У мотеля на Ван-Несс столпилось пять полицейских машин. Томми слез с автобуса через дорогу и подумал: «Это за мной. Приехали забирать за то, что я дал ложную пожарную тревогу». Затем сообразил: «Только Джоди знает, что я сюда приеду. Жалко, я бы много чего написал в тюрьме».

Он перешел через дорогу, и у стойки портье его встретила полицейская в форме.

— Место преступления, сэр. Проходите, если не проживаете.

— Проживаю. Нужно в душ, — ответил Томми. Он уже выучил этот урок: не болтать лишнего, — когда разговаривал у магазина с разгневанным пожарником. Тому не интересно было знать, отчего все так случилось, — он просто хотел быть уверен, что этого больше не повторится.

— Фамилия? — спросила полицейская.

— Ч. Томас Флад.

— Документы?

Томми протянул ей свои индианские права.

— Написано «Томас Флад-младший». Никакого Ч.

— Ч — псевдоним. Томас — писатель, — ответил Томми.

Полицейша поправила дубинку на боку.

— Вы препираетесь?

— Нет, я просто подумал, что вам хотелось поговорить в таком тоне. Что происходит? — Томми глянул через полицейское плечо на управляющего мотелем — высокого лысеющего мужика за сорок, который полотенцем стирал отпечатки пальцев с пуленепробиваемого окна с таким видом, точно в любой момент разрыдается.

— Вы были ночью в мотеле, мистер Флад?

— Нет, я только с работы. «Безопасный способ» в Марине. Я там бригадир ночных грузчиков.

— И проживаете, значит, в Городе? — вздела бровь полицейша.

— Я здесь всего несколько дней. По-прежнему ищу квартиру.

— Где вас можно найти, если следователям нужно будет с вами побеседовать?

— С полуночи до восьми в магазине. Только завтра у меня выходной. Наверное, тут буду. А что происходит?

Полицейша повернулась к управляющему:

— У вас зарегистрирован Ч. Томас Флад?

Тот кивнул и поднял ключ:

— Номер два-двенадцать.

Полицейша вернула Томми права:

— Смените, если собираетесь оставаться в Городе. Можете идти к себе в номер, только не заступайте за желтую ленту.

Она вышла из вестибюля. Томми повернулся к управляющему:

— Что же все-таки случилось?

Управляющий подманил Томми поближе к окну. Затем сам подался вперед и прошептал в разговорную дырку:

— Утром горничные нашли тело женщины в мусорном контейнере — соседка, не из мотеля.

— Убили? — тоже прошептал Томми.

— И ее, и пуделя. Ужасный удар по нашей репутации. Полиция опрашивает всех постояльцев при выписке. Стучали вашей подруге, но она не ответила. — Управляющий просунул в дырку ключ Томми и визитку. — Просят ее позвонить следователям по этому номеру, когда вернется. Передадите?

— Конечно, — ответил Томми. Взял ключ и еще постоял у окна, пытаясь придумать, чем бы утешить управляющего. — Э-э, жаль, что так с вашей мусоркой вышло.

Не удалось. Управляющий разрыдался.

— Бедненький песик, — всхлипывая, проговорил он.

На кровати лежала стопка официальных на вид бумаг, карта Сан-Франциско и толстый конверт с деньгами. К бумагам была пришпилена записка:

Ну и за каким чертом ей понадобилась вся эта таинственность? Томми открыл конверт и вытащил пачку стодолларовых купюр, пересчитал и сложил обратно в конверт. Четыре тысячи долларов. Он никогда раньше не видел столько денег в одном месте. Откуда у нее их столько? Заполняя страховые полисы, таких денег не заработаешь. Может, она торгует наркотиками. Контрабандистка. Может, растратчица. Может, все это ловушка. Может, он приедет ее машину забирать, а его сцапают. И какая дерзость — подписываться «люблю». Что будет в следующей — «Прости, что мотаешь за меня срок. Люблю, Джоди»? Но она же так написала: «Люблю». Что это значит? На самом деле или по привычке? Вероятно, она все письма свои так подписывает — «люблю».

«Дорогой застрахованный, нам жаль, но ваш полис не покрывает бариевую клизму, поскольку она ставилась с рекреационными целями. Люблю, Джоди. Отдел страхования…»

А может, и нет.

Может, она и впрямь его любит. И наверняка доверяет, вот четыре штуки же дала.

Томми сунул деньги в задний карман, взял документы и вышел из номера. Сбежал по лестнице на первый этаж — и споткнулся о большой черный пластиковый мешок, набитый мертвой женщиной. Помощник криминалиста поймал сто за локоток.

— Полегче давай, приятель, — сказал он. Здоровенный волосатый детина лет за тридцать.

— Простите.

— Нормально, пацан. Она запечатана, чтоб не протухла. Мой напарник пошел за каталкой.

Томми вперился в черный мешок. В жизни он видел всего одного мертвеца — своего деда. Ему не понравилось.

— Как это… В смысле, это убийство?

— Я ставлю на творческое самоубийство. Она свернула себе шею, слила из себя всю кровь, потом убила собаку и прыгнула в мусорку. Но вот судмедэксперт ставит на убийство. Сам выбирай.

Томми содрогнулся.

— У нее спустили кровь?

— Ты репортер, что ли?

— Не-а.

— Ну, где-то галлона ей не хватало, а видимых ран нет. Судмедэксперту пришлось аж из сердца кровь на анализ брать. Очень был недоволен. Ему нравится что попроще — трамваем там голову отрезало, массированная огнестрельная травма, сам понимаешь.

Томми передернуло.

— Я из Индианы. У нас там такого не бывает.

— У нас тут такого тоже не бывает.

Из-за угла с каталкой вывернул высокий худой мужик в синей робе криминалиста. На каталке лежал дохлый серый песик. Мужик приподнял его за поводок со стразами.

— И что мне вот с этим делать? — спросил он у крупного и волосатого. Песик медленно крутился на конце поводка, будто косматая елочная игрушка.

— В мешок и под бирку? — сказал Крупный Волосач.

— Собаку? Вот так новости.

— Мне насрать. Делай что хочешь.

— Ну, — перебил его Томми, — приятного вам дня, ребята. — И поскакал на автобусную остановку. Когда подъехал рейсовый, он оглянулся: криминалисты запихивали песика в мешок с женщиной.

Томми вылез у кофейни возле Чайна-тауна, в которой раньше замечал парней в беретах: они что-то корябали в блокнотах и курили французские сигареты. Если ищешь местечко, где можно какое-то время посидеть и потаращиться в бездну, всегда приглядывайся, где есть парни в беретах и с французскими сигаретами. Они как дорожные знаки: «Экзистенциальный кризис — следующий поворот направо». А от столкновения с телом в черном мешке Томми теперь впал в настроение, как раз пригодное для нескольких минут созерцания бессмысленности жизни перед тем, как пуститься на поиски квартиры. Для них та бедная женщина была просто куском мяса. А надо плакать, падать в обморок и драться за ее завещание. Должно быть, это какой-то защитный механизм — только городская публика способна так игнорировать страдание.

У стойки он заказал двойной мокко. Девушка с пурпурными волосами и тремя кольцами в носу взбивала молоко, а Томми ворошил пачку читаных газет на прилавке, вынимая разделы объявлений. Когда расплачивался, девушка перехватила его взгляд, устремленный на кольца, и улыбнулась.

— Смерть есть тьма, где мысли,[20] — произнесла она, отдавая ему мокко.

— Всего хорошего, — ответил Томми.

Он сел и принялся листать объявления. Читая котировки квартир на сдачу, он чувствовал, как деньги у него в кармане усыхают. Вот почему люди тут, похоже, так рассеянны. Всех заботит, где взять денег на квартиру.