Я упрямо помотал головой.

– Мне действительно надо делать ноги, дружище. Я сегодня вскочил среди ночи с таким чувством, что рехнусь, если немедленно не отправлюсь в путь.

– С причудами ты, как все демоны, – снисходительно сказал он.

– А хочешь – пошли со мной, – великодушно предложил я. – Сам же говорил, что многого не видел, вот и посмотришь. Опять же, со мной веселее, чем с твоими драгоценными дерьмоедами, разве нет?

– Так-то оно так, – растерянно протянул Мэсэн, – только как же я все брошу? У меня дом, хозяйство, полный сарай дерьмоедов на продажу… Что ж – пропадать всему? Да и зачем мне куда-то ехать? Дел у меня никаких там нет, а на баловство время тратить жалко.

– Как знаешь, – вздохнул я. – Мое дело – предложить.

Мне стало грустно и немного смешно – Мэсэн был чертовски похож на людей, среди которых прошла большая часть моей жизни: когда к ним в дверь стучится единственный и неповторимый шанс начать все сначала, тут же непременно выясняется, что у них «дом, хозяйство, полный сарай дерьмоедов на продажу», и совершенно нет времени на всякое баловство.

Остаток пути мы молчали: все уже было сказано. Даже немного больше, чем все. Я не очень-то хотел оставаться в одиночестве, но твердо знал, что мне нужно уходить. Судя по всему, Мэсэн тоже не очень хотел оставаться в одиночестве, но твердо знал, что никуда со мной не пойдет. Все было решено, о чем еще говорить?

Наконец Мэсэн прикрикнул на своего «свинозайца», тот послушно остановился и тут же принялся пережевывать круглые ярко-красные листья ближайшего кустарника. Я спрыгнул на землю и вопросительно уставился на своего проводника.

– Да вот она, твоя Тропа, – неохотно сказал он, указывая на узкую тропинку, едва различимую среди высокой травы. – Не бойся, не обманываю. Если пойдешь налево, уже в полдень снова будешь пьянствовать в гостях у своего приятеля Таонкрахта… Да погоди ты, не горячись, я сам знаю, что он тебе даром не нужен. Ступай направо: сам не заметишь, как окажешься в Эльройн-Макте. А там, глядишь, и до Вурундшундба твоих ненаглядных рукой подать… Погоди-ка еще минутку!

Он долго рылся в куче хлама, который равномерно покрывал дно его телеги. Наконец извлек оттуда чудовищный самодельный нож. Я узнал его: это был наш военный трофей, извлеченный из-под лохмотьев раздавленной разбойницы. Мэсэн несколько секунд вертел его в руках, искренне любовался этой «драгоценностью», потом решительно протянул его мне.

– На, держи, Ронхул. Нельзя бродить по этим лесам совсем без оружия, будь ты хоть тысячу раз демон!

У него был такой торжественный вид, словно он вручал мне какой-нибудь заколдованный меч, или что там положено вручать великим героям в особо торжественных случаях.

Мне не очень хотелось становиться владельцем этого некрасивого громоздкого предмета, да еще и отнятого у покойницы. Но я не мог обидеть Мэсэна: этот прижимистый дядя только что совершил жест неописуемого великодушия. К тому же он был прав: бродить по этим лесам без оружия было бы совершенно непростительной глупостью. Поэтому я постарался изобразить на своем лице максимальную степень благоговения, на которую только способны мои послушные лицевые мускулы, и принял подарок.

– Спасибо, дружище, – я сам удивился собственной искренности. – Прощай, – добавил я после томительной паузы, которая явно собиралась затянуться надолго.

– Прощай, если не шутишь, – эхом откликнулся Мэсэн. И тут же почти злорадно спросил: – Как же ты выкрутишься в дороге без дерьмоеда?

– Ничего, – легкомысленно отмахнулся я, – обойдусь как-нибудь.

– В мешок, что ли, складывать будешь? – сочувственно спросил он.

– Еще чего! – возмутился я.

– Да ты что, Ронхул! – обалдел он. – А если Хинфа за тобой придет?

– Ему же хуже, – гордо ответствовал я.

Мэсэн укоризненно покачал головой, но так и не предложил мне взять с собой одного из многочисленных дерьмоедов, добытых, между прочим, нашими совместными усилиями. Очевидно, его хозяйственная жилка взяла верх: грех такое добро отдавать совершенно бесплатно первому попавшемуся демону. Впрочем, все к лучшему. Меньше всего на свете мне хотелось путешествовать в сопровождении болотного грэу.

Я спрятал разбойничий нож за пояс кожаных штанов, не удержался от ехидной ухмылки в собственный адрес – вот к чему иногда приводят детские мечты стать Робином Гудом! Накинул на плечи сложенное вчетверо одеяло, доставшееся мне от Урга, развернулся и пошел по Быстрой Тропе, в магическую силу которой до сих пор не очень-то верил.

Я быстро свыкся с обрушившимся на меня одиночеством. Оно оказалось скорее приятным, чем нет, как свежий ветер, которого поначалу опасаешься – вдруг продует! – а потом просто с удовольствием подставляешь ему разгоряченное лицо, больше не беспокоясь о последствиях.

Впрочем, свежий ветер тоже имелся в моем распоряжении. Сколько угодно свежего ветра, хоть ложками его жри. К счастью, мой рацион не ограничивался одним только ветром. Общение с Мэсэном пошло мне на пользу. Теперь я знал, как искать во мху мелкую умалу – круглые желто-оранжевые плоды, покрытые причудливыми черными пятнышками. Эти шедевры ботанической каллиграфии в сыром виде походили на холодную жареную картошку, а в запеченном были сладкими и сытными, как сырный пирог. Я был в курсе, что утолять жажду лучше всего кислым соком бледно-розовых плодов, в изобилии облепивших высокие раскидистые кусты с темной до черноты мелкой листвой, которые Мэсэн называл «ху-ху». Я уже мог безошибочно находить деревья, в дуплах которых хранился мед, – по тонкому сладкому цветочному аромату. Я даже знал, как вести себя, если хозяин меда, огромный чернохвостый зверь юпла поймает меня с поличным. Мэсэн утверждал, что надо вежливо извиниться, и тогда юпла уйдет восвояси, не причинив тебе никакого вреда. Я был почти уверен, что смогу поймать жирного питупа, если мне приспичит пожрать мяса.

Одним словом, я был совершенно уверен, что не пропаду в этом лесу, даже если так и не научусь лазать по деревьям, на верхушках которых таилась большая часть местных деликатесов. Эта уверенность настолько притупила мое чувство голода, что я воспользовался своими полезными знаниями, только когда разноцветные солнышки одно за другим поползли к горизонту, да и то скорее из чувства долга перед собственным организмом.

Когда пришла ночь, я с удовольствием обнаружил, что темнота меня совершенно не пугает, скорее наоборот. Я вдруг почувствовал себя настоящим ночным существом, одним из желтоглазых хищников, которые, по словам Мэсэна, иногда встречались в лесах Альгана, но никогда не нападали на людей, поскольку всемогущие Урги запретили им это, еще в те времена, когда жили на поверхности земли, а потом просто забыли отменить запрет.

Спать мне не хотелось, хотя я поднялся на ноги задолго до рассвета. Так что я шел, не останавливаясь и не давая себе труда удивиться, что темнота каким-то образом не мешает мне ориентироваться в пространстве. Я-то действительно почти ничего не видел, но мои ноги каким-то образом сами знали, как не свернуть с тропы, – чего же еще?

Когда небо над верхушками деревьев начало становиться светлее – робко и нерешительно, словно бы оно потеряло часы и не было уверено в том, что утро действительно наступило, – я внезапно понял, что зверски устал. Огляделся по сторонам в поисках подходящего укрытия. Ничего похожего на укрытие так и не обнаружил, поэтому просто сделал шаг в сторону от дороги: там рос густой кустарник, который показался мне вполне приемлемым местом для отдыха. Я на четвереньках заполз в самую гущу ароматного месива тонких ветвей и мелких алых листьев. С удовольствием убедился, что мое тело не причиняет особого вреда растениям, а они, в свою очередь, не собираются колоть меня в бок какими-нибудь острыми сучками, завернулся в одеяло Урга и тут же уснул, так быстро, словно мой сон был торопливым убийцей, а не тактичным, вкрадчивым, немного медлительным гостем, к ежедневным визитам которого я привык.