Когда процессия приблизилась к будке привратника, экономка показала недавно отреставрированные венецианские окна, заменившие раздвижные георгианские.

– Георгам всегда недоставало вкуса, – пробормотала она, сморщив нос.

Пройдя здание насквозь, они оказались на Заднем дворе, огромной пустой площади, на которую выходили бесчисленные окна. Придворные и их гости когда-то жили в роскоши. Многочисленные камины были причиной обилия дымоходов во дворце. Внезапно из окна упала полоска света: жильцы на дюйм отодвинули штору, услышав звук шагов.

Миссис Бутс остановилась и резко обернулась к принцессе.

– У вас ведь нет никаких домашних животных? – спросила экономка, дохнув на Минк копченым угрем.

– Вы очень недвусмысленно высказались на этот счет, миссис Бутс.

– Поверьте, мне очень приятно это слышать, – сказала она, продолжая идти быстро, словно через вересковую пустошь, а не по дворцу. – Есть жильцы, которые полностью игнорируют сказанное мною, думают, будто они слишком знатные особы, чтобы следовать правилам. После многих лет протестов и петиций жильцов лорд-гофмейстер наконец позволил завести декоративных собачек. Вы бы удивились, узнав, что многие из этих леди воображают, будто лабрадор может прекрасно устроиться на их изуродованных артритом коленях. Леди Монфор-Бебб позволила себе купить ирландского сеттера. После шести месяцев дискуссий лорд-гофмейстер сдался и сказал, что она может держать у себя собаку, пока та не умрет, а потом пусть заведет кого-нибудь помельче. Эта леди уже один раз меняла собаку, утверждая, что она все та же. Думает, я вчера родилась. Потом еще леди Беатрис со своими ужасными голубями. Отвратительные создания. Не понимаю, почему их сделали символом мира. Они заставили генерала Бэгшота решиться на убийство. Он говорит, что проклятые птицы загадили ему все окна. В результате генерал терпеть не может леди Беатрис. Как, впрочем, и она его. И это вовсе не сплетни. Сперва исчезли четыре птицы – полагаю, они мертвы, – и это только начало. Остается надеяться, что кошки, которых здесь тоже запрещено держать, довершат начатое.

Они быстро прошли через Часовой двор, даже не остановившись, чтобы полюбоваться Астрономическими часами, изготовленными для Генриха VIII и способными, помимо всяких прочих чудес, показывать время прилива у Лондонского моста.

– Это один из самых удивительных хронометров в Англии, – сообщила экономка, когда Минк повернулась, чтобы взглянуть на них. – Они остановились, пробив четыре часа второго марта тысяча шестьсот девятнадцатого года, когда умерла королева Анна Датская. И так происходит всякий раз, когда во дворце умирает его давний обитатель. У меня такое чувство, будто они скоро снова остановятся, но мистер Бутс уверяет, что это всего лишь начало подагры.

Миссис Бутс решительно продолжила путь: ничто не должно было помешать ее мужу насладиться копченой селедкой. Она бросила через плечо, что в настоящее время сорок шесть человек занимают во дворце дарованные монаршей милостью апартаменты, с некоторыми из них живут родственники. Их разместили вместе со слугами в жилых помещениях, разбросанных по всему дворцу, а также в нескольких домах на прилегающей территории. Здесь также проживают двадцать человек обслуживающего персонала с семьями, включая каменщиков, плотников, фонарщика и водопроводчика.

Она объяснила, что обычай, когда монарх дарует жилье, ведется с 1740‑х годов. Избранные из числа придворных – некоторые из них были сравнительно бедны – получили разрешение жить во дворце в летний период от самого Георга II, чей двор перестал пользоваться дворцом в 1737 году. Георг III тоже не захотел обитать в этом историческом памятнике, купив Букингемский дворец и сделав Виндзорский замок своей главной резиденцией за пределами Лондона. Дворец стоял в стороне от парадных покоев, и там постепенно стали выделять жилые апартаменты. Их распределение фактически началось в 1767 году, а через шесть лет стали выдаваться официальные ордера.

Миссис Бутс поведала далее, что сначала обитателями дворца были светские люди с хорошими связями. Богатые также без лишних сомнений старались заполучить освобожденное от арендной платы жилье.

– Доктору Джонсону[5], который написал знаменитый словарь, отказали: список ожидающих своей очереди был нескончаем. Хорошенькое дело! Не могу взять в толк, почему толпы людей приходят, чтобы увидеть его убогий стул в мясном ресторане «Старый чеширский сыр».

Жильцы далеко не всегда вели себя так, как предписывали правила. Старинное здание переделывали без спроса, апартаменты меняли владельцев, некоторые из них самым возмутительным образом сдавали жилье внаем совершенно незнакомым людям. В последние лет пятьдесят обитателями дворца были главным образом малоимущие вдовы и нахлебники видных военных и дипломатов.

– Впрочем, они ничуть не лучше прежних жильцов, можете мне поверить.

Внезапно из глубины коридора возник старый портшез на колесиках, перемещаемый кривоногим, одетым в ливрею человеком со сбившимся на сторону париком.

– Толкает отлично! – пробормотала миссис Бутс, кивнув на это хитроумное изобретение.

Мужчину, приводившего его в движение, звали Уилфред Ноузорти. Как объяснила миссис Бутс, то был здешний водопроводчик, обеспечивавший подачу воды от магистрального трубопровода.

– Он за определенную плату подвозит дам к дворцовым воротам, когда у них назначено вечернее свидание. Если же выезжает за ворота, берет дополнительно шесть пенсов в качестве компенсации, ведь ему приходится выставлять себя идиотом.

Когда портшез проезжал мимо, принцесса заметила, что кто-то разглядывает ее сквозь окно, и с неменьшим любопытством ответила на этот взгляд.

Внезапно раздался стук, и Уилфред Ноузорти резко остановился. Окно опустилось, из него выглянула женщина лет тридцати пяти с бледным лицом в форме сердечка и аккуратно сколотыми булавками волосами.

– Извините, принцесса, но я должна представиться: миссис Бэгшот, – сказала она таким тихим голосом. Минк пришлось подойти поближе, чтобы ее расслышать. – Понимаю, что это ужасно неучтиво, но я уезжаю в Египет воскресным утром. Просто хотела сказать, что знала вашего отца.

Принцесса хранила молчание, собираясь с духом, готовая услышать какое-нибудь неприятное откровение.

– Я встречала его несколько раз, и на меня произвела большое впечатление благотворительность, которую он щедро расточал на своих соплеменников-индийцев, – продолжила свою речь миссис Бэгшот. – К сожалению, этот аспект его личности был известен немногим.

– Это очень любезно с вашей стороны, – сказала в ответ Минк. – Надеюсь, вы хорошо проведете время в Египте. Остановитесь в отеле «Шеперд»? Я могу сидеть у них на террасе целый день, наблюдая за проходящими драгоманами[6], торговцами поддельным антиквариатом и мальчиками – погонщиками ослов с именами английских знаменитостей.

Миссис Бэгшот отрицательно покачала головой:

– Я поеду не в Каир, а в Хелуан-ле‑Бэн – принимать тонизирующие средства. Сернистая вода там укрепляет не хуже, чем в Харрогейте, и содержит втрое больше солей, чем в Бате. И дождь никогда не мешает играть в теннис.

– Мы сможем сыграть партию, когда вы вернетесь, – предложила Минк.

– Буду очень рада. Непременно присоединяйтесь к теннисному и крокетному клубам дворца. Я состою их секретарем. Через месяц вернусь, и мы сразимся двое на двое. Если вам что-нибудь понадобится в мое отсутствие, обращайтесь к моим слугам. – Она постучала по крыше. Возчик портшеза вновь припустил неловкой рысцой. Миссис Бэгшот обернулась и сказала уже громче: – Надеюсь, вы смиритесь со своей утратой. Это единственное, что можно сделать.

Пройдя мимо дворцового фонарщика с незаконно убитым в Буши-парке зайцем в кармане, они вошли в Фонтанный двор. Квадрат садика опоясывала крытая галерея с многочисленными дверями – на каждой латунная именная табличка и колокольчик. В темных лестничных колодцах висели корзины, в которых жильцы верхних этажей держали провизию.