вспоминая...

   Совету невозможно лгать потому, что, ступая под сень Дома Шепчущих и Внимающих, ты отрекаешься от себя. В льющимся из-под высоких сводов лиловом свете реальность теряет свои очертания, дрожит зыбким маревом, как робкое видение жарким полднем. Уходят границы, пределы, и в какой-то момент самый последний рубеж - твое Я - отступает в утренней дымке.

   ...и ты становишься Советом.

   "Почему вы не откликались на наш зов, elli-e taelis? Почему пришли только сейчас?"

   Не голос - мысль, моя и не-моя: здесь и сейчас, в это мгновение, затерявшееся в вечности, нет Меня.

   Тот, кто прежде был Мной, не может уйти от ответа, потому что здесь и сейчас его глупые желания не имеют никакого значения.

   Я отвечаю правду - ту, от которой так долго бежал, ту, которую отказывал не только признать, но и видеть. Потому что невозможно лгать тем, кто смотрит на мир твоими глазами, и слышит фальшь в твоем голосе, как в своем.