Молочные ящики, в которых сюда приехали Скотт и Зелда, Томми оставил под грязное белье. Теперь он все вывалил на пол и выстелил ящики мокрыми полотенцами.

— Пошли, ребята. Идем гулять в парк.

Он определил Скотта в ящик и вынес на тротуар. Потом вернулся за Зелдой и вызвал такси. А когда опять спустился, из литейной мастерской вышел один скульптор-мотоциклист. Стоял и промокал бороду от пота банданой.

— Наверху живешь, да? — Скульптору было лет тридцать пять — волосатый и бородатый, в закопченных джинсах и таком же жилете, без рубашки. Из жилета вылезало пивное брюхо и свисало на ремень, как здоровенный волосатый мешок с пудингом.

— Ну. Том Флад. — Томми поставил ящик на тротуар и протянул руку. Скульптор стиснул ее так, что Томми поморщился.

— Фрэнк. А напарник мой — Бонза. Он внутри.

— Бонза?

— Мы по бронзе работаем.

Томми растер смятую руку.

— Не понял.

— Разница в одну букву.

— А. — Томми кивнул, будто и сам сообразил.

— Что с черепахами?

— Домашние животные, — сказал Томми. — Слишком выросли, в квартире не помещаются, поэтому я сейчас отвезу их на такси в парк «Золотые Ворота» и выпущу в пруд.

— Это из-за них твоя старуха свинтила такая недовольная?

— Ну, больше не хочет держать их в доме.

— Блядские бабы, — сочувственно произнес Фрэнк. — Моя последняя меня все время пилила, что я держу в гостиной мотороллер. Вот он-то и остался.

Очевидно, Фрэнк полагал, что в ящике из-под молока Томми должен выносить Джоди. Для него Томми был слабак.

— Подумаешь, — пожал плечами Томми. — Они все равно ее были. Мне-то без разницы.

— Мне пара черепах не помешает, если хочешь сэкономить на такси.

— Правда? — Томми все равно не радовала мысль о том, как он будет грузить черепах в такси. — Вы же их не станете есть, правда? Мне, то есть, безразлично, конечно, только вот…

— Да ни, блядь, за что, чувак.

Подъехало синее такси. Томми махнул водителю и снова повернулся к Фрэнку.

— Я их гамбургерами кормил.

— Клево, — сказал Фрэнк. — Беру.

— Мне пора. — Томми открыл дверцу такси и еще раз посмотрел на Фрэнка. — Можно я их буду навещать?

— В любое время, — ответил Фрэнк. — Увидимся. — Он нагнулся и поднял ящик с Зелдой.

Томми сел в машину.

— «Безопасный способ» в Марине, — сказал он. Приедет на пару часов раньше, но в студии сидеть не хотелось. Велик риск еще одной взбучки, если Джоди вернется. А там почитает, что ли.

Такси поехало, и Томми оглянулся в заднее окно. Фрэнк заносил вторую черепаху в мастерскую. Томми казалось, что он только что бросил собственных детей.

Джоди подумала: «Наверное, не все поменялось, когда я поменялась». Даже толком не сообразив, она очутилась в «Мэйсиз» на Юнион-сквер. Ее сюда словно бы направило некое инстинктивное навигационное устройство, приводимое в действие конфликтами с мужчинами. В прошлом она тут оказывалась раз десять — в сумочке полно мокрых от слез «Клинексов», а все кредитные карточки близятся к лимиту. Обычная — и весьма человеческая — реакция. Джоди замечала, что другие женщины поступают так же: роются на вешалках, прикидывают ткани, сравнивают цены, глотают слезы и злость и по правде верят продавцам, которые говорят им, что они потрясающе выглядят.

Интересно, подумала Джоди, знают ли универмаги, какой процент прибыли поступает к ним от семейных драм. Проходя мимо стенда с непристойно дорогой косметикой, она заметила рекламу: «Крем молодости „Меланж“ — потому что он никогда не поймет, почему ты этого достойна». Ну, всё они понимают. Добродетельные и обиженные обретут утешение на распродаже в «Мэйсиз».

До Рождества оставалось две недели, и все магазины на Юнион-сквер работали допоздна. Мишура и огоньки увешивали все проходы до единого, а все товары, не маркированные для распродажи, были украшены псевдохвойными веточками, а также красненькими и зелененькими ленточками, равно как и всевозможными пластмассовыми имитациями снега. Стаи увешанных пакетами покупателей трюхали по проходам, словно бодрый кордебалет с бубенцами на Батаанском марше смерти. Они очень старались не останавливаться, чтобы какой-нибудь декоратор не принял их случайно за манекены и не обрызгал порошей из баллончика.

Джоди смотрела, как от лампочек тянутся следы тепла, глубоко вдыхала мешавшиеся ароматы помадок и помад, конфет и тысяч одеколонов и дезодорантов, слушала жужжание сервомоторов, одушевлявших электрических эльфов и северных оленей под покровом рождественских гимнов, размягченных для универмагов, — и ей все это нравилось.

«Рождество для вампиров лучше», — думала она.

Раньше она терпеть не могла толпы, а сейчас они скорее похожи на… на стада скота — безобидные и бессмысленные. Хищнику в ней даже дамы в мехах, бывало, действовавшие на нервы, теперь казались не просто безвредными — в этом мире обостренных ощущений они были натурально просветлены.

Хорошо бы голой покататься по норковому меху, подумала Джоди. И сама себе нахмурилась. Но только не с Томми. По крайней мере — пока.

Она поймала себя на том, что внимательно осматривает толпы, выискивая темный ореол, который выдал бы умирающую… добычу, — но осеклась, и ее передернуло. Посмотрела поверх их голов, как ездок в лифте, что старается не смотреть в глаза, — и ее привлекла черная вспышка.

То было платье для коктейлей, минималистично выставленное на манекене изможденной Венеры Милосской в колпаке Санты. МЧП — Маленькое Черное Платье, эквивалент ядерного оружия в мире моды; публичное исподнее, эффективное не потому, что оно есть, а потому, что его может не быть. Чтобы носить МЧП, нужны тело и ноги. У Джоди они имелись. А кроме того, должна быть уверенность — но вот ее-то Джоди в себе никогда не могла собрать. Она оглядела свои джинсы и толстовку, затем посмотрела на платье, затем — на свои кроссовки. И протолкалась через толпу к платью.

Сзади к ней поступила округлая и со вкусом одетая продавщица.

— Вам помочь?

Взгляд Джоди не отрывался от платья, будто оно было звездой Вифлеемской, а ее саму до одури накачали миррой и ладаном.

— Мне нужно посмотреть это платье на троечку.

— Очень хорошо, — ответила женщина. — Пятерочку и семерочку я тоже прихвачу.

Джоди обратила внимание на продавщицу — женщина воззрилась на ее толстовку так, точно из нее сейчас полезут щупальца и удушат ее на месте.

— Троечка будет в самый раз, — сказала Джоди.

— Троечка может оказаться туговата, — сказала продавщица.

— В том-то и смысл, — ответила Джоди. И любезно улыбнулась, воображая, как будет вырывать клочья ее со вкусом оттененной прически.

— Тогда давайте снимем с него номер, — сказала женщина, демонстративно держа ярлык так, чтобы Джоди рассмотрела цену. И украдкой глянула на реакцию.

— Он платит, — сказала Джоди, только чтобы досадить. — Это подарок.

— О, как мило. — Продавщица попыталась просиять, но ей, очевидно, стало противно. Джоди хорошо ее понимала. Полгода назад она сама бы ненавидела такую женщину, какой теперь притворялась. Продавщица сказала: — Будет чудесно для праздничных вечеринок.

— Вообще-то оно на похороны. — Джоди уже не помнила, когда ей было так весело в магазине.

— О, простите. — Женщина скроила виноватую мину и сочувственно прижала руки к сердцу.

— Да ничего. Я усопшую не очень хорошо знала.

— Понимаю, — сказала продавщица.

Джоди потупилась:

— Его супругу.

— Сейчас вынесу платье. — Продавщица отвернулась и поскорей улепетнула.

Томми был в «Безопасном способе» до закрытия всего один раз — когда устраивался на работу. Теперь магазин казался чересчур активным и одновременно чересчур спокойным без ревущих в динамиках «Роллинг Стоунз» или «Пёрл Джем». Такое ощущение, что на его, Томми, личную территорию вторглись чужие. Ему не нравились покупатели, портившие труды Животных тем, что снимали товар с полок.