Клубок в большинстве своем надуманных вопросов, известный как проблема Свободы Боли, частично происходит именно из этого расширенного употребления значения слов «добровольное», «произвольное» и этих логически неправильных употреблений различных смыслов выражений «мог бы» и «мог бы удержаться».
Поэтому первоочередной задачей будет прояснение того, что подразумевается в обычном, неискаженном употреблении под «добровольным», «недобровольным», «ответственным», под «не мог бы сдержать» и «его проступок» в контекстах, где эти обороты речи используются при решении конкретных вопросов вины и невиновности.
Если мальчик завязал «бабий» узел вместо рифового узла, мы убеждаемся в том, что это был его промах, устанавливая, во-первых, что он знал, как завязывать рифовый узел, во-вторых, что его рука не находилась под воздействием внешнего принуждения и, в-третьих, что в процессе работы не было других факторов, помешавших его стремлению завязать узел правильно. Мы также устанавливаем то, что он может завязывать рифовые узлы, выяснив, что он обучался этому, имел соответствующую практику, обычно завязывал эти узлы правильно, что он способен выявлять и исправлять такие узлы, завязанные другими, или, обнаружив, что ему стыдно за свою ошибку, и он без посторонней помощи исправил ее. То, что он не действовал под давлением извне, или в панике, или, находясь в сильно возбужденном состоянии, или онемевшими пальцами, устанавливается тем же способом, которым мы обыкновенно узнаем, что не случилось ничего экстраординарного. Ибо такого рода происшествия были бы слишком яркими, чтобы пройти незамеченными, по крайней мере, для самого мальчика.
Первый вопрос, который мы должны были разрешить, не имеет никакого отношения к наличию или отсутствию в потоке сознания мальчика каких-либо тайных эпизодов. Этот вопрос состоял в тон, обладает ли он требуемой компетенецией, та есть знанием, как завязывать рифовые узлы или нет. Мы не исследуем на данном этапе, совершал ли или не совершал мальчик некую непубличную, приватную операцию, но лишь пытаемся установить, обладал ли он или нет определенной разумной способностью. Нам не понадобилось (недостижимого) знания истинности или ложности некого специфического высказывания, связывающего скрытую причину и явное следствие, нас удовлетворило (достижимое) знание истинности или ложности комплексного и отчасти общего гипотетического высказывания — короче говоря, нам не нужно знать, вязал ли он призрачные рифовые или «бабьи» узлы где-то «за кулисами», нас интересует, мог ли он завязать настоящий узел вот на этой веревке и мог ли он сделать это в данной ситуации, если бы уделил больше внимания тому, что делает. Его ошибка была его проступком потому, что, зная, как завязывать данный узел, он, тем не менее, завязал его неправильно.
Рассмотрим следующий пример, в отношении которого каждый согласится с тем, что в нем действующий не совершает проступка. Мальчик опоздал в школу, но при расспросах выяснилось, что он вышел из дома в обычное время, не отвлекался по пути к автобусной остановке, сел на тот автобус, на котором обычно добирался до школы. Но по дороге машина сломалась и встала на полпути. Мальчик бежал так быстро, как только мог, но все равно опоздал. Очевидно, что все поступки, совершенные мальчиком, были или аналогичны тем, что обыкновенно приводят его в школу вовремя, или были единственно доступными для него действиями, возмещающими последствия поломки автобуса. Поскольку ничего другого он не мог сделать, учитель, вполне справедливо, рекомендует ему и впредь поступать таким же образом. Его опоздание не было результатом неудачи в действиях, которые он был в состоянии совершить. Он был скован обстоятельствами, изменить которые было не в его силах. Здесь, опять-таки, учитель оценивает действие с учетом возможностей и способностей действующего; извинения мальчика принимаются, поскольку он не мог сделать ничего лучшего, чем то что он совершил. В целом вопрос о преднамеренности опоздания решается без обращения к заявлениям ученика, опирающимся на свидетельства сознания или интроспекции, о выполнении или невыполнении им каких-либо волевых актов.
Не возникает различий, если действия, в которых обвиняется совершивший их человек, являются или включают в себя операции безмолвного разговора с самим собой. Промах в вычислении в уме точно так же является ошибкой ученика, как и его просчет в вычислениях на бумаге; ошибка в сравнении оттенков цвета, представленных лишь мысленным взором, может заслужить такой же упрек в невнимательности, как и ошибка, совершенная при подборе цветов в магазине тканей. Отметим также, что если действующий мог сделать нечто лучше, чем он это сделал, то тогда он был бы способен удержаться от того, чтобы делать нечто так плохо, как он это сделал.
Помимо рассмотрения этих обычных значений слов «добровольно», «недобровольно», «ответственный», «мой проступок» и «мог бы» или «не мог удержаться», мы должны также обратить внимание на обычное употребление таких выражений, как «усилие воли», «сила воли» и «слабовольный». Человек описывается как ведущий себя решительно, с твердой волей в тех случаях, когда при выполнении трудных, продолжительных или неприятных задач он не выказывает склонности ослаблять свои усилия, не позволяет себе отвлекаться от дела, ворчать, много или часто думать об усталости или страхе. Он не увиливает и не бросает дела, за которые взялся. Слабовольный же человек — это тот, кто легко отвлекается или расхолаживается, кто готов убедить себя, что другое время будет более подходящим для выполнения задачи, что в конце концов причины, для принятия на себя этой задачи не были достаточно весомыми. Отметьте, что ни одна из составляющих этих определений твердости воли или слабоволия не предполагает, что эта некая твердость должна быть актуально сформирована. Волевой человек может упорно сопротивляться искушению отказаться от своей задачи или отложить ее, даже если он никогда не проходил через предварительный ритуальный процесс настройки своего сознания на ее выполнение. Но естественно, что такой человек будет также предрасположен к тому, чтобы исполнять любые обеты и клятвы, которые он дал другим или самому себе. Соответственно, слабовольный человек будет, вероятно, терпеть неудачу в выполнении своих часто многочисленных и похвальных решений, но эта его недостаточная целеустремленность также будет представлена в периодах безделья и в промахах, которые сопровождают его действии и которые не были предварены какими-либо приватными или публичными обязательствами действовать именно так.
Сила воли является предрасположенностью, проявление некоторой состоит в упорстве, с которым человек подходит к проблемам, не пугаясь их и не отвлекаясь от их решения. Если эта предрасположенность проявляется в минимальной степени, говорят о слабости воли. Действия, требующие напряжения воли, могут быть действиями почти что любого рода — интеллектуальными и физическими, воображаемыми и управленческими. Это не некая сингулярная, одномерная диспозиция или (по этой же и ряду других причин) предрасположенность к совершению тайных внутренних операций некого специфического рода.
Под «усилием воли» подразумевается особое проявление стойкости и целеустремленности, встречающееся тогда, когда мы сталкиваемся либо со слишком большими препятствиями, либо с сильными искушениями. Такого рода усилия могут, хотя и необязательно, сопровождаться особыми действиями, часто ритуального характера: собирания с силами или даже принесения присяги самому себе сделать то, что необходимо. Но в этих ритуалах проявляется не столько твердость воли, сколько боязнь оказаться слабовольным.
Прежде чем оставить понятие добровольности, нужно отметить еще два момента.
(1) Мы очень часто противопоставляем сделанное добровольно тому, что мы претерпеваем или испытываем принудительно. Например, некоторые солдаты являются добровольцами, другие — призывниками; некоторые яхтсмены выходят в море по своей воле, других может унести в открытое море ветром и течением. В этих ситуациях не возникает вопроса об обвинении или оправдании. Когда мы спрашиваем, доброволец ли этот солдат или он призван по набору, мы имеем в виду, поступил ли он на военную службу потому, что хотел этого, или же потому, что должен был сделать это. В последнем случае «должен был» подразумевает «не имеет значения то, чего он хотел». Спрашивая: «Вышел ли яхтсмен в море по собственной воле или же был унесен ветром?» — мы интересуемся, отплыл ли он намеренно или же он продолжает удаляться от берега, даже если у него нет намерения делать это. Остановили бы его плохие известия из дому или предупреждение береговой охраны?
